Сложная для понимания, витиеватая словесная комбинация поставила сыщика в тупик, и от этого он только злился и все сильнее краснел, судорожно пытаясь отыскать подходящую ответную фразу, которая так и не приходила на ум. А тут еще и упоминание полицмейстера… Каширин умоляющими глазами преданной собачонки смотрел снизу вверх на шефа, ожидая помощи.
– Разрешите отрекомендоваться, начальник сыскного отделения Поляничко Ефим Андреевич, а этот не очень вежливый господин – мой заместитель Антон Каширин. – Полицейский, сняв перчатку, протянул руку. Ардашев повернулся вполоборота так, чтобы помощник Ефима Андреевича оказался за спиной, и, то же представившись, ответил рукопожатием:
– Ардашев, Клим Пантелеевич, присяжный поверенный окружного суда.
– Отчего же не воспользоваться помощью, тем более безвозмездной. Милости просим. – Судебный следователь с готовностью пожал руку адвокату. – Чебышев Александр Никанорович. Ну вот и познакомились.
– Господа, я понимаю, что в этом доме совершено преступление, и, как вы понимаете, тоже нахожусь здесь не случайно. Вероятно, вам было бы интересно узнать некоторые сведения, ставшие мне известными в связи с выполнением поручения одного моего доверителя. В свою очередь, я был бы крайне признателен вам, если бы вы объяснили мне подробности случившегося.
– Не вижу препятствий, Клим Пантелеевич. Пройдемте в дом – сами и увидите, – предложил Поляничко.
Картина была удручающая. В небольшой, но светлой комнате на железной койке лежал привязанный за руки и ноги человек. Перед смертью он подвергся ужасным пыткам, и, как объяснил находящийся тут же врач, несчастный умер, скорее всего, от разрыва сердца часов десять назад. Точная причина будет установлена после вскрытия.
В комнате царил разгром. В самом углу неприметным, но раненым великаном стоял шкаф для одежды, из светлого дерева, с болтающейся на одной петле почти оторванной дверцей. В нем, видимо, раньше висели раскиданные по полу скомканные белые сорочки с потертыми воротниками, изодранный сюртук и полное облачение православного священника, тоже местами порванное. Разбитый комод сиротливо таращился глазницами почти пустых ящичных отделений. Мазанный желтой глиной земляной пол, застланный грубыми домоткаными половиками, был залит чернилами и лужицами успевшей подсохнуть крови.
У окна валялась лакированная правая туфля. Ардашев поднял ее и, внимательно осмотрев, вернул на место. Затем его внимание привлек одиноко стоящий в углу фанерный чемодан, обтянутый коричневой тканью, с никелированными креплениями по углам. Он попытался открыть его: один замок поддался легко, другой, как оказалось, был и вовсе неисправен. В боковом кармашке внутреннего отделения лежал кожаный багажный ремень. Чемодан был пуст.
– Хозяйка, как обычно, утром зашла пригласить жильца на завтрак и обомлела от страха. До сих пор водой отпаивают. А ее муж рассказал нам, что хоть квартирант и заплатил за еду, но столовался очень редко. За эти две недели всего несколько раз, – продолжал говорить Чебышев. – Непонятно, зачем здесь ряса? Мы нашли накладную бороду, панагию, клобук – в общем, все облачение священника. Да вот, Клим Пантелеевич, убедитесь сами. – Следователь показал на один из ящиков.
– Вероятно, это часть театрального реквизита. Однако совершенно неясно, почему этот костюм хранился дома? – проронил Ефим Андреевич.
– Да что тут гадать – все просто: он дома репетировал роль попа, – включился в обсуждение обойденный вниманием Каширин.
– Судя по всему, преступники искали что-то определенное, – указывая на разбросанные по всему полу вещи, предположил следователь, никак не отреагировав на высказывание сыщика.
– И, вероятно, нашли, – подытожил адвокат.
– Позвольте узнать, на чем основывается ваше утверждение? – поинтересовался Чебышев.
– Вы, надеюсь, заметили, что две верхушки кроватной спинки откручены, а оставшиеся – на месте, а это значит, что после того, как находка оказалась в руках, в дальнейших поисках отпала необходимость.
