— Моя фамилия Шулин. Я буду вести кунгасы до приисков. Пока вода большая, надо спешить. — Он помолчал, подбирая слова, — С сегодняшнего дня тут нет ни руководителей, ни специалистов, а есть рабочие сплава, и я ваш начальник. Понятно?
Все молчали, а он спокойно оглядел присутствующих и тоном, не допускающим возражения, закончил:
— Мужчины будут конопатить кунгасы, спускать на воду и грузить. Женщины греть смолу и заливать швы. На сборы пять дней. Прошу учесть, никакого баловства не потерплю. — Он покосился на Женю.
— Прохор, расставь людей по местам. Сегодня спустить пять кунгасов, — приказал он юркому бородатому человеку и уже хотел уходить, как вывернулся Рузов. Загородив дорогу Шулину, он трясущимися руками вытаскивал из кармана бумажник.
— Это Ещё что за артист? — поморщился Шулип.
— Вы не имеете права! У меня договор. Я работник интеллектуального труда, — заикаясь от возмущения, совал он Шулину листок договора. — Вы обязаны обеспечить мою доставку. Я не нанимался в грузчики и никуда не пойду! Это произвол!
Шулин потемнел.
— Вот что, брандахлыст. Бумажку свою убери, пригодится для надобностей, да и сам убирайся скорей, пока я не забыл, что являюсь начальником сплава. Не будешь работать, не садись в кунгас, — вышвырну, где бы это ни случилось. Запомни, предупредил при всех.
Разговор с Шулиным послужил уроком для всех. Если у кого и было желание протестовать, то пропала охота и думать об этом. Понял и Рузов.
— Товарищ начальник, я не потому, что хочу отказаться. У меня хронический ревматизм, — оправдывался он. — Я вынужден был всю дорогу ехать на лошади, спросите товарищей. — Увидев ехидные улыбки на лицах, замолчал.
Шулин посмотрел на него с нескрываемым отвращением и сплюнул в сторону.
— Слизняк! — бросил он и, не оборачиваясь, пошёл к берегу.
Вода падала на глазах. Шулин спешил. Он поспевал всюду. То взмахивал топором и учил подгонять шпангоуты, то показывал, как заделывать течь, а через несколько минут легко взбегал по трапу с тяжёлым Ящиком на плечах.
НапрЯжённо работали все, не считая Рузова, который постоянно охал. Колосов и Николаев конопатили кунгасы, обсуждая действия Шулина.
— Правильно он заставил работать всех, — говорил Николаев, посмеиваясь. — За Рузова я перед ним преклоняюсь, но заставить так работать женщин, — извини, не согласен.
В это время к Шулину подошла Женя.
— Виктор Владимирович, я больше не могу, — сквозь слёзы говорила она. Накрашенные губы тряслись, из-под чёрных, длинных ресниц умоляюще смотрели глаза. — Я ещё не привыкла к такому тяжёлому труду. Мне дома не разрешали даже посуду мыть. Пожалуйста, не сердитесь, я так вас боюсь. Я ведь не стараюсь уклониться, но мне очень тяжело. Дайте, если можно, другую работу.
— Неужели откажет, варвар? — насторожился Николаев.
Все эти дни Шулин старался не замечать девушку. Было видно, что она и Рузов портили ему настроение.
— Вот что, мамзель. Если боишься запачкать пальчики, вернись туда, откуда приехала. Сплав — не прогулка, тайга — не игрушка. Здесь не подходящее место для… куколок. — Он посмотрел ей в глаза и уже мягче добавил — Может, кроме красок, и душа у тебя есть. Тогда не бойся грязной работы, привыкай сразу. Это нужно для твоей же пользы, — Он устало пошёл к рабочим.
Женя, закрывая лицо рукавом, убежала в барак.
— Кто бы она ни была, какое он имеет право делать унизительные намёки. Она женщина, и, может быть, совсем не такая плохая! — крикнул Николаев.
— В чём дело? — подошёл Шулин, услышав его голос.
— А в том, товарищ начальник. Вы просто хам и ни за что обидели девушку. Мне стыдно за вас.
Колосов ждал со стороны Шулина брани и приготовился вступиться за девушку, но, к его удивлению, тот кивнул головой и виновато согласился:
— Ты прав, парень, переборщил. Всякое, брат, бывает, но если она не дура, пойдёт ей на пользу. — Он взъерошил Николаю волосы и спустился к реке.
Скоро вернулась Женя с заплаканными глазами, но без всяких следов помады. Не поднимая глаз, усердно работала.
ГЛАВА 9
Суббота. Рабочий день кончился. В коридоре уже смолк топот ног и хлопанье дверей, а Нина всё ещё сидела в приёмной начальника политчасти и со смутным страхом поглядывала на плохо прикрытую дверь. Репин разговаривал с военным человеком средних лет. До её слуха доносился то спокойный и твёрдый его голос, то глухое бормотанье военного.
