по правде говоря, это немного успокаивает, действуя примерно так, как чётки, даёт возможность отойти от великого множества повседневных, обыденных забот и хлопот, которые бывают поперёк тебя стоят). Вот такая жизнь.
Завидую Юре: ему нравится всё – работа, личный состав и т. д. и т. д.
Счастливый…ну, вот, такая доля. Пиши (те) мне.
Целую тебя (и девочек в щёчки).
САША.
28.03.79 г.
Ваши телефоны я вспомнил!
Если буду в ваших краях, позвоню.
Элли! Как дела с аппаратурой? Напиши мне.
САША.
ЗДРАВСТВУЙ, МАЛЕНЬКАЯ, СЛАВНАЯ ЭЛЛИ!
Я вижу. Ты большая любительница маленьких сюрпризов. Большое, огромное тебе спасибо за письмо, скорее за пакет, который я получил вчера. Не знаю, прямо, как тебя благодарить за то, что делаешь для меня. Правда, меня это письмо скорее разочаровало и повергло в уныние, нежели обрадовало. Трудно описать то чувство, которое я испытывал, когда я взглянул на него. Я страшно расстроился, и мне было очень больно и обидно, что нашелся какой-то «дятел» (другого слова я не нахожу), который нагло разорвал его и почти всё оттуда повытаскивал. Я понимаю, что ты хотела сделать как лучше, а получилось совсем наоборот. Не нужно было наклеивать фотографии на пакет, они-то по-моему и сыграли со мной злую шутку (именно со мной, т. к. я всё это очень болезненно переживаю уже второй день). Разорванный пакет пришёл, стянутый шпагатом, и на нём было написано: – "В Брест поступило в разорванном виде".
В общем, мне трудно описать тебе моё состояние и то, что со мной творилось тогда. Но как бы там ни было, огромное тебе спасибо за то, что ты так внимательна ко мне. Кое-что, конечно, дошло (всё – таки совесть у того негодяя утрачена не до конца, видимо). В восторге от плакатика АЛЬФА – РОЛЛО! Но я чувствую, что это – то немногое, что осталось…
Ну, ладно. Ничего не поделаешь. В будущем будем умнее. Правда, на своих ошибках учатся – дураки… Может, это и грубо слишком, но такова правда. Ладно ещё, если бы бандероль была заказная, с описью, а так как на ней написано – "простая бандероль" – ничего никому не докажешь, и пожаловаться тоже некому. Поначалу я хотел написать злобное заявление в Министерство связи, а теперь уже окончательно смирился с мыслью, что всё это потеряно уже, увы, безвозвратно…
Сейчас пребываю в ужасно дурацком настроении. Но не только поэтому. А вообще… Всё здесь противно, все эти морды надоели, ни на кого смотреть уже не могу. Жду, не дождусь, когда уже отпуск, и я укачу отсюда подальше, куда глаза глядят, только бы – не видеть всего того, с чем я сталкиваюсь каждый божий день. Мучительно долго тянется время. Я считал дни, которые остались до майских праздников, рассчитывая приехать в Москву. Но, видимо, ничего из этого не получится, т. к. сейчас половина командного состава ушла в отпуск, а солдаты на праздниках только и глядят, как бы это попить водки, да норовят в самоволку куда сбегать. Так что, праздники придётся провести в казарме – но это уже не в первый раз, и я где-то к этому был готов, так как на Ноябрьские и Новый год было тоже самое – ночи проводили в казарме. Ругаю сейчас эту проклятую систему на чём свет стоит. Всё здесь стало ненавистным. Планы все ломаются, да их лучше и не строить никогда: за тебя всё спланируют.
Так что, на один день в Москву не имеет смысла ехать… Домой тоже отсюда выбраться никак не могу. Остаются эти, уже ставшие ненавистными – Пружаны. Правда, я там бываю редко, в основном сижу здесь, в своём логове. Занятие какое-нибудь себе найти – в принципе не очень трудно. По вечерам – хоккей, или поляков смотрим, или книжку какую-нибудь мусолишь.
На днях был в кабаке, в Пружанах, как раз в воскресенье, на Пасху. Всё одно и тоже: меню, люди, которые уже примелькались, музыка и т. д. и т. п. Удовольствие – минимальное, если я его и получил. Сандр, правда, в конце номер отколол: подрался, (вернее, его избили) какие-то люди, не то из райкома, не то из райотдела милиции. Отвели его оттуда (из кабака) в комендатуру, пока там разбирались, он оттуда сбежал с Парфёновым, а этих гражданских забрали потом в милицию. И после всего этого остался какой-то неприятный осадок.
Хотел увидеть Серёжу Демчинкова, но Сандр сказал, что он уехал домой. Счастливый…
В общем, не знаю – куда себя девать. Друзья пишут письма из Минска – там так здорово! Читаю и завидую. Люди куда-то ходят, что-то новое каждый день видят, узнают, чем-то интересуются, чему-то радуются, спорят о чём-то. А здесь как в болоте: всё одно и то же.
Вот написал бы тебе письмо и отправил бы его через полгода, и всё было бы по старому, без перемен, всё одно и то же.
Боже! Когда этому уже конец?! Правда, последние две недели поездил по командировкам. Это немного интереснее, чем на одном месте. Правда, ездил с солдатами. За ними глаз, да глаз нужен, но было и свободное время, и везде всё поражает своим однообразием, и люди везде какие-то все одинаковые, и дома в городах, и всё остальное прочее, ну, как в Слободке. (Может, я уже потихоньку с ума начинаю сходить?)
…Каждый раз с нетерпением жду выходных, когда можно будет на целый день одеть джинсы или костюм, чистую рубашку, и почувствовать себя нормальным человеком, а не идиотом в цвета хаки х/б наряде. Как ни стараюсь, до сих пор никак не могу к нему привыкнуть. Но видит Бог, и не привыкать мне к нему!
Сейчас ночь. Сижу, пишу тебе, слушаю музыку всякую, думаю: как по разному живут люди! Кто-то приходит с работы к своему уютному семейному очагу, одевает домашние туфли, устраивается поудобнее в кресле у телевизора; кто-то вместе с весёлой, шумной компанией веселится в дискотеке или баре, лениво потягивая ароматный коктейль, и со скучающим видом наблюдая за тем, как лениво работает бармен; кто-то теряет голову от ласки любимого человека; кто-то прикасается к самым сокровенным тайнам истории, перелистывая страницы древних манускриптов, или входит в светлый мир Ван-Гога, Вивальди; наконец, валяется пьяный, где-нибудь на 16-ом этаже какой-нибудь общаги…
А здесь придёшь, поставишь в угол свои сапожищи, и глазеешь
