— Прости, Барт, — бесцветным голосом проговорила капитан Гайде, щелкнув взводимым курком. — Ничего личного. Серьезно, мне самой совсем не приятно это делать, но ты просто слишком много знаешь… — девушка сжимала пистоль в вытянутой руке, держа на прицеле еще толком не пришедшего в себя пирата, но выстрелить не торопилась. Она уже давно не убивала людей…а уж тем более безоружных и беззащитных, не в честном бою, а со спины, как вор в подворотне…тем более одного из тех немногих, кого некогда, пусть и очень давно, могла назвать своим другом… Но раз уж общее благо того требовало, она преодолеет этот небольшой моральный дискомфорт. Интересно, а кого из теперешних своих друзей пиратка могла бы отправить на тот свет, если бы обстоятельства вынудили?..
— Ты что, Шейла, совсем уже обабилась со своими судовыми докторами? — с укором покачал головой Пратт, прерывая ее размышления. — Может, вы еще обниметесь и поплачете на прощанье? Не можешь довести дело до конца, так давай тогда я высажу ему мозги на стенку.
— Слышь, дядя, отвали со своими советами! Ты меня еще задницу подтирать научи… — прошипела рыжекудрая. — Я сама!
Она снова выпрямила дрогнувшую руку… Но ей помешала со скрипом распахнувшаяся ветхая дверь, которой понадобилось открыться именно здесь и именно в этот момент. А Ламберт даже почти успел обрадоваться, что вот и спасенье его пришло, и почти рванул в ту сторону, но вовремя заметил, что в переулок вышел человек в форме жандарма. Шивилла только и успела спрятать оружие и сложить руки за спиной, как нашкодившая школьница, и эта великолепная троица поспешила сделать самые нелепые и неубедительные на всем белом свете беззаботные лица.
— Силы небесные, — тихим шепотом посетовал Хельмут, — да что ж за место такое — тут и человека грохнуть спокойно не дадут…
Но блюститель порядка, кажется, интересовался вовсе не пиратами. За собой он вытащил на свет слабо сопротивляющуюся старушонку, одетую в цветастые лохмотья, которая, завидев свидетелей, громко и жалобно запричитала противным, как скрип ножа по стеклу, голоском:
— Ой, обижают бабушку!.. Из дому выгоняют! А бабушка ничего плохого не делает, только кружева плетет на продажу, пока глаза еще хоть что-то видят…
— Тоже мне, нашлась кружевница, — жандарм выругался и вроде как даже начал объяснять ситуацию случайным свидетелям происшествия. — Был донос, что эта старуха — гадалка и облапошивает честных людей, занимается своими колдунствами без лицензии.
— Ой, неправда, ложь и клевета! — заверещала бабка пуще прежнего. — Помогите-спасите, люди добрые! Безобидную бабушку в темницу ни за что, ни про что бросить хотят!..
На шум, как назло, с улицы притащилось сразу несколько любопытных зевак и начали шумно обсуждать, на чьей стороне правда. Под шумок и капитан Ламберт чуть не улизнул, но Пратт словно бы ласково приобнял его, по-дружески, а на деле заключил в такие тиски, что у блондина больше не было возможности куда-либо дернуться.
— Бедная я, несчастная! — старушенция, намертво вцепившаяся в свою дверь, перешла на уровень звука, хорошо воспринимаемый разве что дельфинами. — Загубили меня злые языки, очернили!..
— Кхм…извините… — даже сам жандарм уже смутился и, кажется, усомнился в собственной правоте, — но нам поступили сведенья о том, что в этом доме содержится ведьмина лавка.
— Неправда это, сынок, неправда.
— А кто-нибудь может подтвердить обратное?..
— Я могу, — неожиданно вызвалась Шивилла Гайде, потому что поняла, что с минуты на минуту обстановка становится только хуже, и нет предела совершенству, если речь идет о том, чтобы устроить для капитанши самый паршивый день. — Это ведь…моя бабушка. Я как раз пришла ее навестить. И ничем противозаконным она не занимается, — «как и все мы здесь», — только…кружева плетет.
— Это действительно ваша бабушка? — слегка удивился страж закона, переводя взгляд с рослой рыжеволосой красавицы на маленькую уродливую старушку.
— Так точно, командир. Родная и любимая, — девушка подошла к новообретенной «родственнице» и с натянутой улыбкой взяла ее за руку. Поняв, что пристальные взгляды, направленные на нее, ожидают чего-то большего, она вздохнула и, скрепя сердце, запечатлела любящий поцелуй на сморщенной и украшенной волосатой бородавкой щеке…
— Прошу прощения, сударыни, — жандарм приложил руку к полям своего головного убора. — Видать, и правда недоразумение случилось. Нужно будет адрес уточнить… И расставить, наконец, номера домов в этих трущобах…
Служивый отмаршировал своей дорогой, а охочая до зрелищ публика мигом испарилась, разочарованная тем, что так многообещающе назревавший скандал разрешился мирно и полюбовно. Народ рассредоточился в поисках новых развлечений: авось повезет хоть драку застать у какой-нибудь портовой таверны…
— Спасибо тебе, девица-красавица, — заговорила спасенная старуха.
