Всё остальное — это тревога за Кев, ненависть к Мелкому, страх перед собственным будущим. Я постаралась убрать ненужное на задворки памяти, и оставить только окно, только пейзаж, только водопад, растения, солнце и радугу.
— А теперь посмотрите-ка сюда.
— Уже всё? — недоверчиво спросила я.
— Разумеется. Это очень простой скан, поверхностный, вы не должны были почувствовать его. Смотрите, — передо мной развернулся голографический экран.
Санпор каким-то чудом перевёл считанную из моей памяти картинку в память своего терминала. И в воздухе развернулось второе окно, практически идентичное первому, только неподвижное, без эффекта присутствия.
— Ого, — только и сказала я. — Вот это у вас тут техника, однако!
— Стараемся, — улыбнулся Санпор. — Я знал, что у вас получится. Вы — человек, для людей свойственно образное мышление. Но вы превзошли все мои ожидания. У вас не просто склонность к телепатической паранорме, как у всех людей, у вас одарённость, я бы сказал. Вам даже не надо будет вживлять имплант, скорее всего.
— Что, я стану такой как вы?! — не поверила я.
— Почему нет? Натуральнорождённому добраться до первого телепатического ранга не просто, но у вас вполне может получиться, все данные для этого есть. Но об этом позже. Сейчас нам нужно вынуть из вашей памяти всё, что касается ваших приключений с преступниками. Основной принцип вы поняли. Начнём?
— Давайте, — кивнула я.
— Не бойтесь. Я буду задавать вопросы, вы будете вспоминать событие. Старайтесь вспомнить максимально точно. По возможности, снижая накал эмоций. Нас интересуют прежде всего факты, а не переживания. С переживаниями работать будем потом.
Я пропустила мимо внимания последнюю фразу, а зря, как вскоре выяснилось. Вся соль скрывалась именно в ней. Потому что как врач-психотерапевт Санпор оказался лучшим из всех, кого только можно было найти в окружающем пространстве. Я попала по полной программе. Впрочем, всё это было потом.
Легко ли за один вечер пережить все девяносто с лишним дней, что я прожила от начала грозы над моим домом в Ольгино до сегодняшнего дня на стационаре спасательной службы? Полное погружение. Как будто фильм в интернет-кинотеатре остановили, передвинули назад ползунок и запустили снова, останавливая и возвращая на заинтересовавший отрывок снова и снова.
Каково это, раз за разом переживать гибель Олега потому, что личность Амбала интересовала Санпора едва ли не сильнее, чем личность Чивртика. А я-то думала, этот бугай только в качестве физической силы присутствовал. Но нет, он был очень важен для следствия.
Каково это, раз за разом проживать собственную ненависть, когда я рвалась убить Мелкого? Никуда ничего не ушло. Когда я мысленно оказалась в той точке, я прожила всё заново снова так, как будто оно происходило прямо сейчас. Очень болезненный, очень неприятный опыт.
Когда пытка наконец-то закончилась, я не могла пошевелиться. Лежала раздавленной лягушкой и мечтала сдохнуть уже наконец. В голове всё перемешалось и спуталось, я уже не понимала, где я — в комнате-для-допросов (на самом деле, она называлась не так, но я забыла) или там, на Земле, или — на корабле у Кев, или — в ложементе навигатора, в учебной программе, в реальном бою, — всё крутилось в моей голове одновременно, и я падала в этот водоворот, сходила в нём с ума без всякой надежды на спасение.
В конце круговерти, в самом центре гигантского цветка, раскрывающегося лепестками болезненных воспоминаний я внезапно увидела свет. Как будто жерло хроноканала вновь раскрылось передо мной. И всё, что от меня требовалось, — лишь вогнать себя внутрь и довериться спасению.
Я сделала это.
Как, не спрашивайте. Сама не поняла.
Стены. Потолок. Живое окно напротив.
Всё?
Всё уже закончилось?
— Да, — ответили мне. — Всё закончилось…
Я попыталась сесть, Санпор помог. Подсунул мне под спину жёсткую подушку, подушек здесь было множество, на них можно было сидеть, лежать, стоять, класть хоть под голову, хоть на ноги… Я не помнила, видела ли эти подушки раньше, может, видела, может, нет, да какая к чёрту разница!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Голову разрывало адовой болью.
