– Нет уж, Володечка, мне с вами долго разговаривать сейчас некогда – у меня борщ на плите. А звоню я вам по важному делу. К вам, Володечка, сегодня заходил молодой человек. Высокий такой, осанистый. Спросил, где вы. А я ему: «Вы по какому вопросу, молодой человек?» А он мне ответил, что сам он из службы доставки и вам посылка пришла. Я не взяла – вдруг там бомба какая?
Она минуту помолчала и спросила:
– У вас, Володечка, опять какие-нибудь неприятности?
– Нет, все в порядке, Ксения Георгиевна. А что за посылка была, он не сказал? От кого?
– Нет, не сказал. Сказал, что позже зайдет и вам передаст. А посылка такая небольшая была, аккуратненькая...
– Ксения Георгиевна, в следующий раз, если без меня придет, посмотрите у него документы и попросите посылку развернуть. Если там бомбы не окажется, возьмите ее пока к себе, идет? – терпеливо объяснял ей я. – А я уж приду, разберусь.
– Хорошо-хорошо, Володя, – согласилась она, и мы попрощались.
Потеряв на этом разговоре минут десять, я иноходью, которая совершенно не вязалась с моим солидным обликом, помчался по лестнице вниз, на ходу сталкиваясь с медсестрами и чертыхаясь.
Вылетая из дверей терапевтического отделения, натолкнулся на заплаканную Инночку, которая поднималась по лестнице, никого вокруг не замечая. Интересно, что же еще могло сегодня случиться?
– Владимир Сергеевич! Пойдемте со мной к этому Хоменко! Он просто хам и разговаривать со мной не хочет – сказал, что у него рабочий день кончился. Владимир Сергеевич, как же так – вам же компьютер надо исправлять?! – обиженно хлопая ресницами, бормотала она.
Я удивленно посмотрел на нее – начисто забыл, при чем тут компьютер, Хоменко... Потом вспомнил, ласково взял ее ладошку в свою и проникновенно сказал:
– Инночка, милая, спасибо тебе большое за заботу! Только вот сейчас мне компьютер совершенно не нужен, а потому предлагаю все дела с ним перенести на завтра. А вам рекомендую срочно отправиться домой, хорошо?
Она кивнула, и я снова полетел, боясь опоздать на самое главное для меня на сегодня свидание.
К счастью, я успел: у задней двери морга стояла черная машина, в которую уже затаскивали гроб. Я проворно подбежал к самому солидному на вид из присутствующих здесь представителю фирмы и спросил:
– Скажите, а кто-нибудь из родственников покойного здесь есть?
Он посмотрел на меня спокойно и отрешенно, как то и положено работнику подобной конторы, и отрицательно покачал головой.
– А скажите, у вас нет случайно их телефона?
Он снова отрицательно покачал головой и стал садиться в машину, поскольку с погрузкой было уже покончено. Я не сдавался: засунув голову в открытое боковое окно, я продолжил приятное общение с этим мрачным господином.
– А вы не подскажете, будет ли тело отправлено на освидетельствование судмедэксперта?
Он снова покачал головой, и я начал было думать, что он иностранец и свое незнание русского обозначает этими кивками, но он вдруг на чистом русском сказал:
– Если вы хотите пообщаться с родственниками покойного, вы можете проехать с нами – его жена должна подойти к нам в контору для оформления документов.
Обескураженный подобной любезностью, я запрыгнул на второе сиденье и захлопнул дверцу.
* * *
Выйдя из почтового отделения, Роман почувствовал какое-то непередаваемое облегчение. Сбросив с себя все обязательства перед жизнью, он понял, как легко и просто на самом-то деле жить. И вот тут ему по-настоящему захотелось жить. Но если нет такой возможности, то надо хотя бы умереть достойно.
С этой мыслью он вышел из метро и не спеша отправился по уже темным улицам, решая завтра же начать свой последний поход.
Вдруг сзади раздались торопливые шаги. Роман, не оглядываясь, немного посторонился, пропуская позднего прохожего по узкой тропинке вперед. Шаги вскоре приблизились, и Роман повернул голову, стараясь рассмотреть, кто у него за спиной. В это самое мгновение на его затылок обрушился страшный удар. Роман дернулся и осел в снег.
ГЛАВА 11
Разговор с женой Сергеенко потребовал от меня столько выдержки и нервов, что после него я обессиленно вывалился на свежий воздух и полчаса потратил на курение. Сама ситуация была такая, что не располагала к подобного рода беседам, – если ваш муж вдруг умер, а к вам является незнакомый и нудный человек и начинает у вас выспрашивать какие-то пустяки, то как вы с ним поступите? Я бы на вашем месте не стал с ним разговаривать, а выгнал его взашей.
