Изложив свое видение этой довольно запутанной истории, Андрей Большой лишь настроил против себя переполняемого злобой Бориса Волоцкого.
Глава третья
Смотр в Коломне
В начале августа стало известно, что татарская орда подошла к Тульской крепости, что на реке Упе, впадающей в Оку. До окского оборонительного рубежа хану Ахмату оставался всего один бросок.
Иван Васильевич спешно отправился в Коломну, чтобы самому взглянуть на собранные там полки.
Как и во времена нашествия Мамая, почти все русские князья прислали свои конные и пешие отряды в общерусскую рать, разбившую стан под Коломной. В объединенном русском войске было около ста тысяч воинов, а воинские дружины продолжали прибывать.
Воевода Данила Холмский на военном совете изложил государю свой стратегический замысел. По этому замыслу, русская рать должна была занять окский речной рубеж от Коломны до Калуги, не переходя в наступление и не позволяя татарам перейти на левый русский берег Оки. Выигрыш во времени позволял русским воеводам подтянуть к Оке как можно больше сил.
К тому же перехваченный дальними русскими дозорами татарский гонец к королю Казимиру являлся свидетельством того, что литовцы находятся в явном сговоре с ханом Ахматом и могут двинуться на Москву с запада. Дабы вовремя пресечь вторжение литовцев, Данила Холмский был вынужден держать на реке Угре и под Вереей около сорока тысяч ратников под началом князя Василия Михайловича Верейского.
Вместе с великим князем прибыл из Москвы его старший сын от первой жены – Иван Молодой, которому было всего двадцать два года. Иван Васильевич любил своего старшего сына и собирался со временем ему завещать свой трон. Повинуясь воле отца, Иван Молодой отправился в Калугу, чтобы возглавить стоящие там войска.
В конце августа орда хана Ахмата подвалила к Оке близ городка Алексина, как уже было семь лет тому назад. Медленное движение татарских полчищ, их беспорядочные рысканья вдоль правого берега Оки без каких-либо попыток переправы – все это говорило о том, что хан Ахмат чего-то выжидает.
– Хан Ахмат ожидает подхода литовского войска, потому и не торопится переходить Оку, – молвил на совете Данила Холмский. – При нападении литовцев с запада наша рать будет вынуждена разделиться, на это и рассчитывает хан Ахмат.
– Какова вероятность того, что Казимир двинет свое войско на Москву? – поинтересовался Иван Васильевич. – И ежели литовцы пойдут на нас войной, хватит ли нам сил отразить одновременно их и татар?
Все князья и воеводы посмотрели на Данилу Холмского, который был опытнее всех в военном деле. Именно от него ожидал ответа и великий князь.
– Войск под нашими стягами становится все больше день ото дня, – после краткого раздумья проговорил Данила Холмский. – Думаю, со временем у нас будет перевес над ордой Ахмата. Ежели литовцы не соединятся с татарами, то наши полки разобьют их без особого труда. Наши дозоры начеку, как только литовское войско устремится на соединение с ордой Ахмата, полки князя Верейского двинутся наперерез. Стоящих на Оке полков вполне достаточно, чтобы не допустить перехода ордынцев на наш левый берег.
Всем на совете было ясно, что собранное общерусское войско очень велико, но мощь этой рати уменьшится вдвое, если придется одновременно отражать удар литовцев и натиск ордынцев. Тогда придется уповать только на полководческий дар Данилы Холмского.
* * *Двум своим думным боярам, Ивану Ощере и Григорию Мамону, великий князь дал поручение объехать расположения русских войск, растянутые вдоль Оки. Сам Иван Васильевич находился в Коломне, делая смотр вновь прибывающим полкам и ежедневно держа совет с воеводами.
Август заканчивался, а с литовской стороны не было заметно ни малейшего признака сбора войск. Это успокаивало Ивана Васильевича и его воевод. К тому же численность общерусской рати уже превысила сто пятьдесят тысяч воинов.
Спокойное состояние духа великого князя было нарушено возвращением в Коломну двух думных бояр, завершивших осмотр русских полков, стоящих на левом окском берегу. Отчитываясь перед государем, бояре Иван Ощера и Григорий Мамон не пожалели темных красок, высказывая свое недовольство диспозицией русской рати.
– Рать наша растянута тонкой линией вдоль Оки, а, как известно, где тонко, там и рвется, – молвил Иван Ощера. – Ордынцев черным-черно за Окой! Причем нехристи держатся купно, вся их силища, как кулак стиснутый! В каком бы месте татары ни ринулись к бродам на Оке, думаю, ратникам нашим их будет не сдержать. Кулак ордынский пробьет нашу оборону!
