В какой-то миг туннель свернул вправо. Обогнув угол, Бен вдруг замер как вкопанный.
— Что слу… — начала я, но он оборвал меня на полуслове:
— Закрой глаза и прислушайся.
Удивительно: стоило так сделать, глаза сразу расслабились и я смогла сосредоточиться на звуках вместо слепой темноты, Сзади слышалось чье-то тихое шарканье.
Мы перешли на семенящий полубег. Я задыхалась, но шагу не сбавляла. Что-то взревело, завыло в глубине — точно чудовище, порожденное тьмой, учуяло нас и пустилось вдогонку. Потом в трубах загудело, замигал свет, и я поняла, что происходит. Кто-то добрался-таки до рубильника, и если мы не успеем подбежать к двери вовремя, замок включится и нас замурует внутри.
— Скорее! — крикнула я, но Бена, как оказалось, ненужно было понукать. Лампы снова мигнули, и я увидела конец туннеля — до него оставалось пятнадцать долгих футов.
— Стой! — рявкнул где-то сзади мегафон.
Бен разбежался и прыгнул, целя плечом в дверь. Та с грохотом распахнулась, и я выскочила наружу. Бен, поднявшись на ноги, нырнул за мной и толкнул дверь на место. Замок щелкнул. Проход закрылся.
Мы, задыхаясь от бега, огляделись. Бетонное хранилище «Ламонта», куда мы попали, немногим отличалось от склада, заставленного стеллажами. Свет ламп над головой слепил глаза. Единственная дверь, помимо той, что преграждала путь в туннель, открывалась на лестницу. Поднявшись на два пролета, мы очутились на полутемной площадке первого этажа. Справа от нас находилась ниша с копировальными аппаратами, слева — длинная стойка библиотекаря и стеклянная дверь, а за ней — небольшой козырек. «Пожарный выход, — значилось на табличке. — Охраняется сигнализацией». Впрочем, на лужайке за дверью уже завывали сирены.
— Думаешь, заметят? — прокричал Бен.
Я протиснулась вслед за ним на улицу. Мы оказались на крошечном бетонном крылечке, увитом плющом. В общую какофонию влился дребезг пожарной тревоги над головой, который едва ли кто-то мог различить, не подойдя вплотную к звонку. Мы свернули за угол и застыли на месте.
Впереди, на дорожке, собралась небольшая толпа. При нашем появлении, впрочем, никто не обернулся — во-первых, из-за дьявольского, режущего слух воя нас попросту не заметили, а во-вторых, все, разинув рты, смотрели в сторону «Уайденера». Из его внутреннего двора поднимался столб дыма, подсвеченный пламенем, коптя звезды на небе.
Я вдруг поняла, что находилось там, в самом сердце пожара: кабинет Гарри Уайденера.
— Книги! — вырвалось у меня.
Чудные, уникальные книги.
Так вот что порхало как снег мимо выбитых окон Роз: клочки книг бесценной коллекции «Уайденера». Вспыхивая и осыпаясь пеплом, они гибли, как целая гаснущая галактика.
— Уж лучше книги, чем люди, — мрачно заметил Бен.
Тут до меня дошло, что именно мы потеряли.
— Боже мой! — ахнула я. — Первое фолио! — Только вчера оно лежало передо мной — в ротонде рядом со злополучным кабинетом.
Точно так же, в столбе дыма и пламени, исчезло фолио «Глобуса». Так вот чего добивается гад-поджигатель: уничтожить все экземпляры! И ради этого он не остановится ни перед убийством, ни перед уничтожением целого здания. Должно быть, фолио (или какой-то конкретный его образец) и был тем самым magnum opus из завещания Роз. Ключом к ее тайне. А стало быть, убийца не просто хотел задержать нас — ее и меня — на пути к сокровищу, а уничтожить все ведущие к нему нити.
Я полезла в людскую гущу, но Бен оттащил меня назад.
— Поздно! — резко сказал он. — Его больше нет.
Он поволок меня вдоль «Ламонта» и вывел теми же воротами, какими я вошла сюда утром с Куинси-стрит. У меня в волосах застрял пепел, и теперь он, осыпаясь, скрипел на зубах. В носу свербило, дым ел глаза.
Ближе к Массачусетс-авеню стало казаться, что каждая встречная машина с сиреной мчит к библиотеке. Мы встали на обочине, глядя через улицу на мой отель.
— Так ты там остановилась? — прокричал Бен поверх шума.
Я кивнула и собралась было перейти дорогу, когда он удержал меня за руку.
— Под своим именем?
— Нет, под именем Моны Лизы, — съязвила я, облизнув пересохшие губы. — Сам-то как думаешь?
— Тебе нельзя возвращаться.
— Полиция не…
— Полиция — не худшая из наших проблем.
