Однако на деле все оказалось куда проще, чем думалось…
На пороге переговорной вырос полицейский, оставленный в общества зале.
— Едут! — выпалил он на одном дыхании, пуча глаза.
Протопопов оживился тотчас.
Повернулся к Кирпичникову и остальным.
— Ну что ребята, готовы? Будем хоронить собак. Разговаривать с ними совершенно не…
Договорить он не успел.
Пулю в полицейского, принёсшего весть, выпустил Аркадий Аркадьевич Кирпичников. Сыщик завалился, обрывшая гардину.
Следом рыжий расстрелял троих полицейских уже державших на руках тела обёрнутые скатертями. Они попросту не успели среагировать на происходящее.
Не у дел остался Протопопов, которому ничего не оставалось, как поднять руки и выбросить на пол свой наган. Дуло револьвера Кирпичникова смотрело в лицо министра.
— Finita la commedia, господин министр.
Глава 9
Глава 9
Год 1917, январь 15, вечер, ресторан «Старый Донон», Петроград
«Вот пошли облавы, начались провалы,
Много наших стало пропадать.
Как узнать скорее, кто же стал шалавой,
Чтобы за измену покарать?»
Русское народное творчество
Умей господин Протопопов находиться в двух местах одновременно, то по адресу ресторана "Донона" — Английский проспект, 36, он бы узнал, что там события развиваются крайне занимательным обратом и увидел бы примерно следующую картину…
Но обо всем по порядку.
Итак, что происходило у ресторана «Донон», пока господин министр оказался предан начальником уголовного сыска. Там балом правил Федька Каланча со своими ребятами, он накануне получил от Александра Дмитриевича понятное задание — подстраховать министра у «Донона» и если придётся, то порешать вопросы с теми, кому придёт в голову организовать покушение на Протопопова.
Федька шёл по жизни, как играл. И от того у него не было автомобиля — мотор для бродяги в 1917 году иметь было не только нежелательно, но и опасно (разве что на дело съездить, тогда и мотор угнать можно). Поэтому, закончив тренировку, Федька взял с собой пяток лихих пацанов, наименее уставших, по привычке сел на трамвай, чтобы домчать по названному Александром Дмитриевичем адресу.
Число трамвайных веток в военные годы сократилось, но и до сих пор на трамвае можно было добраться куда угодно. Да и ехать одно удовольствие — плавно, с ветерком.
Когда трамвай остановился на Английском проспекте, Федька с ребятами спрыгнули на тротуар.
Шестеро.
Платить, разумеется, не стали.
Кондуктор не возражал — если пацанам нужно, то чего уж там.
Часы показывали без двух минут шесть, когда шестёрка бандитов неспешно двинулась к зданию фешенебельного ресторана «Донон», а ещё правильнее сказать «Старый Донон», как назвал его подполковник Митрофан Сементовский-Курило. Нынешний владелец именитого бренда, который выкупил право на его использование несколько лет назад. Митрофан, также как и владелец ресторана «Кюба», в январе 1917 года испытывал сложности, которые от месяца к месяцу только усиливались и были обусловлены тем, что после начала войны Государь объявил введение сухого закона. Но в отличие от «Кюба», в «Дононе» старались придерживаться царского высочайшего повеления, и спиртное к столу не подавали даже за отдельную плату. А политика в деле у рестораторов складывалась очень просто — нет у тебя в меню водки или шампанского, и нет посетителей, считай банкрот. Поэтому ничего удивительного не виделось в том, что вечером воскресного дня, в обеденное время, когда казалось бы, в любом столичном ресторане не протолкнуться и столики заняты, в «Дононе» не было ни души. Ресторан откровенно доживал свои последние дни и находился в агонии. Зато Митрофан Сементовский-Курило отнюдь не чувствовал себя человеком непорядочным и ничуть не жалел о принятом решении.
За весь сегодняшний день, единственными посетителями «Старого Донона» были сотрудники литературного журнала «Аполлон», офис их редакции во главе с господином Михаилом Константиновичем Ушковым находился как раз в том же здании на Английском проспекте, дом 36, только на втором этаже. Надо отметить, что «Аполлон» слыл, мягко скажем, не бедным журналом, хотя бы по той причине, что Михаил Константинович Ушков был сыном Константина Капитоновича Ушкова — московского миллионера и мецената. И на страницах журнала издавались такие видные люди своего времени, как Гумилёв, Блок, Мандельштам и ещё целая роспись звёзд. Но даже присутствие селебрити, объедавших в ресторане не обеспечивало приток в «Донон» посетителей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Разумеется, Федька Каланча со своими пацанами не знал всех этих тонкостей и нюансов по «Донону», да и знать совершенно не хотел. Припоминал, правда, что в прошлом году у подполковника Сементовского-Курило были некоторые терки с Павлом Дононом, Альбертом Бетаном и татарами (хитрожопыми владельцами ресторана по старому адресу на Мойке) и подполковник консультировался тогда у Чугуна, но так и не договорились, чтобы чугуновцы порешали вопрос по своему.
Да и терки нынешнего владельца «Донона» с татарами господ хулиганов мало интересовали — у них имелось более чем ясное поручение от Протопопова и они намеревались его выполнить «от» и «до».
Ну а методы ребята из банды Чугуна никогда не выбирали — тут как придётся.
Поэтому, подходя в полной тишине к дому 36 по Английскому проспекту, Федька Каланча и его бандиты сразу вытащили стволы, когда завидели, что к парадному входу «Донона» подъезжает новенький автомобиль.
— Вон они, Федька, наши ляпаши, — сказал один из бандитов.
Каланча кивнул, подтверждая. Кому ещё приезжать к «Донону» в этот час за отсутствием посетителей.
И началось утро вечером…
Федька первым выстрелил, когда водитель, заподозрив неладное, резко ударил по тормозам и собрался разворачиваться, одновременно нажимая на газ.
Пух!
Разлетелась в клочья резина на одном из колёс.
Пах! Пух!
Последовали новые выстрелы, в оставшиеся целыми три колеса. Из автомобиля начали вылезать люди, с поднятыми руками, до смерти перепуганные, трясущиеся, как осиновые листы. Четверо мужиков, включая водителя и баба, непонятно откуда здесь взявшаяся и немало удивившая Федьку. Ну непохожа эта баба на ту, которую на дело берут — хрупкая такая, бледная. Да и мужчины — одно названия, все трясутся, жмутся.
Понятно, что бандиты знать не знали о том, что сей автомобиль принадлежит владельцу журнала «Аполлон» — Ушкову. И за рулём его находится никто иной, как редактор и один из издателей — Сергей Маковский. А рядом, все эти переруганные до чертиков люди и едва ли не до сердечного приступа доведённые — это блеск и свет творческой интеллигенции Петрограда. Николай Радлов — видный искусствовед, Всеволод Дмитриев — зачётный критик, Григорий Гидони — талантливейший художник. Ну а пятой, той самой хрупенькой бабцой, была непревзойденная Анна Ахматова, истинная поэтическая жемчужина.
Когда Федька Каланча подошёл, держа на мушке всех пятерых, Ахматова с перепугу даже начала читать свой свежий стих, который она прямо сейчас писала и держала в голове:
— Да, я любила их, те сборища ночные, —
На маленьком столе стаканы ледяные,
Над черным кофеем пахучий, зимний пар,
Камина красного тяжелый, зимний жар,
Веселость едкую литературной шутки
И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий… — шептала поэтесса.
Федька каланча опустил пистолет, заслушался даже, хотя стихи он не то чтобы любил, на Анну засмотрелся. Не видел, как из здания, где располагались «Донон» и редакция «Аполлона» выскочил совершенно обескураженный Михаил Ушков и схватился за голову при виде происходящего.
Рядом с Каланчой вырос один из бандитов.
— Слышь, Федька, это поэты кажись, будем мочить? — поинтересовался он у Каланчи.
— Неа, — Федька задумчиво покачал головой.
И разом как-то побледнел вдруг, почесал дулом лоб. — Слышь Сёма, скажи ка, а сколько отсюда до «Кюба»?
