— Глупости. Еще сотен блюд мы не пробовали, — заявил профессор Мандалай. — Даже тысяч. Ну, вспомнить хотя бы, сколько тысяч видов жуков мы пока обходили вниманием.
— Ой, Мэнди, — вздохнула Вирджиния Бут. — Отведав одного жука, считай, что знаешь вкус всех. А мы перепробовали сотни видов. И только навозники хоть чем-то порадовали.
— Нет, — возразил Джеки Ньюхаус. — Там все дело в навозных катышках. Сами жуки были совершенно невыдающиеся. И все же я с тобой согласен. Мы покорили вершины гастрономии и промерили бездны дегустации. Мы стали космонавтами, исследователями вселенных наслаждения и миров вкуса, которые другим и не снились.
— Так, так, так, — сказал Огастес ДваПера Маккой. — Вот уже более полутора веков раз в месяц происходит заседание клуба — так было при моем отце, моем деде и моем прадеде. Но теперь, боюсь, мы вынуждены прервать традицию, ибо не осталось ничего, что мы или наши предшественники не употребили бы в пищу.
— Жаль, что меня тут не было в двадцатые, — посетовала Вирджиния Бут, — когда в меню разрешили включить человечину.
— Только после электрического стула, — напомнил Зебедия Т. Кроукоростл. — Продукт уже был наполовину зажарен, сплошь обуглился и хрустел. После этого среди нас не осталось любителей «длинной свиньи»[3] — был один, обладавший природной склонностью, но он все равно не задержался надолго.
— Ой, Корости, зачем делать вид, будто ты сам при этом присутствовал? — зевнула Вирджиния Бут. — Ты еще не настолько стар, любому же ясно. Тебе не дашь больше шестидесяти, даже учитывая неспокойное время и жизнь на улице.
— Да, времечко выдалось еще то, — согласился Зебедия Т. Кроукоростл. — Впрочем, не обольщайся. Так или иначе, осталась куча всего, что мы еще не ели.
— Назови хоть что-нибудь, — сказал Мандалай, нацелив острие карандаша на блокнот.
— Ну, есть такая жартаунская жар-птица, — сказал Зебедия Т. Кроукоростл и обнажил в ухмылке свои кривые, но острые зубы.
— Никогда о такой не слышал, — заметил Джеки Ньюхаус. — Ты ее выдумал.
— А я вот слышал, — сказал профессор Мандалай. — Правда, в другом контексте. Кроме того, она мифическая.
— Единороги тоже мифические, — напомнила Вирджиния Бут, — но, боже, запеченный бок единорога в тартаре был весьма недурен. Слегка отдавал кониной и немного козлятиной, но каперсы и сырые перепелиные яйца сильно поправили дело.
— В старых записях Эпикурейского клуба вроде упоминалась жар-птица, — сказал Огастес ДваПера Маккой. — Но что конкретно, я уже не помню.
— А там не говорилось, какой у нее вкус? — спросила Вирджиния.
— Кажется, нет, — нахмурился Огастес. — Надо будет покопаться в анналах.
— Не надо, — сказал Зебедия Т. Кроукоростл. — Это было в обгоревших томах. Все равно ничего не разберешь.
Огастес ДваПера Маккой почесал голову. У него действительно имелись два пера, воткнутых в узел тронутых сединой волос на затылке — некогда перья были золотыми, но теперь походили на пучки желтого мочала. Перья достались ему еще в детстве.
— Жуки, — встрепенулся профессор Мандалай. — Я как-то посчитал, что если человек — я, к примеру, — будет пробовать по шесть видов насекомых ежедневно, то на исследование всех известных науке жуков уйдет двадцать лет. А за эти двадцать лет новых видов наоткрывают еще на пять лет дегустации. Эти пять лет добавят еще два с половиной года занятости, и так далее, и так далее. Парадокс неисчерпаемости. Я назвал его «Жуком Мандалая». Правда, необходимо, чтобы человеку нравилось есть жуков, — прибавил он. — Иначе процесс будет очень неприятным.
— Не вижу ничего страшного в том, чтобы есть жуков, если это правильные жуки, — ответил Зебедия Т. Кроукоростл. — Я вот в последнее время запал на огневок. Видимо, есть в них какие-то витамины, которых мне не хватает.
— К жукам скорее относятся светляки, нежели огневки, — заметил Мандалай, — но и тех и других при всем желании не отнесешь к съедобным.
— Они, может быть, и не слишком съедобны, — возразил Кроукоростл, — зато хороши как закуска, которая готовит тебя к настоящей еде. Пожарю-ка себе огневок с гаванским перчиком… мням.
Вирджиния Бут была исключительно практичной женщиной.
— Допустим, мы захотим попробовать эту жартаунскую жар-птицу. Где она водится?
Зебедия Т. Кроукоростл поскреб недельную щетину, оккупировавшую его подбородок (длиннее она не становилась: у недельной щетины нет такого обыкновения).
— Я бы, например, — сказал он, — в июльский полдень направился в Жартаун, нашел бы уютное местечко — скажем, кофейню Мустафы Строхайма — и ждал бы жар-птицу. Затем поймал бы ее традиционным способом и традиционным же способом приготовил.
— А как ее ловят по традиции? — спросил Джеки Ньюхаус.
— Так же, как твой знаменитый предок ловил перепелов и глухарей, — ответил Кроукоростл.
— В мемуарах Казановы вообще не говорится о ловле перепелов, — сказал Джеки Ньюхаус.
— Твой предок был занятым человеком, — объяснил Кроукоростл. — Не мог же он записывать все подряд. Но перепелов Казанова браконьерил неплохо.
— Кукурузные зерна и сушеная черника, пропитанная виски, — сказал Огастес ДваПера Маккой. — Мой папаша всегда делал так.
— И Казанова тоже, — кивнул Кроукоростл. — Только мешал ячмень с изюмом, вымоченным в коньяке. Он сам меня научил.
Джеки Ньюхаус пропустил мимо ушей это заявление. Почти все заявления Зебедии Т. Кроукоростла запросто пропускались мимо ушей. Впрочем, Джеки Ньюхаус все же спросил:
— А где кофейня Мустафы Строхайма в Жартауне?
— Там же, где и всегда: третья улочка от старого рынка в квартале Жартаун, не доходя до старой сточной канавы, которая некогда была арыком, но если выйдешь к ковровой лавке Одноглазого Хайяма, значит, ты пропустил нужный поворот, — начал Кроукоростл. — Судя по вашему недовольству, вы ожидали не столь подробного и конкретного описания. Я понял. Кофейня — в Жартауне, Жартаун — в Каире, Каир — в Египте и был там всегда. Ну, или почти всегда.
— А кто оплатит поездку в Египет? — спросил Огастес ДваПера Маккой. — И кто туда поедет? Хотя стоп, я уже знаю ответ, и он мне очень не нравится.
— Ты и оплатишь, Огастес, а поедем мы все, — все же озвучил малоприятный ответ Зебедия Т. Кроукоростл. — Вычти из наших членских взносов. Я же захвачу кухонную утварь и фартук.
Огастес знал, что Кроукоростл не платил членские взносы с незапамятных времен, но Эпикурейский клуб покрывал недостачу: Кроукоростл состоял в клубе еще во времена Огастесова отца. Огастес лишь спросил:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
