— Ладно, иди. Я никому не скажу, что ты молишься.
— Да я и не молюсь! — повернувшись к нему, надрывно закричал Виктор. Было странным видеть — Виктор еле сдерживает слезы!
— Хорошо, хорошо. Я шучу, — сказал Михаил и шагнул к подходившему автобусу. — А к Косте ты заходи! — крикнул он с подножки.
Когда Михаил рассказал Урманову и присутствовавшему в кабинете Садыку, как старик покупал водку, они расхохотались. Но только он упомянул о том, что старик увезен на машине «скорой помощи», Урманов помрачнел и схватил телефонную трубку. Звонил он в больницу. Положив трубку на телефон, Урманов встал. Он был явно расстроен.
— Старик, видимо, отравлен, — коротко бросил он. — Надо немедленно, во что бы то ни стало задержать старуху. Отправляйтесь сейчас же вдвоем; разбейтесь, но найдите эту проклятую старуху.
Лейтенанты выбежали из кабинета.
Пристукивая пальцем по стеклу, Урманов постоял минуту у стола, потом пошел к начальнику управления.
Полковник Турдыев, разговаривая по телефону, резко взмахивал рукой, отчего пышная седая шевелюра его вздрагивала. Он указал подполковнику на кресло, закончил разговор и, бросив трубку, резко повернулся.
— Есть новости?
— Одну ниточку упустили, Сабир Турдыевич, — сказал Урманов. Потом он рассказал все, что произошло со сторожем и его женой.
— Кто вел наблюдение? — спросил полковник.
— Лейтенант Вязов.
— Зачем же послали именно его?
— Не предполагал, что события повернутся так…
— А кого отправили разыскивать старуху?
— Лейтенантов Халилова и Вязова.
— Ладно. — Полковник помедлил, поглядел в окно и раздумчиво сказал:- Старуху они не найдут, если она не спятила с ума. У вас ее фотография есть?
— Нет.
— Немедленно разыщите и размножьте. Разошлем по отделениям. А сейчас — вот вам бумага и карандаш — коротко внешнее описание старухи. Вы ее видели?
Урманов кивнул головой и, взяв бумагу, присел к столу.
Полковник снял телефонную трубку, набрал номер. Он доложил о только что происшедших событиях комиссару.
— Прошу закрыть выход из города Калединой, — сказал он и, послушав, продолжал:- Пока даю внешнее описание.
Закончив телефонный разговор, полковник сказал:
— Так пришлите скорее фотографию.
— Разрешите доложить еще об одном обстоятельства.
Урманов рассказал о записке с угрозой, полученной Вязовым в больнице.
— Ого! — воскликнул полковник. — Чья же это по-вашему «работа»?
— Мы посадили Алексея Старикова, его родителей, дружка — и успокоились. Есть данные, что мы зацепились за целую шайку. Полагаю, остались мелкие воришки и действуют они по указанию Старинова.
— Да, другого вывода пока не сделаешь. — Полковник облокотился о подлокотник и прикрыл глаза. Так он сидел несколько секунд. Потом оттолкнулся от кресла и сказал:- Давайте сегодня вечером соберемся.
Как и полагал полковник, Халилов и Вязов старуху не нашли. Она исчезла.
РАЗГОВОР С ПОКЛОНОВОЙ
Бывшего заместителя начальника отделения по политической части Николая Павловича Стоичева Михаил встретил у заводских ворот. Идти домой к Стоичевым Михаил не хотел — встреча с Надей причинила бы только боль.
Стоичев сразу согласился похлопотать за Поклонова, попросил прислать его денька через два в заводоуправление.
Вернувшись в отделение, у двери кабинета начальника Михаил увидел жену Поклонова с ребенком на руках. Женщина сидела с опущенной головой, бледными тонкими пальцами перебирала бахрому одеяльца. Она оказалась здесь очень кстати, и Михаил пригласил женщину к себе, в кабинет.
— Да я к начальнику хотела… — нерешительно проговорила Ефросинья Силантьевна.
Но Михаил сказал, что к начальнику он ее сам сведет, если ей обязательно это свиданье, привел женщину в кабинет и усадил рядом с собой. Ефросинья Силантьевна смущенно поправляла косынку.
— Вы извините… Мы вас тот раз и чаем не угостили… — негромко сказала Ефросинья Силантьевна.
— Не обязательно, — улыбнулся Михаил. — Как-ни-будь в другой раз. Я хочу, Ефросинья Силантьевна, с вами посоветоваться. Только что я разговаривал с товарищем Стоичевым, — вы его знаете, он теперь работает на заводе, — и просил его похлопотать за вашего мужа. Как вы смотрите на то, чтобы вашего мужа устроить на завод?
Ефросинья Силантьевна встрепенулась.
