— Вам, наверное, Виктор Степанович, хочется поскорее вернуться домой, а расследование происшедшего… инцидента, — он паузой как бы подчеркнул это слово, — займет много времени. Так не лучше ли будет закрыть это дело?
Старлей поднял глаза и в упор посмотрел на Сальникова.
— И нам будет меньше мороки, и вам не придется здесь задерживаться.
Столь откровенное пренебрежение своим долгом повергло Виктора в шок, но ему стало ясно: если откажется, то застрянет здесь всерьез и надолго — ловить преступников явно не собирались. И, немного подумав, хмуро спросил:
— Если я правильно понимаю, вы предлагаете мне забрать назад свое заявление. И тогда я смогу отправляться на все четыре стороны?
— Не совсем так, — с хитрой ухмылкой уточнил Василюк. — Но, если вы захотите забрать свое заявление, мы закроем дело — и вы свободны!
Сальников взглянул на него с такой ненавистью, что тщедушный старлей съежился. Сальников махнул рукой:
— Ладно, считайте, что заявления уже нет.
Глава 5
Казаков действует
Несмотря на периодические размолвки, происходившие у Петра с отцом, их совместные тренировки в спортзале агентства Михаила оба считали святым делом, и проводили их, как говорится, «в любую погоду». Вот и сейчас, во время азартной схватки на татами они ни о чем не думали, кроме борьбы. Годы сказывались, и Петр уже много раз брал верх над отцом. Но в этот день ему никак не удавалось, и, когда наконец сели отдохнуть, он недоуменно посетовал:
— Не понимаю, что со мной происходит. Сил невпроворот и в технике тебе, вроде, не уступаю, а ты меня побеждаешь. Я же намного моложе!
Михаил вытер влажные волосы махровым полотенцем и серьезно ответил:
— Дело ведь не только в возрасте, силе и технике, сын. Успех и в борьбе на добрую половину зависит от морального состояния. А оно у тебя в последнее время не на высоте.
— Сейчас опять начнешь меня воспитывать, папа? — вскипел Петр. — Неужто я не доказал, что могу жить своим умом? Ну что вы все меня поучаете? А потом еще говорите о моральном состоянии. Как же ему не быть плохим?
— А почему ты так болезненно реагируешь на это? И мы с мамой, и все родные, желаем тебе только добра! — укоризненно посмотрел на него отец. — Ну кто еще скажет тебе правду, чтобы избежал ошибок? Мы что же — должны молча наблюдать, как ты их совершаешь?
— Ну чего вы так меня опекаете? — с досадой возразил Петр. — Ничего страшного, если в чем-то и ошибусь! Каждый может ошибиться. А вы разве не делали ошибок?
Лицо Михаила омрачилось, и он с горечью сказал:
— Ошибки были, и очень серьезные. Одна из них нас с мамой даже разлучила. Вот и хотим уберечь тебя. Ведь знаешь поговорку: лучше учиться на чужих ошибках!
Петр угрюмо умолк, а отец мягким тоном продолжал:
— Ну сам подумай: разве мы можем спокойно наблюдать за твоим разладом с Дашенькой? Ведь мы любим ее, не говоря уже о Юрочке — продолжателе нашего рода. Если разрушишь семью — допустишь роковую ошибку!
Петр молчал, опустив голову, и Михаил решил, что надо сказать о Дмитрии.
— Или вот ты хочешь вызвать в Москву и взять к себе сына Оксаны Голенко, с которым дружил в детстве. Казалось бы, что такого? Но это будет ошибкой, чреватой для тебя большими неприятностями.
— А как ты об этом узнал? — вскинул на него глаза сын.
— Дядя Витя был в Одессе, где живет этот беспутный парень, и узнал о нем много нехорошего, — ответил Михаил, не говоря всей правды, чтобы не подвести Казакова.
Однако Петр сразу обо всем догадался.
— Ну, а какое дело его туда привело, и зачем он вынюхивал все о Митяе? — вспыхнув, пристально посмотрел он в глаза отцу. — Не ты ли послал туда дядю Витю? Я тебя об этом не просил!
Михаил никогда не обманывал сына. Не смог солгать и на этот раз.
— Ошибаешься, я его не посылал. Дядя Витя навел справки по просьбе тезки — твоего помощника. Казаков — верный друг и беспокоится о твоем благополучии и успехе вашего дела.
Разгневанный Петр даже вскочил с места:
— Я так и подумал. Ну он у меня получит! Какое право вы имеете действовать за моей спиной, ничего не сказав и не посоветовавшись?
Но Михаил был не из тех, кто отступает.
— Сядь и успокойся! Ты что о себе возомнил? — строго осадил он сына. — Мы еще не в твоем подчинении! И к Казакову тоже несправедлив — он ведь хочет во время тебя предостеречь, а для этого нужны факты. Вот почему я разрешил дяде Вите выполнить его просьбу. Между прочим, он там из-за этого пострадал.
Все еще в гневе Петр раздраженно махнул рукой.
— Ничего слышать не хочу! Не лезьте в мои дела! — однако до него дошло сказанное, он сел и, после паузы, спросил: — А что там случилось с дядей Витей?
— Он попал в больницу. На него напали бандиты, как-то связанные с твоим бывшим другом, — коротко ответил Михаил. — Ты ведь знаешь, что он арестован, и ему грозит тюрьма?
— Да все я знаю, — буркнул Петр, и чтобы закончить этот тяжелый разговор, предложил: — Давай лучше продолжим схватку! Хочу взять реванш.
— Нет, хватит на сегодня! И настроение уже не то, и у тебя все равно это не выйдет, — пошутил отец, чтобы смягчить свой отказ.
Он тоже поднялся и, прихватив полотенце, проследовал в душ.
* * *
На следующий день, приехав в офис, Петр сразу вызвал к себе Казакова. Обычно звонил сам, а тут его распоряжение передала секретарша, и Виктор, предчувствуя выволочку, приуныл. «Ну конечно же Сальников рассказал все отцу Пети, а тот, несмотря на мою просьбу, не стал от него это скрывать, — удрученно думал он, идя к шефу. — Глупо было на это рассчитывать».
— Никак не ожидал от тебя такого, Витя! — вместо приветствия, гневно бросил Петр, когда он вошел в кабинет и, не предложив сесть, потребовал отчета: — Как я должен это понимать? Считаешь себя умнее? Почему действуешь за моей спиной? По какому праву? Я для тебя уже не начальник?
Казаков стоял перед ним, опустив голову как провинившийся ученик. Но все же, собравшись с духом, постарался оправдаться:
— Брось, Петя! Ты сам в это не веришь — ведь знаешь, как я к тебе отношусь. Все распоряжения выполняю беспрекословно! Но ты еще не принял решения, и я стараюсь собрать факты, чтобы оно было правильным.
Он снял и протер свои сильные очки — всегда это делал, когда волновался, чтобы успокоиться.
— Я действительно обратился к Сальникову без твоего согласия. Поступай как сочтешь нужным, но с учетом всех фактов, — заключил он. — Так будет вернее!
В его словах было столько искренности, что Петр смягчился и, вздохнув, предложил: