Сидящий за столом дьяк Василий Долматов в ожидании взирал на великого князя, держа в правой руке гусиное перо. Перед ним лежал длинный узкий лист толстой бумаги наполовину исписанный ровным красивым почерком, рядом стояла чернильница из мягкого камня оникса.
– Что ж, воевода, пришла пора собирать полки, – после краткого раздумья промолвил Иван Васильевич, подойдя к Даниле Холмскому и положив свою тяжелую ладонь тому на плечо. – Оповести об этом прочих воевод. Местом сбора войск будет Коломна. Верховное начальство тебе отдаю, Данила. Ступай, с Богом!
Воевода отвесил великому князю низкий поклон и тут же удалился.
– Может, не стоит доверять Даниле все московское воинство, княже, – опасливо проговорил Кука Проклович, едва затворилась дверь за ушедшим воеводой Холмским. – Его дочь, как-никак, замужем за Борисом Волоцким, который настроен к тебе особенно непримиримо.
– Это не твоего ума дело, боярин! – нахмурился Иван Васильевич. – Ступай-ка лучше и пришли ко мне челядинку с брусничным киселем, что-то в горле у меня пересохло.
Кука Проклович суетливо поклонился государю и попятился к дверям.
Продолжив диктовать послание к мятежным братьям, Иван Васильевич вновь уселся в кресло с подлокотниками. Он то поднимал глаза к потолку, то переводил взгляд на окно, щурясь от яркого солнечного света. Лето ныне выдалось жаркое.
Вступившая в светлицу молодая челядинка в длинном белом платье и черной косой, с серебряным кубком в руках, какое-то время стояла посреди комнаты, робко опустив очи. Поставить кубок на стол, заваленный бумагами, она не решилась, а больше его поставить было не на что.
Закончив диктовать писцу свой очередной словесный оборот, Иван Васильевич подозвал челядинку к себе и взял кубок с киселем из ее рук.
– Брусничный, надеюсь? – обронил он при этом, улыбнувшись красивой темноокой служанке. – А то ведь я иные-то кисели не пью.
– Брусничный, государь, – несмело ответила служанка, чуть покраснев от смущения.
Осушив кубок до половины, Иван Васильевич с довольным видом причмокнул губами и вновь заговорил со служанкой:
– А ты, никак, новенькая, а? Откуда ты, красавица?
– Я из села Богородского, – ответила челядинка, глядя в пол. – Третью седмицу во дворце тружусь, то в поварне, то в трапезных покоях…
– Зовут тебя как, милая? – Иван Васильевич разглядывал статную, хорошо сложенную челядинку с явным интересом.
– Матреной кличут, – сказала служанка, осмелившись взглянуть на государя.
Часть вторая
Глава первая
Борис Волоцкий
Мятежные государевы братья, с таким нетерпением ожидавшие письма от польско-литовского короля Казимира, получив его наконец, испытали сильнейшее разочарование.
– Условия, на каких Казимир готов оказать нам военную помощь, совершенно неприемлемые и оскорбительные, – возмутился Андрей Большой. – Король просто хочет вогнать нас в долговую кабалу! Еще он требует возвращения Новгороду прежних вольностей в случае нашей победы над великим князем.
– А какой у нас выбор, брат? – мрачно спросил Борис Волоцкий. – Своими силами нам со старшим братом не управиться.
– Нельзя доводить дело до кровопролития, брат, – сказал Андрей Большой. – Как только литовцы вторгнутся в русские пределы, идя к нам на подмогу, то от нас сразу же отвернется вся Русь. Нас проклянут и назовут изменниками.
– Что же тогда делать, брат? – насупился Борис Волоцкий. – Так и будем торчать в Великих Луках, как поганки на пеньке? Коль угроз наших великий князь не страшится и на уступки нам не идет, значит, пора за оружие браться!
– Остынь, Борис! – промолвил Андрей Большой. – У нас с тобой и трех тысяч всадников не наберется, а у великого князя в конных и пеших полках не меньше шестидесяти тысяч войска. Брат Иван раздавит нас, как клопов!
– Чего же тогда не давит до сих пор? – рассердился Борис Волоцкий. – Чего же он медлит? Иль полагает, что мы в Литву удерем?
– Матушка наша вступилась за нас и упросила брата Ивана не доводить дело до кровавой междоусобицы, – поколебавшись, признался брату Андрей Большой. – Матушка прислала мне грамоту, где прямо пишет об этом. Еще она умоляет нас проявить благоразумие и не требовать от великого князя слишком многого. Вот почему брат Иван пытается договориться с нами миром.
– Покажи-ка мне это письмо, брат, – потребовал Борис Волоцкий.
Андрей Большой достал из ларца небольшой бумажный свиток, перетянутый красным шнурком, и молча подал брату.
Читая письмо матери, Борис Волоцкий то хмурился, то криво усмехался. На его бледном узком лице появлялись и тут же исчезали оттенки досады и плохо скрываемого недовольства.
Возвращая свиток брату, Борис Волоцкий обидчиво заметил:
– Матушка больше о тебе печется, нежели обо мне. Впрочем, сие не удивительно, ты же всегда был ее любимчиком!
– Полно, брат, – сказал Андрей Большой, – матушку заботит не моя судьба, но раздор между нами и старшим братом. Любого из своих сыновей она станет горько оплакивать, коль дойдет у нас до вооруженной распри. Матушке понятно, что великому князю не составит большого труда одолеть нас, потому-то она и отправила письма нам и брату Ивану.
Княгиня Мария Ярославна, мать великого князя и его мятежных братьев, жила в Переяславле-Залесском, в тамошнем женском монастыре под именем инокини Марфы. Монашеский постриг Мария Ярославна свершила сразу после смерти своего супруга великого князя Василия Темного.
– Ты как знаешь, брат, – вспылил Борис Волоцкий, – а я пойду до конца! Надоело мне кланяться и выклянчивать милости у старшего брата! Брат Иван попирает все законы и уставы, загребает под себя всю власть и богатства, нас, удельных князей, ни во что не ставит! Доколе терпеть такое?!
После разговора с Андреем Большим Борис Волоцкий удалился в свои теремные покои, призвав к себе своих верных бояр и дворян. В кругу своих преданных людей Борис Волоцкий стал держать тайный совет. Ему уже было известно, что великий князь готов уступить Андрею Большому города Можайск и Рузу.
– На меня у брата Ивана, как видно, щедрости не хватило, – язвительно молвил своим приближенным Борис Волоцкий. – Мне великий князь бросает подачку в виде всего-то двух деревень близ Вереи. Мол, возьми и угомонись! И на большее не рассчитывай!
– Похоже, великий князь хочет вбить клин между Андреем Большим и тобой, княже, – заметил дворянин Ефим Ремез. – На него это похоже!
– Брат мой Андрей покуда не поддается на посулы великого князя, – продолжил Борис Волоцкий. – Однако недавно полученное им письмо от нашей матушки сильно ослабило его волю, подорвало решимость не уступать в споре старшему брату. Боюсь, раскиснет брат Андрей и пойдет на поклон к великому князю, тогда я один останусь. А один в поле не воин.
– Княже, твоя жена является дочерью воеводы Данилы Холмского, – сказал кто-то из бояр. – Данила Холмский одержал подряд три победы над ратью новгородцев, он же разбил казанского хана. Надо переманить твоего тестя к нам, это сразу остудит воинственный пыл великого князя.
– Задумка неплохая, – проговорил князь Борис, – но как это сделать? Данила Холмский в чести у моего старшего брата. Вряд ли он согласится, даже ради дочери, поменять свою роскошную жизнь в Москве на нищенское прозябание в Великих Луках.
– Нужно бросить тень на Данилу Холмского, оболгать его перед великим князем, дабы тот перестал ему доверять, – сказал Ефим Ремез. – Утрата доверия есть первый шаг к опале. Это наверняка обидит Данилу Холмского, и тогда он в гневе может наломать дров. Укрыться же от гнева великого князя Данила Холмский сможет лишь у нас в Великих Луках.
На бледном безбородом лице Бориса Волоцкого появилось некое подобие улыбки, в его темных очах, завешанных густыми бровями, заблестели коварные искорки. Действовать хитрыми и подлыми методами ради достижения цели всегда было любимым коньком этого человека. Князь Борис с детских лет был обделен вниманием и любовью родителей, поскольку не блистал умом, добродетелью и имел неказистую внешность. В отличие от своих старших братьев князь Борис в детстве был плаксив, невероятно ленив, труслив и жаден. Став взрослым человеком, Борис Васильевич превратился в эдакого злобного завистливого изгоя, получившего от старшего брата самый захудалый княжеский удел.
Повелев своим приближенным обдумать, каким образом очернить Данилу Холмского перед великим князем, Борис Волоцкий распустил совет.
В тот же день ближе к вечеру ко князю Борису пожаловал Ефим Ремез. Без долгих предисловий он посоветовал князю оболгать тестя с помощью подметной грамоты, якобы посланной Даниле Холмскому от короля Казимира.
– У меня есть умелец на примете, который может подделать любую печать, любую подпись, – молвил Ефим Ремез. – Я сам готов подбросить это фальшивое письмо великому князю, но… – Плутоватый Ефим Ремез помялся и добавил: —… С одним условием, княже.
