как ты уходишь, а потом… — Он запнулся, и пальцы возле виска задрожали. — Потом всё потемнело, и я оказался совсем один. С этим голосом.
Танос не понимал, почему потянулся к пальцам Париса, переместил его руку вниз к коленям и крепко сжал, пытаясь успокоить.
— Поговори со мной. Расскажи, что ты видел, Парис Антониу.
Парис моргнул пару раз и облизнул нижнюю губу.
— Я ничего не видел. Совсем. Там было темно. Как в твоей комнате. Ничего не видно уже на расстоянии вытянутой руки. Но голос… он был пробирающим до костей.
В подтверждение его слов тело Париса пробила дрожь, и Танос удивился, как он смог поверить в то, что этот мужчина замышлял против него зло.
— Что он тебе сказал? Расскажи мне.
Парис распахнул глаза, а затем сильно нахмурился.
— Хорошо, но сначала… до этого мы с тобой разговаривали.
«Нет, — подумал Танос, — мы закончили разговаривать, потому что ты попросил сделать то, что я не хотел».
— И я попросил тебя кое о чём.
«Да. О том, что я не могу сделать».
— А я хочу этого… Сними капюшон. Маску можешь оставить. На это я не надеюсь. Просто… покажи, с кем я говорю. Мне до чёртиков надоело, что меня постоянно держат в неведении. И тогда я расскажу тебе то, что знаю.
Танос отпустил руку, которую бессознательно держал до сих пор, и привалился спиной к кафельной стенке.
Парис… он был настойчив.
Тогда в покоях Парис спрашивал, почему он прячется. Потом раз за разом просил показаться, и вот сейчас снова хочет увидеть то, что наверняка не сможет никогда забыть.
— Я отказываю в твоей просьбе не из-за упрямства. — Проговорив это, Танос понял, что сказал правду. Поначалу он не хотел никого видеть, потому что беспокоился о реакции, которую может вызвать. Теперь не хотел показывать лицо из-за страха, что увидевший его испытает ужас, который будет невозможно забыть. — Я видел, как ты вздрогнул, когда увидел мою маску. Но то, что под ней, гораздо хуже.
Парис поёрзал и сел, стараясь не касаться Таноса, и тому захотелось дать наконец то, что человек так очевидно желал. Вампир не знал точно, но был почти уверен, что причиной тому стала невинность, светившаяся в карих глазах.
— Прошу тебя, — проговорил Парис. — Не важно, что ты покажешь, теперь меня ничто не испугает.
При этих словах губы Таноса дрогнули. «Он так старается быть смелым. Но даже не представляет, о чём просит».
Эта храбрость восхищала вампира, хотя ему и хотелось, чтобы человек прекратил настаивать. Встретиться лицом к лицу с его видом всегда требовало отваги, но судя по тому, через что Парис прошёл за последние сутки, ему явно хватало силы духа.
— Откуда тебе знать, испугаешься ты или нет? Ты же ещё не видел то, о чём просишь, — проговорил Танос и с удивлением отметил, что до сих не сбросил мужчину с колен и от себя подальше.
«Нужно заканчивать с этим, — подумал он. — Нужно сказать ему оставить эту затею, пока не поздно». Парис медленно поднял руку, и Танос, перехватив её за запястье, неожиданно потребовал:
— Распусти волосы.
Это было совсем не тем, что он намеревался произнести, но когда Парис замер на месте, вампир с интересом стал ждать, выполнит ли тот его просьбу. Мужчина на несколько секунд задумался, а потом погладил длинные каштановые пряди, пропуская их сквозь пальцы. Волосы выглядели такими мягкими, шелковистыми и роскошными, что Таносу самому захотелось почувствовать их гладкость на своих пальцах.
— Почему? Почему ты хочешь, чтобы я их распустил? — спросил Парис, будто зная, что нашёл способ давления. Некий вариант игры.
— Потому что я хочу на них посмотреть.
— Но почему? — спросил тот слегка дрогнувшим голосом, и Танос облизнул губы.
Насколько Парису было интересно узнать, как выглядит вампир, настолько Таносу, ещё с появления человека в его покоях, хотелось увидеть его длинные волосы, рассыпающиеся по плечам. И даже сейчас, когда весь мир вампира летел к чертям, по венам разливалось возбуждение — чувство, которое Танос не испытывал с тех самых пор.
Его привлекал этот мужчина, и, судя по прерывистому дыханию Париса, того тоже влекло к вампиру, хоть он никогда и не видел его лица.
— Почему, Танос? — снова спросил Парис, и когда в этот раз он назвал его по имени, Танос больше не смог сопротивляться.
Большим пальцем он провёл по запястью Париса, где бился пульс, и прошептал:
— Потому что хочу увидеть что-то прекрасное.
Парис изо всех сил попытался проглотить ком, образовавшийся в горле. Искренность сказанных слов обволакивала, а чарующий голос гипнотизировал, заставляя придвинуться ближе к мощному телу Таноса.
Вампир, только что утешавший его, как испуганное дитя, теперь смотрел на него с хорошо узнаваемым выражением — возбуждением. Танос считал Париса красивым, и его восхищение каким-то образом придало тому дерзости снова попросить о желаемом.
— Если я сделаю это, если распущу волосы, ты снимешь капюшон?
Парис нервно теребил волосы и ждал, гадая, окажется ли влечение Таноса таким же сильным. Но когда в его разуме эхом отдалось: «Возможно», у Париса перехватило дух от того, насколько интимно оно прозвучало.
Танос не общался с ним таким способом со времени, проведённом в его покоях, и никогда ещё не делал этого, глядя ему прямо в глаза. Ого! Даже не видя всего лица, Парис не мог оторваться от завораживающей голубой глубины взгляда.
— Возможно? — отважился переспросить Парис.
— Да, — подтвердил Танос, и все тело Париса отозвалось на низкий мелодичный голос. Боги, от близости вампира и мягких касаний к запястью одними кончиками пальцев сердце зашлось в бешеном ритме. Движения были лёгкими, почти невесомыми. Но они ощущались самыми выразительными из всех, какие были в его жизни. — Возможно.
Пожевав нижнюю губу, Парис выпалил:
— Пожалуйста. Не лги мне. Я хочу тебя увидеть. — И только тогда понял, насколько сильно этого хотел.
Холодные пальцы мимолётно коснулись тыльной стороны его ладони с чувственностью, от которой бросило в дрожь, а потом… исчезли.
— Хорошо.
Парис был настолько удивлён согласию Таноса, что даже открыл рот, но не вымолвил ни слова.
— Но сначала ты, — проговорил вампир, вздёрнув светлую бровь.
Парис медленно поднёс руку к волосам и, зацепив резинку, потянул её вниз. Когда он дошёл до самых кончиков, послышалось тихое ругательство.
Лазурные глаза Таноса сверкали, когда он поднял руку и осторожно прикоснулся к его волосам. Зрелище завораживало.
— Красиво, — пробормотал он. — Ты необычайно красив.
Трепетность, с которой прозвучали эти слова, прибавила Парису смелости, чтобы прикоснуться к чужой ладони, перебиравшей пряди, и когда вампир не вздрогнул
