Я глубоко вздохнул и взглянул ему в лицо — с презрением и со злобой.
— До чего же ты людей довел!
— Я довел?!
— Ну, не ты один, конечно, — я облизал пересохшие губы. — Этих людей ограбили, унизили, сделали батраками на собственной земле, украли у них веру в справедливость, надежду на лучшее будущее, толкнули в омут беспробудного пьянства. А теперь вот еще для полного счастья и за решетку отправят. За что? У нас миллионами воруют, и хоть бы хрен! А ты за поросенка мужикам судьбы коверкаешь!
Лицо директора из красного превратилось в бордовое. Он закипал гневом.
— Я их, что ли, на ферму воровать посылал? — его голос походил на шипение змеи.
— А разве был у них выбор? Ты единственный в селе работодатель, другого нет. Пользуясь этим, платишь людям копейки, бессовестно обираешь их! А надо же как-то жить, детей кормить. И выпить на что-то тоже нужно. Что здесь еще делать, если не пить? Водка — это все, что у сельского труженика осталось.
— Я бы платил больше, но и сам еле-еле концы с концами свожу, — он еще сдерживал ярость, наполнявшую его грудь, но уже кричал.
— Короче, не получается у тебя! — закричал и я. — Так какого дьявола ты взял на себя ответственность за этих людей? Не можешь нормально хозяйничать, не можешь им обеспечить достойную жизнь — вон к растакой-то матери! Уступи место тому, кто сможет!
Он вскочил, как ужаленный, и заметался по кабинету. Я тоже поднялся и, ругаясь, пошел к выходу.
— Скотина разжиревшая! На чужом горбу в рай, тварь, въехать вздумал!
Директор подскочил ко мне, сгреб за плечи и развернул к себе.
— Да я сейчас участкового! Да я милицию вызову! Тебя в один миг упрячут за оскорбление, за хулиганство! — огромный, тяжелый, он нависал надо мной, как скала.
Рывком сбросив его руку со своего плеча, я выплюнул ему в лицо:
— А ну, давай! Посмотрим, чем кончатся твои вызовы!
Директор подбежал к тумбочке. Схватил телефонную трубку и нервно затеребил диск.
— Сельсовет? Где Юрчишин? Пусть немедленно придет ко мне!
Потом, повернув ко мне потное лицо, злорадно прохрипел:
— Сейчас придет участковый. Ну, падла, ты у меня попляшешь!
Я улыбнулся. Мои губы, кажется, слегка дрожали.
— Ну и дурак же ты, Пал Палыч!
Я вернулся к столу, двумя пальцами, но крепко, взял ножницы — они торчали из пластмассового стаканчика для карандашей — и с размаху полоснул ими по ладони левой руки. Брызнула кровь, заливая бумаги на столе.
— Ну, вот, — спокойно изрек я. — Теперь скажу, что ты набросился на меня с ножницами.
Директор остолбенел. Стоял, широко разинув рот, и недоуменно смотрел.
— А… а… — попытался он что-то произнести.
Но я, не слушая, ледяным тоном продолжил:
— Как ты думаешь, Павлуша, районное начальство, узнав об этом инциденте, погладит тебя по головке? Ты только прикинь, как это звучит: к директору фирмы приехал журналист из областного центра, а тот, пьяный, возомнив себя удельным князьком, которому все позволено, набросился на него с ножницами. Вся пресса области поднимает жуткий вой. Думаю, на этот счет у тебя нет сомнений? В общем, дело пахнет керосином.
Глаза директора вылезали из орбит. На жирном лбу застыла сетка морщин — он соображал.
— Но… Ты тоже уже, наверное, причастился? — наконец выдавил директор, хватаясь за сердце.
— При чем здесь я? Я же не кидаюсь на людей с ножницами!
— Подожди! Послушай! — директор бросился к столу, начал суетливо сгребать окровавленные бумаги. Но кровь алела и на полу, и на приставном столике, и на оклеенной светлыми обоями стене — я ее нарочно туда смахнул.
— Я погорячился! Прости, ради Бога! — взгляд директора стал по-детски беспомощным. — Не нужно… Ну, понимаешь…
Я вздохнул и повернулся к нему боком, подставляя карман куртки:
— Помолчи! Достань лучше мои сигареты. Вот тут они. Сам не могу, лапсердак кровью испачкаю.
Директор, пыхтя, наклонился, извлек из моего кармана пачку «Монте Карло». Открыл и услужливо поднес.
— А что мы участковому скажем? — спросил я уже почти миролюбиво и, прикурив, смачно затянулся дымком. Моя злость проходила.
— Ну… Скажем, что пригласили его выпить с нами, — нашелся директор, с надеждой заглядывая мне в глаза. — А рану на руке я сейчас обработаю и перевяжу. У меня тут в столе аптечка…
Отправив Сергея Петровича в столовую агрофирмы обедать, куда директор перезвонил и распорядился на этот счет, мы начали собирать на стол. Диспетчер, она же секретарша, быстро смоталась в магазин и принесла все, что нужно.
Участковый, мужчина средних лет в тулупе и нечищеных сапогах, тоже пришел не с пустыми руками.
— Вот, у деда Степана Коляды конфисковал! — похвалился он и водрузил на стол бутылку. — Отменный самогон, скажу я вам, товарищи!
Часа через полтора директор уехал по делам в райцентр. А я, простившись на пороге офиса с изрядно закосевшим Юрчишиным, подошел к «Ладе». Сергей Петрович, покуривая, читал газету.
— Времени я потерял много, а информации для статьи почти нет, — сказал ему в открытое окно машины. — Ты тут покури, а я схожу на ферму, с бабами покалякаю.
— Так давай подвезу, — предложил Сергей.
Но мне хотелось прогуляться.
— Не нужно! — отмахнулся я. — Вон она, ферма, за речкой. Лед крепкий. Видишь, пацанята на коньках катаются?
— Ну, как хочешь! — Сергей Петрович поднял стекло и опять углубился в чтение газеты.
Свернув с улицы на тропинку, я не спеша побрел в сторону фермы. На замерзшей поверхности речки резвилась ватага ребятишек. Переступая с кочки на кочку по раскисшему берегу, я, наконец, ступил на лед. Сделал несколько шагов и остановился. Пряча от ветра огонь зажигалки, попытался прикурить сигарету. Не получалось.
Вдруг раздался отчаянный вопль. В тот же миг загалдели мальчишки, что-то выкрикивая. Я поднял голову — в полусотне метров от меня в воде барахтался ребенок. Инстинкт сработал молниеносно: я со всех ног бросился к попавшему в беду, бросив на ходу и зажигалку, и сигарету.
Когда к полынье оставалось не больше пяти шагов, лед сильно затрещал. Смахнув в сторону шапку, я упал на брюхо и пополз. Мальчик лет десяти в клетчатом пальтишке уже, видно, успел нахлебаться воды и не кричал, лишь протяжно постанывал. Своими покрасневшими ручонками он хватался за края разлома, но лед крошился. В широко выпученных глазах ребенка полыхал ужас. Я сделал резкий рывок вперед. Подо мной затрещало, лед прогнулся. Мальчик бросился ко мне, силясь протянуть руки как можно дальше, и… скрылся под водой. Медлить было нельзя. Я ринулся в ледяную пучину и успел ухватиться за воротник клетчатого пальто. В ту же секунду меня будто долбануло током, ноги и торс обожгла дикая боль. Не помню, как это получилось, но тело пацана оказалось зажатым между моей грудью и кромкой полыньи. Собрав силы, я вытолкнул его на лед. А сам с головой погрузился в воду. Выныривая, крепко ударился затылком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