— Большое вам спасибочко, Михаил Анисимович! По этому-то делу и пришла я к начальнику. Много, видно, мой муж напакостил… Да куда же его теперь?.. Ни в тюрьму, ни на работу. А детишки есть просят, одна-то я с ними не управлюсь. Четверых народила… — Ефросинья Силантьевна порозовела, кончиком косынки вытерла повлажневшие глаза. — Связался он с пьяницами, а они, известно, до добра не доведут. Последнюю копейку из дома тащит. Сил моих больше нет. А ведь не пропащий он человек. Поверите-ли, Михаил Анисимович, когда вы в больнице лежали, он сам собирался вам передачу отнести и записку…
Михаил заерзал на стуле. «Черт возьми! — про себя вспылил он, — нечего сказать, хорошее внимание!» И только профессиональная выдержка позволила Михаилу не сказать этой бедной женщине всю правду- Но все же, провожая Ефросинью Силантьевну, он попросил сухо:
— Скажите вашему мужу, чтобы он зашел ко мне.
— Сейчас же пошлю, — пообещала Ефросинья Силантьевна, — если запротивится — сама приведу! — добавила она с такой решительностью, какой Михаил никак не ожидал.
Поклонова ушла, а Михаил еще долго взволнованно шагал по кабинету. Было о чем подумать. Правильно ли он поступает, устраивая Поклонова на работу, вместо того, чтобы разоблачить его? Доказательства налицо. И все же Михаил не верил, что Поклонов может пойти на убийство. Почему не верил — Михаил и сам не понимал.
Есть люди, способные оклеветать невинного, досадить за малейшую обиду, даже подделать документы, чтобы посадить ненавистного человека на скамью подсудимых, но они не помышляют об убийстве. Трусы? Пожалуй. От этого дело не меняется. Они дрожат за свою шкуру, за свое благополучие. Они страшны, их во много раз больше, чем убийц, и все-таки их можно перевоспитывать. Предотвратить же убийство удается очень редко, обычно разбираются только последствия преступления. Трус ли Поклонов? Да, трус. В этом Михаил был уверен. Клеветать, подхалимничать, действовать исподтишка он может. Его надо переселить в такую среду, где бы он не сумел проявить свои «способности», где бы даже попытки клеветать и подхалимничать пресекались сразу и в корне.
Поклонов пришел в отделение через час. Он был чисто выбрит; поздоровался по военному, вскинув руку к козырьку.
Они стояли у окна. Поклонов, как и тогда, у себя дома, заверил, что на завод он пойдет с удовольствием.
— Надо кое от чего оторваться, — сказал он неопределенно.
— Например, от пьянства, — подсказал Михаил.
— И от этого.
— А еще от чего?
— От некоторых друзей…
Они помолчали. Закурили. Дымок расплывался над их головами в тонкую кисею и висел неподвижно, хотя окно было открыто.
— Разговор у нас, насколько я понимаю, откровенный, — заговорил Михаил. — Поэтому я хочу вам задать один довольно щекотливый вопрос.
— Давай, — сказал Поклонов, небрежно стряхивая пепел с тонкой дешевой папиросы.
— Ваша жена мне сказала, что вы хотели принести мне в больницу передачу. Это правда?
Поклонов смутился и начал пальцами тушить папиросу.
— Правда.
— И вы приносили?
— Нет.
— Почему?
Поклонов продолжал мять папиросу.
— Деньги пропил.
— Зачем же обещали жене?
— Пристала. Напиши записку да отнеси подарок, может, дескать, поможет устроиться на работу. Записку-то я отнес…
— С кем пропивали деньги?
Поклонов выбросил в окно окурок.
— Зачем тебе? Фамилию не знаю, зовут Анфиской.
Опять эта Анфиска. Кража, знакомство с Поклоновым, фотография… Какая связь между этими фактами? И есть ли эта связь?
— Через два дня зайдете к Стоичеву. Надеюсь, он устроит вас на работу, — закончил разговор Михаил.
КРУПНЫЙ РАЗГОВОР
Михаил сидел в кабинете усталый и недовольный собой. Напала хандра. «Заработался что-ли? — спрашивал он себя. — Пойти, как-нибудь развлечься?»
Убрав бумаги в сейф, Михаил потянулся и зевнул. Сказывалась бессонная ночь. Начальник отделения отослал его спать, а он сидит и думает о какой-то чепухе. Зазвенел телефон.
— Товарищ Вязов? — раздался в трубке приятный женский голос.
— Да, да, — обрадованно подтвердил Михаил, думая, что звонит Марина Игнатьевна. Но женский голос сказал:
— Здравствуйте! Я — Валя. Из больницы.
Михаил взъерошил пятерней волосы. «Ха, очень кстати. Вот оно — развлечение», — поиронизировал он над собой и, как можно мягче, ответил:
