— Вы потеряли все корабли! — воскликнула она. — И всего в половине дня пути тысяча норманнов!
— Теперь уже две тысячи, — сказал я, — и с ними по меньшей мере сотня жаждущих крови ирландцев.
— Гарнизон здесь как раз для того, чтобы это предотвратить, — выплюнула она.
Сопровождающие ее священники посмотрели на меня с укором. Этельфлед почти всегда сопровождали священники, но сейчас их оказалось больше обычного, и тут я вспомнил, что праздник Эостры всего через несколько дней, и нам предстоит насладиться зрелищем возведения в сан смиренного и вечно улыбающегося Леофстана.
— Ну так что будем делать? — поинтересовалась Этельфлед.
— Понятия не имею, — ответил я. — Я же не христианин. Полагаю, ты втолкнешь бедолагу в церковь, усадишь его на трон, а потом все завоют, как коты?
— Ты о чем это?
— Честно говоря, не понимаю, для чего нам понадобился епископ. У нас уже и так полно бесполезных ртов, а этот жалкий Леофстан притащил с собой половину калек Мерсии.
— Что будем делать с Рагналлом! — огрызнулась Этельфлед.
— Ах, с ним, — я притворился удивленным. — Да ничего, конечно же.
— Ничего? — уставилась на меня она.
— Разве что ты что-нибудь придумаешь? — предложил я. — А я не могу!
— Боже правый! — выпалила Этельфлед и вздрогнула, когда порыв ветра принес на улицу брызги холодного дождя. — Поговорим в Большом зале, и возьми Финана! — велела она.
— Финан в дозоре, — ответил я.
— Благодарение Богу, хоть кто-то чем-то занят, — отрезала она и направилась к Большому залу — внушительному зданию римской постройки в центре города. Священники поспешили за ней, оставив меня с двумя близкими друзьями, что сопровождали Этельфлед на север. Одним из них был Осферт — её сводный брат и незаконнорожденный сын короля Альфреда. Осферт годами сохранял мне клятву верности и был одним из моих лучших командиров, но присоединился ко двору Этельфлед в качестве советника.
— Не следует ее дразнить, — сурово упрекнул он меня.
— А почему нет? — поинтересовался я.
— Потому что она в плохом настроении, — пояснил Меревал, спрыгивая с лошади и улыбаясь. Он возглавлял отряд её личной стражи и был надёжнейшим из надежных. Он потопал ногами, потянулся и похлопал лошадь по шее.
— Явно в отвратительном настроении, — произнес он.
— Почему? Из-за Рагналла?
— Потому что по меньшей мере половина гостей заявила, что не приедет на рукоположение отца Леофстана, — мрачно промолвил Осферт.
— Эти идиоты напуганы?
— Они не идиоты, а уважаемые священнослужители, — терпеливо ответил он. — Мы обещали им празднование святой Пасхи, возможность порадоваться в кругу друзей, а вместо этого здесь война. Не думай, что такие, как епископ Вульфхед, рискнут попасть в плен! Рагналл Иварсон знаменит своей звериной жестокостью.
— Девушки из «Снопа пшеницы» обрадуются, что Вульфхед останется в Глевекестре, — произнес я.
Осферт тяжело вздохнул и направился вслед за Этельфлед. «Сноп пшеницы» — замечательная таверна в Глевекестре, что давала работу не менее замечательным шлюхам, большая часть которых делила ложе с епископом всякий раз, как отсутствовала его жена.
— Осферта тоже не надо дразнить, — Меревал снова мне улыбнулся.
— Он всё больше похож на своего отца, — ответил я.
— Он славный воин!
— Да, — согласился я. Мне нравился Осферт, хоть он и был строг и придирчив. Он считал себя проклятым из-за того, что родился вне брака, и пытался побороть проклятье безгрешной жизнью. Осферт был хорошим воином, храбрым и благоразумным, и без сомнения хорошим советником для сводной сестры, с которой его объединял не только общий отец, но и глубокая набожность.
— Так значит, Этельфлед, — я пошел к Большому залу вместе с Меревалом, — огорчена из-за того, что кучка епископов и монахов не может приехать и посмотреть, как Леофстан станет епископом?
— Она огорчена, — ответил Меревал, — потому что Честер и Брунанбург близки её сердцу. Она считает их своими владениями и недовольна, что им угрожают язычники.
Меревал резко остановился и нахмурился. Но не из-за меня, а скорее из-за молодого темноволосого человека, что проскакал галопом мимо, копыта его жеребца вздымали грязь и воду. Он остановил высокого скакуна резким поворотом и спрыгнул с седла, предоставив слуге ловить взмыленного коня. Молодой человек запахнул черный плащ, небрежно кивнул Меревалу и направился к Большому залу.
— Кто это? — спросил я.
— Цинлэф Харальдсон, — кратко ответил Меревал.
— Один из твоих?
— Один из её.
— Любовник Этельфлед? — удивился я.
— Господи, нет. Скорее любовник её дочери, но Этельфлед делает вид, что ничего не знает.
— Любовник Эльфвинн! — я всё еще изображал удивление, хотя скорее бы удивился, если бы Эльфвинн не завела себе любовника. Она была хорошенькой ветреной девушкой и должна была выйти замуж еще три-четыре года назад, но её мать по какой-то причине не нашла подходящего мужа. Одно время все считали, что Эльфвинн выйдет за моего сына, но этот брак не вызвал никакого восторга, а следующими словами Меревал дал понять, что он никогда не состоится.
— Не удивляйся, если они скоро поженятся, — кисло произнес он.
Конь Цинлэфа захрапел, когда его проводили мимо меня, и я увидел большие Ц и Х, выжженные на его крупе.
— Такое клеймо на всех его лошадях?
— И на собаках тоже. У бедняжки Эльфвинн, наверно, тоже будет такое же на заднице.
Я посмотрел на Цинлэфа, который прошел мимо больших колонн, украшающих фасад зала, и раздавал указания двум слугам. Это был привлекательный молодой человек с вытянутым лицом и тёмными глазами, в дорогой кольчуге и с аляповатой перевязью, с которой свисали ножны из красной кожи, украшенные золотом. Я узнал эти ножны. Они принадлежали лорду Этельреду, супругу Этельфлед. Щедрый подарок, подумалось мне. Цинлэф заметил мой взгляд и поклонился, прежде чем отвернуться и исчезнуть за большими римскими дверями.
— Откуда он? — поинтересовался я.
— Он из западных саксов. Служил королю Эдуарду, но после встречи с Эльфвинн переехал в Глевекестр, — Меревал умолк и слегка улыбнулся, — кажется, Эдуард был не против с ним расстаться.
— Он из знати?
— Сын тана, — презрительно ответил Меревал, — но она думает, что на нём свет клином сошелся.
— Он тебе не нравится, — засмеялся я.
— Он бесполезный, напыщенный кусок дерьма с яйцами, — ответил Меревал, — но леди Этельфлед считает иначе.
— Он умеет сражаться?
— Вполне сносно, — проворчал Меревал. — Он не трус. И честолюбив.
