— Капеллан, — Кассиил положил тело Асмоделя на землю и опустился на колени перед Зофалом.
Зофал стоял над мертвыми Расчленителями, чернота его доспехов исчезла под запекшейся кровью. Трупы были сложены так, словно обращались молитвой к небесам: они лежали на спинах, с вытянутыми вдоль туловищ руками и повернутыми вверх ладонями. Это была древняя ваальская традиция, но, учитывая варварскую природу планеты, она казалась странно уместной.
— Простите, капеллан…
Зофал оторвался от молитвы и повернулся к Кассиилу.
— Прощение требуется тем, кто не оправдал ожиданий. Ты не оправдал ожиданий, скаут?
Кассиил почувствовал, как под взглядом Зофала у него пересохло в горле.
— Я… — попытался заговорить он, мысль о неудаче отняла последние крохи остававшихся в нем сил. Он посмотрел в ничего не выражающие глаза капеллана и не увидел в них ни утешения, ни осуждения. — Брат-сержант Асмодель поддался Гневу, — продолжил Кассиил, заставив себя говорить чуть громче. — Если бы не Хамиед, — он указал на другого скаута, — я бы убил его.
Зофал не сводил взгляда с Кассиила.
— Но не убил.
Касиил промолчал и нахмурился, прокручивая в памяти события прошедших дней.
— Даже под страхом смерти многие не могут найти в себе силы забыть о своих желаниях и сделать то, что должно. Поэтому я спрошу опять. Ты не оправдал ожиданий Императора и ордена? Позволил ли ты слабости руководить своими действиями?
— Нет, капеллан. Он не позволил, — произнес Хамиед, его голос превратился в сжатый рык.
— Значит, тебе не требуется мое прощение, — Зофал жестом приказал Кассиилу подняться и поручил паре сервов взять тело сержанта. — Ты почтил память Асмоделя, вернув его мне.
Сервы потащили Асмоделя к торчащему в земле обломку крыла, их аугментированные конечности взвыли под тяжестью сержанта.
— Ты — сын Сангвиния, дитя, порожденное гневом, — сказал Зофал, когда сервы приковали Асмоделя к крылу. Капеллан склонился над сержантом, взял его за подбородок и зарычал.
Асмодель, закричав, очнулся, мучительный стон перерос в хриплый рев. Цепь зазвенела, когда его тело напряглось и забилось в судорогах.
Зофал отступил назад и стянул обрывок ткани, под которым оказался богато украшенный ручной огнемет. Сержант зарычал, едва капеллан активировал воспламенитель.
— Дарин Асмодель, я облачаю тебя в черное, ибо после смерти нет света, а только прощение.
Зофал нажал спусковой крючок, и струя пламени лизнула панцирь Асмоделя.
Сержант рычал, подвывая, словно зверь, пока огонь опалял доспехи и зачернял их поверхность.
— У мертвых нет крови, поэтому мы даруем ее тебе, — Зофал закончил ритуал Ираната. — Отплати же за нее кровью врага.
Сняв перчатку, он провел ножом по ладони, а затем кровью нанес крест на наплечник Асмоделя.
— Готово, — Зофал повернулся к Кассиилу. — Иди же. Скорби об утрате сержанта.
Кассиил хотел что-то сказать, но не нашел слов. Вместо этого он бросил последний взгляд на воина, который некогда звался Асмоделем. Скаут ушел, моля Императора о том, чтобы быть облаченным в багряную броню Расчленителя, когда за ним придет смерть.
— Контакт, к северу от нас, — в ухе Амита раздался хриплый голос Баракиила.
— Что еще?
— Идентификационные отметки… брат-сержант Манакель, но…
Амит зарычал, когда поврежденный комм-канал зашипел, утопив слова Баракиила в статике.
— Друал, Тилонас, за мной.
Вместе с двумя ветеранами Амит миновал северные укрепления и присоединился к Баракиилу. Капитан ничего не сказал подошедшему магистру, он неотрывно всматривался в огневой мешок, который Биеил и его воины создали в лесу. Амит проследил за его взглядом — расчищенный участок земли больше не был пустым.
— Во имя Трона… — застыл на месте Тилонас.
— Не думаю, что нам хватит боеприпасов, — заметил Друал, рефлекторно изготовившись к стрельбе.
Амит безмолвно рассматривал тысячи дикарей в рваных звериных мехах и дубленых шкурах, которые плотными рядами стояли за сержантом Манакелем. Большинство воинов были вооружены копьями с кремневыми наконечниками и грубо вытесанными мечами. Похоже, защита их не волновала. Остальные высоко держали знамена: флаги из шкур, натянутые на каркасах из кости и дерева и украшенные символом ордена Расчленителей.