— Оставьте свои благодарности при себе и убирайтесь поскорее обратно в свою конуру, — не настроенная на любезности Шейла отбросила от себя ее руку.
— Ох-ох-ох, дурное дело задумала, внучка! Не брала бы грех на душу… Дай хоть отблагодарю тебя за то, что не хотела, а все равно помогла. Зайди на два слова, что-то важное хочу тебе сказать.
— Давайте обойдемся без этих чертовых сантиментов, — девушка уже начала выходить из себя.
— Тебе когда-нибудь гадали на судьбу? Впервые вижу человека с такой странной долей и удачей, — гадалка снова ухватила ее за руку и принялась рассматривать линии на шивиллиной ладони с таким интересом, с каким натуралист исследует редкую бабочку в брачный сезон.
— Вот же старая прохиндейка, кружевница, мать ее в гробу… Хельмут, ничего без меня не делать!.. — только и успела вымолвить Гайде, прежде чем старуха чуть ли не насилу утащила ее в свой дом. — Давай только быстро мечи свои кости, «бабуля». А скажешь что-то, что мне не понравится, помни, что у меня при себе не одна пуля.
— Да ладно тебе запугивать старенькую бабушку… — старушка тоненько засмеялась. — Я и так уж одной ногой в могиле, мне не пули и ножи страшны, а часы и календарь. А ты добрая девочка, не пытайся показаться страшнее, чем ты есть на самом деле…
«Добрая девочка» уселась на низенький табурет возле накрытого ажурной скатертью стола, что-то ворча себе под нос и осматривая странную обстановку маленькой, полутемной комнатушки, за отсутствием окон освещенной парой ароматических свечей. И дернул же ее черт сюда влезть, а самое странное то, что уходить отсюда уже как-то не слишком хотелось…
— Перемешай колоду, голубушка, — прошамкала старуха беззубым ртом, протягивая девушке набор обычных на первый взгляд игральных карт и заискивающе поглядывая на нее из-под нависших на блеклые глаза седых прядей.
Без особого энтузиазма капитанша приняла колоду и поморщила нос, не скрывая своего полубрезгливого, полупренебрежительного отношения как ко всей этой затее в целом, так и к самой гадающей в частности. Но, тем не менее, в течение пары секунд перемешала карты уверенным, отточенным движением. Гадалка снова взяла колоду своими сморщенными руками и дальше принялась тасовать ее сама, нашептывая что-то себе под нос:
— Тридцать шесть картей четырех мастей, дайте погадать на моих гостей. В дальних ли краях скатерть-путь лежит, и в каких песках клад для них зарыт?..
Если бы какому-нибудь ученику художника поручили на экзамене изобразить на своем рисунке скепсис, он мог бы использовать мадам Гайде в качестве модели. Потому что сейчас девушка представляла собой само олицетворение этого чувства, как школьник, которого до сих пор пытаются удивить фокусом с извлечением монетки из-за уха, или астроном, которому утверждают, что солнце обращается вокруг земли. Но гадалку, кажется, такое отношение вовсе не задевало и не беспокоило, она была увлечена своим делом. Премерзким движением облизнув костлявые пальцы, она сняла первую карту, оказавшуюся поверх остальных, и жестом уличного фокусника продемонстрировала ее Шивилле, чтобы та хорошенько ее запомнила. То была червовая дама, и она легла ровно по центру стола. А следом за ней были по очереди извлечены еще три карты — червовый король, расположившийся выше дамы, а также семерка и девятка пик, окружившие его с боков.
— Вот мадам червей, всех она храбрей, и вокруг нее хоровод страстей, а король сердец — то ее отец, в прошлом был герой, но теперь — мертвец.
Эти слова поразили морячку, как гром среди ясного неба или могучий подзатыльник дядюшки Хельмута. Иронично-недовольная маска моментально спала с ее лица, и как рыжекудрая ни напрягалась, она больше не могла привести свою физиономию в надлежащий вид. Хотя девушка постаралась быстро возвратить себе самообладание и не поддаваться внушениям, ведь старая карга могла просто попасть пальцем в небо… Или даже каким-то образом узнать, кто такая капитан Гайде (ведь личность она достаточно известная — в определенных кругах), а потом выдавать свои знания за дар предвиденья. В общем, сплошное шарлатанство на каждом шагу.
