Он произнес это так уверенно, что я почти поверил ему.
— Редферн придерживается иного мнения, — подчеркнул я.
Бретт вытащил сигару, обрезал кончик, закурил и обдал меня клубами ароматного дыма.
— Плевал я на мнение Редферна. Уж меня-то начальнику полиции не провести. Мне нужен кинжал, и я получу его. Поэтому я здесь.
Я обратился в слух.
— Какой еще кинжал, мистер Бретт? — спросил я.
— Послушайте, мистер Джексон, не прикидывайтесь дурачком. Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Вы похитили кинжал Челлини из моего сейфа, и вы вернете его мне. Мы с вами сумеем договориться без помощи полиции.
Мурашки пробежали по моей спине, меня охватило возбуждение. Я знал — сейчас осторожность важнее всего. Я могу получить входной билет в газовую камеру или кучу денег. Все зависит от моего поведения.
— Почему вы не хотите иметь дело с полицией? — настороженно спросил я.
— Потому что она не в силах мне помочь. Я справлюсь сам. Мне нет дела до погибших охранников. Меня интересует только кинжал, и я получу его назад. Не сомневайтесь! Есть предложение: принесите мне кинжал сегодня до десяти вечера, и двадцать пять тысяч долларов — ваши. В противном случае вас ждут неприятности.
— Какие именно, мистер Бретт? — спросил я.
— Я расколю О’Ридина, — бесстрастно сообщил он. — Это вопрос времени и денег. А тогда посмотрим, чего будет стоить ваше алиби в суде. Я отправлю вас в газовую камеру, даже если для этого мне придется купить судью и присяжных.
Он подался вперед и постучал пальцем по залитому чернилами столу.
— Со мной не стоит ссориться, Джексон. У меня мощные связи. Не губите себя.
— О каком кинжале вы толкуете? — елейным голосом спросил я.
Он бросил на меня изучающий взгляд. Я решил, что сейчас Бретт придет в ярость, но он сдержал себя.
— Кинжал Челлини, — произнес он голосом, которым можно было колоть орехи. — Если вам неизвестна его история, выслушайте ее сейчас. Кардинал Якобаччи заказал Челлини пару золотых кинжалов. Один из них обрел пристанище в Уффици, другой исчез. Его считали украденным. Несколько месяцев назад он был найден, и я приобрел его. Это исключительно ценная коллекционная вещь; на всякий случай я известил власти о том, что она куплена мною, и опубликовал подробное описание кинжала. Продать его теперь без моего ведома невозможно. С тем успехом вы можете попытаться сбыть «Мону Лизу». Вам поручил похитить его какой-то нечистый на руку коллекционер. Я догадываюсь, кто он, но промолчу. Доказательств у меня нет, но я уверен, что не ошибаюсь; только бесчестный человек способен на такой шаг.
Коллекционеры — удивительный народ, Джексон. Они приобретают редкую вещь, зная, что ее придется держать под замком. В одном я уверен: вы похитили кинжал по заданию какого-то коллекционера. Вы украли его, потому что оказались на мели. Вчера утром вы были возле моего дома, и теперь на вашем банковском счете впервые за последние месяцы появилась некоторая сумма. Поэтому я понял, что кинжал похитили вы.
— Откуда вы знаете о моих вкладах? — вкрадчиво спросил я.
Бретт снисходительно улыбнулся.
— Банк принадлежит мне, Джексон; я проверил состояние вашего счета.
— Наверно, мне следует сменить банк.
Он встал.
— Я сделал вам предложение. Никаких вопросов, никаких осложнений, двадцать пять тысяч долларов за кинжал. Меня не интересует, как вы достанете его. Если к десяти часам вечера вы не придете ко мне, берегитесь. Вы поймете, что играли с динамитом.
— Допустим, я найду кинжал, принесу его вам и попаду в лапы Редферна; что послужит гарантией моей безопасности?
— Мое слово, — коротко бросил он.
Мы посмотрели друг на друга.
— О’кей, — сказал я, пожав плечами. — Раз других гарантий вы дать не можете, мне придется рискнуть.
Он вытащил бумажник, достал из него визитную карточку.
— Вот мой телефон. Достанете кинжал — позвоните. Я прикажу охране впустить вас.
Я спрятал карточку в нагрудный карман.
— Может, приду, — сказал я. — Ничего не обещаю.
— В любом случае мы еще встретимся, — угрожающе заявил он и направился к двери.
— А что еще было похищено из сейфа, мистер Бретт? — спросил я как бы невзначай.
Я не спускал с него глаз. Если Горман, Паркер и Веда говорили правду, он мог сейчас подпрыгнуть, побледнеть, рухнуть на пол без чувств. Ничего этого не случилось. Он обернулся и спросил недоумевающе:
— О чем вы говорите?
Я не собирался упоминать пудреницу — вдруг Горман ввел меня в заблуждение.