Солнце разливало золотистый свет, мягкий воздух, врываясь в открытое окно, шелестел бумагами на столе у секретаря пожилой женщины, разбирающей почту. Нина была рада, что разговор Репина с военным затянулся.
Накануне в отделе кадров ей сообщили, что политчасть хочет послать её в порядке усиления партийной прослойки в систему лагерей. Нина расстроилась. Она испытывала мучительный страх при одном слове «преступник», но и нарушить партийную дисциплину для неё было невозможно. Нина не находила выхода, не знала как поступить.
Наконец военный вышел.
— Пожалуйста, — пригласила секретарь, оторвавшись от бумаг.
— Откажусь, — сказала себе Нина и вошла в кабинет.
Репин сидел спокойный и строгий, только белые длинные пальцы нервно мяли мундштук папиросы. Очевидно, разговор с военным был неприятный, — подумала она и представилась:
— Я врач Матвеева. В отделе кадров мне сказали, что вы просили зайти.
— Да, да. Пожалуйста, садитесь, прошу простить, что задержал, — показал он на стул и перевернул листочек блокнота.
— Нина Ивановна, у нас неблагополучно с медицинским обслуживанием лагеря. Большинство врачей беспартийные. Одни сразу же требуют перевода, соглашаясь на самые отдалённые места. Другие быстро попадают под влияние уголовной среды. Политическая часть приняла решение усилить партийную прослойку и навести там порядок. В лагере много фиктивных больных. Они используют всевозможные приёмы. Особенно плохо обстоят дела на пересыльном пункте.
— Вы хотите направить меня на пересыльный пункт? — промолвила она растерянно. «Нет, нет…» — шептал страх. Но Репин понял её состояние и, не ответив на вопрос, задумчиво продолжал:
— Партия поручила нам серьёзнейшую задачу. Из преступника сделать полноценного советского человека — труженика. Это трудно. Работа врача на пересыльном пункте — это, пожалуй, самый серьёзный участок. Я только сейчас разбирался с начальником лагеря и понял, что вам будет тяжело. Женщина вы молодая… Поэтому вопрос может ставиться только на добровольных началах. Исключительно добровольных. Если вас это страшит, скажите, и мы закончим наш разговор. — Он сочувственно улыбнулся и зажёг папиросу.
Начни он уговаривать или требовать в порядке дисциплины, она, не задумываясь, отказалась бы. Но он позволяет решать ей самой.
— Нет, я не боюсь. И, как мне кажется, женщине легче будет справиться. Я согласна.
Репин несколько удивился. Разговаривая с начальником лагеря, он представил себе всю серьёзность этой работы. Посмотрев на тихую женщину, хотел уже сам отказаться от своего решения, а она согласилась.
— Ну что же, станет трудно, скажете. А сейчас будем считать, что договорились.
Каменушка — приток Магаданки — протекает по живописному распадку. Слева по течению — тайга. Справа — сопка, заросшая стлаником, у подножия теснятся лиственницы.
В верховьях Каменушки строевой лес с вековыми лиственницами, зелёные лужайки с кустами шиповника, жимолости, смородины. Высокая сопка защищает этот уголок от студёного дыхания моря.
Игорь Краевский предложил подняться на сопку. Нина пыталась отказаться, но Валя принялась настойчиво уговаривать:
— Нина Ивановна, такая чудесная погода. Поднимемся, посмотрим море, тайгу. Лето кончается, может быть, нам такая возможность больше и не представится. — Она прижалась щекой к её лицу. — Прошу вас.
Нина взяла её под руку, и они пошли.
— Какая ты, Валюша, становишься ласковая. Женщина и должна быть такой, — проговорила она задумчиво. И тут же уклонилась от начатого разговора, — Почему ты решила, что больше мы не пойдём на сопку?
— Не могу больше здесь, тоска. Если не вернусь в тайгу на дорожные работы, уйду в поле. — Она наклонилась и сорвала цветок.
— Погадать хочешь?
— Нет, не о чем, — Валя оборвала длинные стебельки и резко швырнула в сторону.
— Почему ты сказала о дороге, а не о приисках? Юрий уехал на Среднекан. — Нина улавливала что-то новое в настроении Вали, но связывала всё с отъездом Колосова и старалась об этом не говорить.
Валя помолчала.
— Юра? Как вам это сказать. — Она отвела глаза, собираясь с мыслями. — Я много думала. Он хороший парень и нравится мне, но ничего серьёзного, видимо, не будет. Вы не думайте… Я ведь гордая, а сделала всё, а он?.. Я хочу внимания. Хочу, чтобы за мной ухаживали, чтобы со мной считались. Гоняться за ним не буду. Пусть… — Она с раздражением отвернулась.