— Выпейте… полегчает.
В моих руках возник стакан с прозрачной жидкостью. Слабый больничный запах говорил о том, что в жидкость напихали лекарств, и как бы вообще не снотворное. Плевать, решила я, и выпила залпом, как водку, до дна.
— Сейчас вы уснёте, — подтвердил Санпор мои подозрения. — Когда проснётесь, будете уже почти в порядке. Тогда и поговорим.
Господи, о чём… Всё ведь уже из моей башки вынул.
— Не переживайте, — мягко сказали мне, — был бы собеседник хороший, а о чём поговорить, всегда найдётся.
— Что со мной будет дальше? — спросила я. — Вернёте меня обратно?
— Нет. Прости. Вот уж это — совершенно точно нет. Гонять корабль в прошлое, да еще в пространство условного противника, из-за одной-единственной девочки никто не будет. Кроме того, ты — де-факто гражданин нашего пространства, если так-то уж разобраться. Ты вступила в брак. Идентификатор личности на Маршав Сапураншраав уже готов. Хотя бы о гражданском статусе своём голова у тебя пусть не болит.
Мы уже на ты, удивилась я. И тут внезапно ударило сном: сработало выпитое лекарство.
* * *
Маршав Сапураншраав. С непривычки фамилию не выговорить, но я старалась. Взялась учить маресхов, на котором тут говорили практически все. Русский, говорите, сложный? Ага. Поучите инопланетный! Даже с галактическими супертехнологиями вроде обучающих мнемографов. Слова-то запоминаешь хорошо, а вот как ими пользоваться… и чтобы без дикого акцента…
Каждый день я ходила в медблок проведать Кев. Надоела врачам хуже тёртой с чесноком и хреном редьки. Я прямо чувствовала, как их кособочит при одном моём виде, но они держали себя в руках и вежливо объясняли мне, что улучшений, равно как и ухудшений, нет. Сохраняйте надежду…
Я бы ходила в тренажёрную, после марафона, который устраивала мне Кев каждый божий день на своём корабле, тело просило нагрузки. Но каждый раз думала, что встречу там других, и что я им скажу, а что они скажут мне… На стационаре всё пребывало в бесконечном движении: кто-то уходил в патрульные рейсы, кто-то из рейсов возвращался, кто-то восстанавливался после рейса, кто-то ожидал нового дежурства… Людей здесь не было вообще. Сплошь соплеменники Кев — маресао. Привыкнуть к их узким нечеловеским лицам, длинным косам, глазам без белков со зрачком ромбовидной звёздочкой пока не получалось. Тут лишь доктор Санпор, пожалуй, по внешности был близок к человеческим параметрам, если не считать клетчатой кожи. Но с Санпором общаться — то еще удовольствие…
Я понимаю, такая у него работа. Нашёл в моём лице отличный материал для научной монографии по психологии межрасового взаимодействия на тему Человек из прошлого среди маресао современности Вот только хочу ли я быть лабораторной крыской, спросить у меня забыл.
Меня никто не запирал и ни в чём не ограничивал, и однажды я набралась храбрости покинуть известный мне до мельчайших гвоздиков путь к медблоку. Терминал, что мне выдали, по функциям своим здорово напоминал смартфон. В нём была карта стационара, календарь, всякие местные новости, в которых я мало что смыслила, но про базовую планету, в пространстве которой стационар находился, информацию восприняла с удовольствием.
На планете тоже жили преимущественно маресао, планета была сухой и жаркой, пригодной для жизни лишь в высоких широтах. На одном полюсе плескался океан, а на втором находилось два материка, разделённые между собой узкой полосой пролива. Светская и культурная жизнь кипела прежде всего там. Сушу на экваторе занимали обширные пустыни с редкими оазисами. Экватор никого не интересовал, кроме, разве что, экзобиологов, изучавших обитателей оазисов, и инженеров, строивших в пустынях атомные станции, дающие планете энергию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