– Не понятно, на что рассчитывает Данила Холмский, растянув наши полки аж на сто верст вдоль Оки! – вторил боярину Ощере Григорий Мамон. – Он полагает, что узость бродов не позволит татарам начать переправу через Оку сразу огромной массой, надеется пушками и пищалями остановить степняков. Где-то это, может, и получится. Ну, а где татары все же прорвутся на наш берег, что тогда?..
– Тогда многие тысячи ордынцев валом хлынут к Москве, возле которой нет никаких войск, – опять заговорил Иван Ощера с беспокойством в голосе. – Остановить татар не удастся, ибо вся наша рать к Оке стянута. Воеводам нашим придется спешно собирать в кулак разбросанные вдоль Оки полки и поспешать к Москве следом за татарами.
– Покуда наши полки вместе соберутся, ордынцы возьмут Москву голыми руками! – подвел мрачный итог Григорий Мамон.
После услышанного лоб государя пробороздили глубокие угрюмые морщины.
– Что же теперь делать? – Иван Васильевич посмотрел на своих бородатых советников, которые стояли перед ним в дорожной одежде с плетками в руках. Оба недавно слезли с коней, приехав в Коломну после долгого утомительного пути.
– Заниматься перестановкой войск уже не имеет смысла, государь, – сказал Иван Ощера. – Пусть Данила Холмский и дальше осуществляет свой военный замысел. Худо-бедно, но благодаря его усилиям все броды на Оке перекрыты нашими полками. Кто знает, может нехристям нигде не удастся на наш берег пробиться. Но на случай возможного прорыва орды Ахмата через наши заслоны тебе, государь, нужно поскорее уехать из Коломны в Москву.
– И в Москве не задерживаться, государь! – вставил Григорий Мамон. – Самое лучшее для тебя – уехать в Кострому или Ярославль, забрав семью и казну. В случае беды найдутся воеводы для обороны Москвы от татар. Тебе же, государь, своей головой рисковать никак нельзя!
– Верные слова, государь! – поддержал боярина Мамона Иван Ощера. – Вспомни участь своего отца, угодившего в плен к татарам после неудачной битвы с ханом Улу-Мухаммедом под Суздалем. Про мятежных братьев твоих тоже не следует забывать, государь. Они живо используют любую твою неудачу себе во благо.
– Что же, мне бежать от врага, имея сто пятьдесят тысяч войска?! – рассердился Иван Васильевич. – Мои подданные меня на смех подымут!
– У хана Ахмата войск не меньше, чем у тебя, государь, – сказал Григорий Мамон. – Сила Ахмата неприметна, покуда татары на той стороне Оки мечутся, а стоит ордынцам прорваться на наш берег, и тогда запылает огнем вся округа отсель и до Москвы!
– В серьезных делах, государь, мнение черни значения не имеет, – многозначительно промолвил Иван Ощера. – Черни терять нечего. Ты же, государь, рискуешь потерять казну и власть.
– А коль угодишь в плен к хану Ахмату, то и жизнь потеряешь, государь, – добавил Григорий Мамон. – Хан Ахмат ныне зело на тебя зол!
После долгих раздумий и колебаний Иван Васильевич принял решение вернуться в Москву.
Летопись сообщает, что великий князь «поеха с Коломны в Москву, вняв смятенным речам бояр Ивана Васильевича Ощеры и Григория Андреевича Мамона, оставя всю силу ратную у Оки…»
Глава четвертая
Смятение в Москве
– Нехорошо ты поступаешь, Якушка! – недовольно молвил Тимофей. – Побаловался с теткой моей и бросил ее, как дите сломанную игрушку. Аграфена Стефановна теперь целыми днями слезы льет, по тебе сохнет. Она меня упросила разыскать тебя, вот почему я здесь.
Этот разговор происходил в доме Якушки Шачебальцева, куда Тимофей пришел с раннего утра.
Хозяин сидел за столом и завтракал гречневой кашей, ржаным хлебом с маслом, вареными яйцами и козьим молоком. Прислуживала Якушке юная полная челядинка с темно-карими плутоватыми очами и длинной русой косой.
– Ну, сядь, коль пришел. – Якушка указал Тимофею на стул. – Каши хочешь? А молока?
Тимофей сел к столу, но от каши и молока отказался.
– Не дело это, Якушка, замужних жен соблазнять… – вновь начал Тимофей.
Однако Якушка раздраженно прервал его:
– Ты священник, что ли, будешь проповеди мне читать?.. Замужних жен соблазнять грех, незамужних дев тем паче, а кого тогда соблазнять? Старых вдов, что ли?
– Никого не надо соблазнять, – сказал Тимофей, исподлобья глядя на Якушку. – Женись и милуйся с супругой своей. Это будет по-христиански.