Друал зарычал, принюхиваясь.
— Это не растительная краска, — сказал он, указав на кресты, нанесенные на грудь каждого воина.
Жестами приказав дикарями не сходить с места, Манакель приблизился к магистру ордена.
— Я разрешил идти только тем, кто готов пролить кровь за орден, — сказал Манакель, преклонив колени перед Амитом. Армия варваров за ним последовала его примеру. — Рад видеть вас снова, магистр ордена.
Амит не сводил взгляда с орды.
— И я тебя, брат, — он указал Манакелю подняться. — А теперь объяснись.
Манакель протянул Амиту талисман-аквилу, которую дал ему дикарь.
— Когда-то эта планета принадлежала Императору.
— Ты не можешь судить только по одной безделушке, будто здесь побывал Император, — отрезал Баракиил.
— Вы правы, брат-капитан, — Манакель говорил медленно, его гнев из-за оскорбления сдерживался уважением к капитану. Воин повернулся к варварам. — Тамир, атта, — крикнул он, подняв кулак.
— Ты говоришь на их языке? — спросил Амит.
— Немного. Его корни сходны с диалектом древней Терры, хотя, похоже, главное значение здесь играют жесты.
Из рядов коленопреклоненной орды поднялся воин и подошел к Расчленителям. Его левый глаз опух, он шел как человек, бредущий по зыбучим пескам. Крепкие мышцы вздулись под толстыми лианами, обмотанными вокруг плеч и тела, когда он протянул Расчленителям исполинских размеров меч.
— Его зовут Тамир. Он самый сильный их воин, — Манакель ответил на вопрос прежде, чем он был задан.
— Выглядит не очень, — ухмыльнулся Тилонас, окинув взглядом уставшего Тамира, когда воин преклонил перед ним колени, тяжело и прерывисто дыша.
Манакель зарычал.
— Он нес этот меч целый день, и не побоялся моего гнева. Можешь ли ты сказать то же самое, брат?
Тилонас рассмеялся.
— Твоего гнева? Я скорее ребенка испугаюсь.
— Довольно, — отрезал Амит и наклонился, чтобы изучить оружие. Ретинальный дисплей ожил, наложив на глаз информационную сетку. Эмаль, дентин, цемент. Заточенный до невероятной остроты клинок изготовили из громадного резца. В длину он превышал его рост, и был крупнее всего, с чем ему приходилось сражаться. Магистр стиснул рукоять, цельный кусок кости, обмотанный чешуйчатой кожей, поблекшей и растрескавшейся от времени. Даже в терминаторских доспехах его пальцы едва сомкнулись. Сервоприводы гневно взвыли, когда он взял оружие двумя руками. Заворчав от усилия, Амит умело взмахнул клинком горизонтальным и диагональным ударами. Несмотря на размеры и вес, оружие было идеально сбалансированным.
— Где он его нашел?
Манакель махнул Тамиру.
Воин заворчал и принялся водить веткой по грязи, набрасывая грубые очертания.
— Рактор, — произнес он, указав на тело одного из чудовищ, атаковавших лагерь. — Рактор, — повторил он.
Амит кивнул, чтобы дикарь продолжал.
Тамир достал из заспинных ножен длинный кинжал. Он был меньшего размера, но почти неотличимый от клинка в руках Амита, его костяная рукоять была обмотана звериной шкурой, лезвие изготовлено из цельного резца. Он протянул клинок к трупу монстра, а затем ткнул в один из его зубов. Смысл жеста Тамира был понятен — его клинок сделали из зуба зверя вроде того, что убили Амит и Григори.
Лицо Амита окаменело, едва он понял, что последует далее.
Тамир вывел на земле еще одну фигуру, очертания зверя, вдвое превосходившего предыдущего.
— Ракторикс, — Тамир указал на громадный меч в руках Амита. — Ракторикс, — повторил он.
Решительность горячила кровь, пока Амит стоял в окружении командиров. Она походила на наркотик, пламенную эйфорию, которой магистр не испытывал со времен основания ордена, прежде чем Проклятье проредило ряды его воинов и забвение не стало единственным уделом.
— Братья, на планете водится огромный зверь. Он крупнее даже богов-машин Марса, — Амит прервался, поочередно оглядев собравшихся Расчленителей: Зофала, Баракиила, Менаделя, Биеила и Манакеля. — Мы должны убить его.
— Зачем? — спросил Зофал.
— Мы окровавлены, но не сломлены, — Амит обвел рукой лагерь, говоря об ордене в целом, а не о собравшихся воинах. — Если мы сможем укротить эту землю, одолеть зверя, тогда мы сможем покорить все что угодно, — голос Амита упал до хриплого шепота. — Даже Жажду.