Я открыла рот для возражений — и запнулась. «Строптивая Кэт», — прошептал убийца мне на ухо. Он знал мое имя. Если ему понадобится узнать, где я остановилась, он первым делом пойдет в «Гарвард и Инн» — ближайшую к библиотекам гостиницу. Куда же мне в таком случае податься?
— Пересидишь у меня, — сказал Бен.
По большому счету выбора не оставалось. Итак, мы побежали по Массачусетс-авеню, свернули на Боу-стрит, которая вывела нас на Оберн-стрит, потом припустили по улице Кеннеди, приближаясь с тыла к Гарвард-сквер. Бен поселился у реки, в отеле «Чарльз» — самом роскошном в Кембридже, странным образом сочетавшем городское изящество с сельской основательностью. Здесь останавливались царственные особы и главы компаний, когда приезжали навестить детей или докторов. Жилье, о котором аспиранты могли только мечтать, сидя в тесных комнатенках Сомервилля. За все годы учебы я даже не видела эти комнаты изнутри.
У Бена была не просто комната — он снял целый номер. Мой взгляд пробежал по лиловым диванам, высоким черным стульям с жесткой спинкой-лесенкой, стоящим, как часовые, вокруг обеденного стола с ноутбуком на одном краю и кипой бумаг на другом. Череда окон открывала вид на городские роскошества: купола приречных особняков по-прежнему сияли в свете фонарей, хотя рассвет уже прорезал восточное небо серебряными штрихами. «Уайденера» не было видно — не иначе дома заслонили его от меня из сострадания.
Я стояла на пороге, стиснув книгу в руках.
— С чего мне тебе верить?
— Понимаю, как тут не усомниться? — согласился Бен. — Однако у меня была уйма возможностей тебя убить, и я этого не сделал. Повторюсь: Роз хотела тебя защитить, потому и наняла меня. Это моя работа, Кэт. Я владею охранным предприятием. Не заседаю, — объяснил он, чуть улыбнувшись, — а, что называется, стою на страже.
— Так все говорят.
Во время этой тирады пистолет таинственным образом исчез из виду. Бен быстро обошел меня и закрыл дверь. Я вдруг заметила, как он высок, а глаза у него зеленые, широко посаженные. Бен откашлялся и продекламировал:
В делах людей бывает миг прилива;Он мчит их к счастью, если не упущен,А иначе все плаванье их жизниПроходит среди мелей и невзгод.[14]
Должно быть, Роз и ему оставила письмо с указаниями. Это была ее любимая цитата из Шекспира, хотя она и стеснялась в том признаваться — ввиду того, что излюбленными цитатами, как правило, становятся самые душещипательные и банальные фразы. Однако этот отрывочек из «Юлия Цезаря» иллюстрировал «философию счастливого случая», которой она руководствовалась в жизни и которую пыталась привить мне. Когда же я в самом деле начала ей следовать — ухватилась за возможность поработать в театре, — Роз стала возмущаться, клеймя мой уход из науки изменой, трусостью, эгоизмом. В день разрыва я бросила эту цитату ей в лицо и только потом вспомнила, кому по пьесе она принадлежала: Бруту — сначала ученику, затем убийце.
Меня передернуло.
— Выходит, она знала? Знала, что рискует моей головой?
— Сядь и отдай мне книгу.
Я отступила назад.
— Да не нужна мне она, — втолковывал он. — Дай руку осмотреть.
Я опустила взгляд. Густой потек крови змеился через всю обложку каким-то иероглифом, пятная засевший в ней осколок. Я, не сходя с места, выронила книгу, следя за ее падением. Длинный порез на ладони кровоточил. Меня качнуло к столу, где я упала в стоящее рядом кресло.
— Спасибо, — сказал Бен, подбирая фолиант. Его он положил на стол, а рядом поставил красный чемоданчик-аптечку, извлеченный из саквояжа.
Потом Бен начал промывать мою рану салфетками, смоченными в антисептике. Я поморщилась. Он был очень осторожен, просто от жидкости сильно щипало.
— У тебя нет догадок по поводу нападавшего?
Я покачала головой:
— Нет. Кроме той, что Роз убил именно он. Представил ее тенью отца Гамлета.
Бен посмотрел вопросительно, и я рассказала ему об отметине на шее.
Поначалу он ничего не ответил — знай разглядывал порез как ни в чем не бывало. Никаких эмоций — ни удивления, ни недоверия. Ничего.
— Вот, — выговорил он спустя минуту, отпуская мою руку. — Так получше будет. Если хочешь, забинтую, но на воздухе заживет быстрее. А почему ты решила, что это был тот убийца?
— Он сам мне сказал, когда приставил нож к горлу: «Что в имени?» — В моем исполнении угрозы не получилось — только странное шипение. — «Роз свое поменяла — теперь она тень отца Гамлета. Может, мы и тебя переименуем».
