Белоглазов уже встал. Собирался он тщательно, предусматривая все мелочи: чистые пронумерованные этикетки, цветные карандаши, клей.
— Ну, я готов! — Анатолий забросил на спину груз и, втянув голову в плечи, быстро зашагал к берегу Магаданки.
Туман уже рассеивался. По направлению к бухте Нагаева в прорубленной просеке желтела свежая насыпь дороги, а через речку, в тайгу темнела еле заметная тропинка. На берегу загремели вёдрами. В маленькой избушке хлопнула дверь. Где-то в лесу несколько раз чихнул трактор и гулко залился, рассыпая трескотню выхлопов. От экспедиторской донеслось ржание лошадей и громкие голоса. Скоро показались и люди у конторки.
— Бессовестные! Мы больше часа здесь. Не могли прийти раньше, — закричала Валя, увидев ребят. За ней шла Нина.
Транспорт ещё не тронулся, но первые группы людей уже переходили вброд речку.
— Ну, Юра, желаю тебе успехов. Будь мужчиной. Не простудись. Вот тебе аптечка, пригодится. — Нина положила в карман рюкзака небольшой пакетик, обнЯла его и поцеловала. — Ещё встретимся. Буду тоже проситься на прииск.
Колосов почти не слышал её слов. Он смотрел на Валю. Она стояла в стороне и рассеянно разглаживала носком ботинка мягкую пыль.
— Валя, ты сердишься на меня? Не обижайся, не надо, — подошёл он, пряча глаза. Ему хотелось сказать ей такое, чего он не говорил никому. Но рядом были люди, да и Валя казалась насторожённой. — Я ведь и сам не пойму, как у меня всё это вышло, там, на пароходе. Ты уж меня прости. Даю тебе слово, никогда больше себе не позволю. Хорошо? — голос его сорвался.
— Юра, наклонись, я что-то тебе скажу, — Она обняла его и крепко прижалась к щеке, — Зверёныш, неужели я должна первой броситься тебе на шею. — Её губы были горячие и влажные, а щёки солёные.
Он уже ничего не видел, кроме её мокрых и блестящих от слёз глаз.
— Не догадался остаться, Я узнала, ещё не поздно. У них не хватает резервных лошадей. Вон твой вьюк. Скажи, снимут с удовольствием, — услышал он её настойчивый шёпот.
— Остаться? Да ты что? Зачем же я ехал?
— Если у тебя действительно есть ко мне что-то серьёзное, останься, — упрямо повторила Валя.
— Нет, Валюша, никогда. — Колосов сжал губы.
— Даже ради меня?
— Даже ради тебя!
— Ну ладно, иди! Ребята уже скрылись, отстанешь! — холодно проговорила она.
— Валя, ты что?
— Ничего. Вон уже тронулись лошади, спеши, — кивнула она головой в сторону тропинки и отвернулась.
Колосов постоял, потом побежал и уже с другого берега громко крикнул, размахивая шляпой:
— Валя! Добивайся и приезжай! Буду ждать хоть целую жизнь. — Подтянув лямки, он решительно зашагал по мшистой тропинке.
Валя долго смотрела вслед и, когда караван скрылся за перевалом, подошла к Нине.
— Вот и всё! Значит, ушёл.
— Встретитесь. Было бы желание, — обняла её ласково Нина. — А тебя, Валюша, он будет ждать. Это такой парень.
Валя только крепко сжала её руку и вытерла платком глаза.
День выдался тихий и солнечный. Ещё сверкали в траве росинки, а над кустарником уже струился нагретый воздух. Лес был удивительно прозрачным и нежным. Тайга парила, распространяя терпкие запахи тления и молодой зарождающейся жизни.
Транспорт тащился где-то по руслу речонки. Белоглазов шёл впереди, не выпуская из рук молотка. Он то лез по склонам сопок, ковырялся в геологических обнажениях, то бежал, продираясь через кустарник.
Колосову было приятно двигаться. Николаев плёлся позади, отбиваясь от комаров и постоянно вытирая пот рукавом рубашки.
Припекало, идти становилось трудней: трава опутывала ноги, вязкие болота хватали и пытались сдёрнуть ичиги. Лямки рюкзаков врезались в плечи, а сверху висела чёрная туча гнуса. Николаев отставал.
— Слушай, Толька! Ты полагаешь, что мы всю дорогу должны бегать за тобой? Смотри, Колька еле ползёт, — возмутился Колосов.
Белоглазов остановился, поднял накомарник.
— Смотри ты! Они все тащатся за мной? Кто бы мог подумать? Вот чудаки! Да я же предупреждал, что буду заниматься поисками. И Ещё без накомарников, — удивлённо пробормотал он.
Подошел Николаев. Верхняя губа распухла и вздёрнулась к уху. Веко над одним глазом нависло, второй заплыл. Руки и шея были покрыты буграми.
Колосов расхохотался.
— Колька, да на кого ты похож?