– Да, действительно – так просто. А мне эта мысль почему-то не пришла в голову, – рассеянно заметил Чебышев.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Но все-таки, Клим Пантелеевич, что же привело вас сюда? – задал все время витавший в воздухе вопрос Поляничко.
Ардашев достал из внутреннего кармана распечатанный конверт и передал его начальнику сыскной полиции. Ефим Андреевич спешно развернул лист и, надев пенсне, углубился в чтение.
«Милостивый государь! Обстоятельства особого порядка вынуждают меня обратиться к вам с просьбой о помощи. К сожалению, я попал в одну очень неприятную историю. И если вы читаете это письмо, значит, меня уже нет среди вас, среди живых.
Как вы уже знаете из нашей недавней беседы, честь и спокойствие моей семьи оказались под угрозой. Именно по этой причине я решился на продажу всего того, что так долго собирал по крупицам, превратив в надежный и постоянный источник дохода моей семьи. Единственный выход – все продать, обо всем забыть и покинуть Россию вместе с Кларочкой. Как вам известно, я мечтал поселиться где-нибудь во Франции, с тем чтобы мы смогли бы наконец обрести свое счастье. Но… Раз вы читаете это письмо, значит, судьба распорядилась иначе…
Если вы помните, я ожидал прибытия товара московским поездом. На следующий день после нашего разговора ко мне в контору явился господин приятной внешности, который отрекомендовался представителем фирмы «Бушерон». Изъясняясь с легким французским акцентом, он передал мне официальное письмо с приложенным прейскурантом драгоценностей на всю стоимость оговоренной сделки. Кроме того, он вернул мне мое ранее отправленное в Париж письмо – своего рода условленный пароль. Отсутствовала только заказанная мною брошь (я хотел купить ее для Кларочки), несмотря на то, что она числилась среди описи доставленного товара. Все проверив, я передал посыльному деньги за минусом стоимости не доложенного украшения. На мой вопрос, почему приехал один человек, а не два, как было сообщено в ответной телеграмме, этот иностранец объяснил, что его приятель неожиданно заболел и не смог выехать вместе с ним.
На следующий день я прочитал в газете, что накануне в поезде на пути в Ставрополь были убиты два представителя фирмы «Бушерон». Кто же тогда был у меня? Получается, что убийцы этих двух несчастных людей знали, что я собирался купить камни и, завладев ими, продали их мне по номинальной стоимости?! Мне стало страшно.
Я понял, что теперь меня могут принять за человека, организовавшего это нападение! В такой ситуации я был вынужден отказаться от перепродажи части драгоценностей и предупредил об этом моего постоянного покупателя. Был ужасный скандал! Но согласитесь, не мог же я бросить тень подозрения на еще одного ни в чем не повинного человека?! Имея камни, я не мог их продать! И к тому же я лишился почти всей наличности! Мне было нечем погасить заем, и банк мог лишить меня всего заложенного имущества. Это означало крах. Я находился в отчаянии!
Чтобы хоть немного отвлечься от тягостных мыслей, в воскресенье мы с Кларочкой отправились в театр на пьесу «Вишневый сад». В это трудно поверить, но уже в первом действии на сцену вышел… тот самый курьер. Мы сидели в пятом ряду, и я заметил, что он тоже узнал меня.
Едва дождавшись антракта, я пробрался в его гримерную и потребовал возвратить назад все полученное по сделке. Сначала он изображал, что не знает меня, но когда я пригрозил полицией, то ему пришлось согласиться с моим требованием о возврате уплаченных мною денег в обмен на драгоценные камни. Он предложил провести обратный обмен вечером следующего дня в Воронцовой роще на скамейке тиссовой аллеи. Позднее время и уединенное место показались мне опасными, и я выдвинул свои условия встречи: Николаевский проспект, лавочка напротив Соборной горы, в понедельник, в семь вечера. Но, видимо, все произошло по другому сценарию…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Вы, уважаемый Клим Пантелеевич, обещали мне в случае моей смерти не оставить Кларочку одну и обезопасить ее от каких-либо возможных угроз. Надеюсь, вы, как благородный человек, сдержите данное слово, а также не позволите кому-либо опорочить честь моей семьи. Если сможете, найдите тех, кто лишил меня жизни.