— В сейфе не было других ценностей, кроме кинжала, мистер Бретт?
На лице у него появилось растерянное выражение. Это не было притворством. Бретт действительно удивился.
— Вы шутите?
Теперь уже я пришел в недоумение.
— Наверно, — сказал я. — Не обращайте внимания. Я плохо спал сегодня.
Он жестко посмотрел на меня и ушел. Когда его шаги донеслись с лестницы, я вытащил бутылку виски, плеснул в стакан граммов сто и залпом осушил его. Под окном визжали дети, дерущиеся на пустыре. Внизу зажужжал стартер машины, и она с ревом помчалась по улице. Мышка вылезла из норки и насмешливо уставилась на меня. Девушка с плаката продолжала улыбаться. Ситуация забавляла ее.
— Веселые дела, ничего не скажешь, — произнес я, обращаясь к ней. — Ты-то можешь улыбаться. Не тебе расхлебывать эту кашу.
Я задрал ноги на стол и принялся рассуждать. Значит, кинжал действительно существует, а о пудренице Бретт и понятия не имеет.
— Как это тебе нравится? — произнес я, глядя на девушку. — Вот что получается, когда хочешь всех перехитрить. А виноват в этом только сам Джексон, недоделанный детектив, Шерлок Второй, безмозглый болван. Я вернулся в исходную точку; возможно, толстяк говорил правду. Похоже, эта загадочная крошка и правда разгуливает во сне; похитив кинжал, она оставила вместо него пудреницу. Не для того ли толстяк хотел получить пудреницу, чтобы отвести подозрение от Веды? Может, мне стоит начать все сначала. Или обменять мою тупую башку на бутылку виски, если удастся. В чем я сомневаюсь.
Я зажег сигарету и перевел взгляд с мисс Глубокий Вырез на телефон. Я чувствовал, что Бретт и правда устроит мне красивую жизнь, если я не принесу ему кинжал к десяти часам вечера. Если он расколет О’Ридина, я окажусь в незавидном положении. Я допускал, что Бретт, такой большой и сильный, запросто расколет улыбчивого полицейского. Я придвинул телефон к себе, покрутя диск и стал ждать.
Вскоре я услышал голос, напомнивший мне звук, который издает консервная банка, когда она кувыркается вниз по лестнице.
— Студия.
— Позовите Эла Райена.
Через некоторое время Эл сердито произнес:
— Кто это?
— Флойд Джексон, — ответил я. — Как дела, Эл?
— Плохо, — уверенно отозвался Эл. — Не беспокой меня пока. Позвони на следующей неделе. Я буду тогда в отпуске.
— Мне нужна информация, Эл, — твердо сказал я.
— Я занят. Сделай одолжение, прыгни под поезд. Никто не огорчится.
— Очень остроумно. Как твоя жена поживает, Эл?
— Какое тебе дело до моей жены? — с опаской спросил Эл.
— А как поживает та рыжая малютка с ямочками на коленях, которую я видел возле тебя на скачках?
В трубке воцарилось долгое скорбное молчание.
— Это шантаж, Джексон. Не боишься угодить на скамью подсудимых?
— Мне нужна информация, — ласково повторил я.
— С этого бы и начинал. Ты ведь знаешь, я всегда готов помочь хорошему человеку. Что тебя интересует?
Мы с мисс Глубокий Вырез обменялись улыбками.
— Что ты знаешь о толстом торговце женским телом, который называет себя Корнелиусом Горманом?
— Не слишком много. Его офис находится в Уилтшир-Билдинг, что на Уилтширском бульваре. Занимается этим бизнесом лет пять-шесть, удачливый агент, на него работает группа девчонок, он преуспевает. В прошлом году имел неприятности по милости общества «Матери — за чистоту нравов»; два месяца назад едва не угодил в тюрьму за нарушение закона Манна, но люди его профессии нередко попадают в подобные переделки.
Я нахмурился. Я не узнал практически ничего нового.
— У него есть другие источники доходов, Эл?
— Мне о них неизвестно. Думаю, что нет. Девицы приносят ему солидные барыши. Но ручаться не могу.
— Ты когда-нибудь слышал о Веде Ракс?
— Конечно, — с воодушевлением произнес Эл. — Она работает у Гормана. Я видел ее выступление. Это незабываемое зрелище.
Он снова выдал информацию, которой я уже располагал.
— Ты случайно не знаешь, нет ли у Гормана какого-нибудь приятеля, который коллекционирует старье? — с надеждой в голосе спросил я.
— Старух, что ли? — недоумевающе произнес Эл.
— Да нет, кретин. Антиквариат — картины, драгоценности.
— Откуда мне знать? Он водит дружбу с Домиником Бойдом, который владеет приличным состоянием и громадным собственным домом в Беверли-Хилз. Может, он и коллекционирует антиквариат.