— Мне кажется, ты не лучше, — пытался улыбнуться он. — Чёрт с ним, лицом. А вот ноги без привычки болят, но я всё равно выдержу. — И он лёг на траву.
Показалась цепочка лошадей, за ними маленькими группами шло человек сорок. Четверо ехали верхом. Красный костюм одного Ярко выделялся на зелёном фоне тайги.
— Так что, други мои, идите за транспортом. Оно будет лучше для вас и для меня. — Белоглазов опустил накомарник.
— Ты хочешь сказать, что мы тебе мешаем? — засмеялся Колосов.
— Да.
— Тогда давай часть груза в мой сидор.
— Нет, тут всё самое нужное. К тому же, возможно, я задержусь. Пусть только не волнуются, я хорошо ориентируюсь в тайге и всегда разыщу привал. — Он махнул рукой и быстро скрылся в высоком кустарнике.
Лошади понуро брели, хлюпая копытами в болотной грязи, звенели уздечками, хватая побеги. То и дело доносились окрики конюхов: «Но-но, не балуй! Проголодалась!» Слышались удары хлыста и учащённое чавканье сбившегося шага. На миг натягивались поводья, связывающие лошадей, и они, помахивая хвостами, снова лениво тащились по тропинке.
Николаев нагнал лошадь и, оглядываясь, долго шёл рядом, держась за чемодан. Потом воровато вытащил из чехла кусок тюля. Колосов отвернулся, но он, уловив его взгляд, смутился и затолкал накомарник обратно в чехол.
— Ты бы надел накомарник. На тебя страшно смотреть, — посоветовал Колосов.
Николаев махнул рукой.
— Что я, неженка! А ты почему без него?
— Да я на Урале привык к комарам с детства.
— Значит, привыкну и я.
Позади вьючных лошадей ехали верховые. В красном костюме, оказывается, была женщина. Колосов узнал Женю. Он был обескуражен. В его сознании не совмещались суровость Севера и эта изнеженная девушка. Он холодно ответил на её приветствие и, пропустив вперёд, пошёл следом.
Рядом с Женей ехал бухгалтер, человек лет под сорок с рыжими усами, лоснящимся лицом и быстрыми, маленькими глазками — не то смелыми, не то нахальными. С вечера в экспедиторской он жаловался на неожиданно вспыхнувший ревматизм. Теперь он весело разговаривал с девушкой, облизывая губы.
— Вот же сукин сын. Явный симулянт, — не удержался Николаев.
Но Рузов только ухмыльнулся в усы, дескать: можете говорить что угодно, а я получил лошадку и на всё остальное мне наплевать.
Солнце скрылось за вершинами сопок. Из распадков потянуло прохладой. Люди брели, измученные непривычным переходом. Но вот впереди показался дымок. Транспорт и путники подходили к месту ночлега.
Колосов, не ужиная, заснул около костра.
— Эй, сгоришь! — разбудил его бородатый конюх. Костёр ярко пылал, рассыпая золотистые искры, Конюхи уже кипятили чай.
Николаев спал под лиственницей. Развязанный рюкзак валялся в стороне, а недалеко за кустами чернела ручка зуммера, аптечка, коробки с охотничьими припасами и рыболовные принадлежности, вышвырнутые хозяином.
— Колька, сюда! Какой-то хищник! — послышался испуганный голос Колосова. Взведя курок, Николаев побежал на выручку, но там уже грянул выстрел.
— Ну что? Убил?
— Готов! — донёсся из лесочка довольный басок.
— Что за зверюга?
— Чёрт его знает, не пойму, но похож на хищника. Иду, а он как выскочит — и прямо на меня. Тут я тебе крикнул, а он остановился. Хотел, наверное, приготовиться к прыжку. Ну, я ему и вмазал. А знаешь, какая злюка? Умирал, а всё скалил зубы и дёргал носом. Хорошо, что я не подошёл близко.
Николаев внимательно разглядывал зверька и наконец определил:
— По виду и размерам похож на молодого песца, а возможно, это старый соболь.
— Коротковат, да и шкура какая-то подозрительная, не то серая, не то рыжая, — усомнился Юра.
— Сейчас же лето. Заяц тоже серый. Наверняка песец. А вот посмотри, уж начинает белеть, — приподнял он лапу зверька. — Я обязательно заберу. А вдруг всё-таки соболь. Пошлю матери подарок, вот обрадуется старушка. — Он поднял зверька за загривок и сунул в рюкзак. — Ты знаешь, я так огорчил её своим отъездом, так огорчил…
Тропинка вывела их на сухую поляну с высокой травой и редкими, толстыми деревьями. Идти стало не только легко, но и приятно. По сторонам громко кричали кедровки, предупреждая таёжный мир о приближении человека. Солнце клонилось к закату, и они не спешили. Скоро транспорт должен был остановиться на отдых.
— Первые дни еле доходил до привала, думал, не выдержу, — признался Николаев, хотя раньше он ни разу об этом не говорил.
