грустные и весёлые, полезные и вредные, да и просто никакие. Вспоминали — и прощались с ними, без обид и без неблагодарности. И если с первым получалось не у всех и не всегда, то за всё хорошее я благодарил этот год абсолютно искренне. Ну, а первые пять минут нового — строили планы на новый. Или уточняли. Или просто мечтали — как говорит дед, «кто на что учился».
Глава 7
Щёлкнула стрелка часов, и мы за пару секунд вернулись к своим обычным ролям. Настя вскочила с кресла, превратившись вновь в служанку. А мы приступили к обмену подарками. По традиции — от младшего к старшему, причём тут речь шла только о возрасте, не о положении в семье или Империи. Мой мобилет вызвал синхронный вздох удивления. Я быстро показал бабушке, как им пользоваться, где записаны контакты — мои, Пробеляковых, Надежды Петровны. На всякий случай показал, как добавлять новые, хотя, казалось бы, откуда? Ну, и послушал особенно неискренние и неубедительные сейчас обвинения в расточительности. Вот если бы узнала, откуда мобилеты у управляющих, хе-хе.
Пока я обучал бабушку пользованию подарком, Настя сменила «старые» приборы на заранее подготовленные «новые» — тоже традиция. И новые закуски, точнее — такие же, но во вновь заполненных посудинах.
Я получил ножны к своему мечу из кожи какой-то изнаночной твари и с родовым гербом около устья. Быстро сбегал за клинком, примерил — идеально.
«Ага, главное, чтобы титулованные балбесы не стали цепляться, что они у тебя слишком шикарные для не титулованного».
«В академии — я с мечом хожу редко, вне — никто меня не знает».
«Дело твоё, и морда — тоже».
Мы традиционно (опять же!) стоя выпили, приветствуя Новый год, одну рюмку выплеснув в окно. Ни одна капля назад не прилетела, что считалось хорошим знаком. Конечно, при выборе окна учитывалось направление ветра, но мало ли…
Потом вышли на улицу, на ежегодное, но ещё не традиционное, развлечение: два наших соседа с даром Огня соревновались, запуская в небо огненные искры и всполохи. Каждый старался выделиться или формой всполоха, или цветом, или и тем и другим сразу. Уровни у конкурсантов были примерно равные, возраст и опыт — тоже, так что минут через пятнадцать они согласились на «боевую ничью» и пошли пить «мировую» — на сей раз в порядке очерёдности к брандмейстеру. Так, пока трезвые — надо перехватить, договориться о просушке игрушек.
Получилось даже лучше. Со словами:
— Дети — это святое! Они свернули в наш двор и приступили к работе. Нет, опыт — это вещь! Какие крохи силы они тратят на каждый предмет, это же чудо просто! Я спохватился и, оставив бабушку «за старшую» метнулся в дом, вынес две бутылки «Голубичной», по одной каждого вида. И, когда просушка краски закончилась, вручил им:
— Ни в коем случае не как оплата, вон, видите — «не для продажи». А как продолжение соревнования!
— Кто первым выпьет, что ли?
— Нет, какой рецепт больше понравится наибольшему числу людей. Мы никак не можем выбрать, какой вариант пускать в производство в следующем году. Совет нужен!
— Ну, это мы всегда пожалуйста!
Прошло уже больше сорока минут Нового года, я сижу, тихо мурлычу под нос очередную дичь, навеянную какими-то отголосками дедова мира:
Быть может, она за трамваем бежит,
Сожрав по дороге такси?
Люси! Ауууу-у-у, Люси!
Ау-уууууу, Люси! Люси!
Может, ничего страшного и не случится, и я просто зря себя накручиваю? И тут прибыли первые гости.
Отдалённо знакомое семейство с другого конца Смолевичей. Не сразу даже вспомнил их фамилию — Буяковы[1], имён даже и не знал, пока бабушка нас не представила. Зачем и почему приехали именно они и именно к нам? Загадка, не правда ли? А вот, кажется, и отгадка, которая меня совсем не радует и пробуждает недавние переживания. Отгадка называется «дочка на выданье». Папа, мама и дочка — таким вот составом. Пока сидели за столом, угощаясь «с дороги», всё было ещё более-менее в рамках, давая иллюзию обычного. Но вот потом… Дочка активно, хоть и без особого огонька, строила глазки и пыталась заигрывать. Неприязни ко мне в ней не было, но и искреннего интереса именно ко мне — лишь чуть. Мамаша окидывала окружающее хозяйским глазом, а папаша вообще выкинул коленце. Дав понять, что ему нужно посетить уборную (переглянувшись перед этим с женой) просто встал и пошёл к дверям. Я быстро оставил его дочку «поскучать» и направился к нему:
— Позвольте, я провожу вас.
— Да ладно, что уж там, я сам как-нибудь.
Не понял⁈ Что значит «сам»⁈ Ты первый раз в этом доме, ау! Или собираешься под предлогом поиска уборной как следует по этому самому дому полазить⁈ Судя по тому, как он отбивался от сопровождения, и как был разочарован, увидев меня в коридоре после выхода оттуда — весьма скорого выхода, должен заметить — так всё и планировалось. Ещё и с женой переглянулись на входе в зал, обменявшись эдакими красноречивыми минами. Ну, знаете ли!!!
Я максимально быстро, не переступая грань грубости, но явно демонстрируя отсутствие расположения, не обращая внимания на недовольство бабушки. Выпроводив, успел только перекинутся с бабулей парой фраз:
— Кто эти люди и зачем они в нашем доме?
— Зина очень хорошая девочка, и…
— Кто. Эти Люди? Все вместе, зачем они здесь, вместе с их хамством и девочкой, и какого они тут пытаются вести себя как хозяева⁈
Не успели мы углубиться в детали, как подъехали вторые гости. Эти были из Курково — деревни, расположенной к северу от Смолевичей, если смотреть по дорогам — километрах в пяти с половиной. Тот же комплект — Папа, мама, дочка. Абсолютно те же разговоры, те же вопросы, будто им сценарий беседы один и тот же автор сочинял. Те же приёмы заигрывания у дочки — разве что интерес к музыкальной части моей жизни у неё был вполне искренним и даже почти горячим. Ну, и родители наглости не проявляли, отчего проводил их вполне нейтрально. Но вопросы к бабушке добавились и усилились. А уж после того, как с завидной синхронизацией, едва возок со вторыми гостями скрылся за углом, из-за другого вырулил возок с третьей троицей — да-да, вы угадали: папа, мама, дочка, ага…
Эти приехали из Подгрушья — деревни, которую когда-то построили графы Грушевские для своих слуг рода. Сейчас, правда, там давно уже