Марии Моисеевне нужно было отдать должное – она терпеливо выслушала все мои вопросы и с достоинством попросила меня удалиться и обратиться к ней хотя бы дня на три позже. Но для меня промедление было хуже, чем смерть, и я не мог уважить ее чувства, а потому продолжал настаивать. Она сдалась:
– Надеюсь, это что-то действительно неотложное.
Сперва я постарался убедить ее, что просто необходимо провести дополнительное освидетельствование и обратиться к услугам независимой судебной экспертизы. Она отказалась наотрез, сказав, что мужа ей это не вернет, а вновь копаться в его останках она никому не позволит.
– Я знаю, как это делается, – брезгливо сказала она.
– Но, Мария Моисеевна, вы не допускаете, что смерть вашего мужа была неслучайной?
Она насмешливо посмотрела на меня:
– Вы хотите сказать, что его убили? Не смешите меня, молодой человек, кому это понадобилось и зачем?
– Вот и нужно это выяснить, вы не согласны?
– Вы говорите чушь! – разгневалась она. – Если вы только за этим пришли, то я думаю, вам уже пора.
Она поднялась с диванчика, на котором мы так мило устроились в коридоре похоронной конторы. Я тоже поднялся и решил для себя, что если сейчас же не задам ей все остальные вопросы, то и на этом деле можно ставить крест. Поэтому, осмелев окончательно, я преградил ей путь и веско спросил:
– Хорошо, пусть так. Но вы могли бы мне хотя бы сказать, в какие еще клиники обращался ваш муж со своими проблемами? Где ему, например, вырезали аппендицит?
– Валентин Иванович за последние пять лет не обращался никуда, кроме вашей клиники. Он любил комфорт и постоянство, и в вашем лечебном заведении его все устраивало. А узнал он об этом на собственном опыте – аппендикс ему у вас и удалили.
На этом мне пришлось с ней распрощаться, и вот теперь я сидел на улице, несмотря на мороз, и дрожал от холода и возбуждения. Слегка успокоившись, отправился домой.
Поднявшись на свой этаж, зазвенел ключами, открывая квартиру. Тотчас распахнулась соседняя дверь, и моя бдительная старушка высунула седую любопытную голову и, улыбаясь, произнесла:
– Добрый вечер, Володечка! А у меня для вас сюрприз!
Я устало подумал, что хватит с меня на сегодняшний день сюрпризов, и если это окажутся снова те пересоленные тефтели, которыми она меня потчевала в прошлый раз, то... Но старушка хитро подмигнула и, исчезнув на минуту, просунула через щель в двери бумажный пакет, на котором красным фломастером размашисто написан был мой адрес и фамилия.
Я чуть было не забыл об этой неожиданной посылке и теперь смотрел на нее, как тот баран из поговорки, постепенно соображая, что это такое. Наконец я все вспомнил.
– Ну что, не бомба? – улыбнулся я соседке.
– Нет, нет! Я проверяла! В этот раз другой принес, поменьше, и такой услужливый молодой человек. На нем форма была и шапочка, и документы в порядке. Я ему велела распечатать, но он отказался – ведь пакет предназначался вам. Но я ему ваше пожелание передала, и он согласился.
Она сунула пакет мне в руки, кивнула и захлопнула дверь.
Я немного опешил от ее необычного поведения, но, видимо, сегодняшние впечатления совершенно исчерпали остатки любопытства Ксении Георгиевны.
– Спасибо, Ксения Георгиевна! – сказал я закрытой двери и прошел в свою квартиру.
Вопреки логике, не стал сразу распечатывать пакет, а прежде разделся и полез под душ. Немного расслабившись от теплой воды, растерся мохнатым полотенцем, вышел из ванной комнаты и сразу же пошел к холодильнику.
Сытный ужин окончательно успокоил мои нервы и направил мысли совсем в другое русло. Я позволил себе развалиться на диване перед телевизором. Не прошло и пяти минут, как я заснул. Проснулся ночью. Разбудил меня непонятный шум.
* * *
Отлежавшись после сотрясения мозга, Дима снова пошел к клинике. Ему не было жаль своего идеального классического носа, который теперь был сломан, ему было жаль потраченных дней – из-за них он мог пропустить что-нибудь важное.
Близко к территории он подойти теперь не решался. Остановившись невдалеке на пригорке, Дима внимательно окинул взглядом окрестности, чтобы выбрать себе правильную диспозицию. Представлениями о стратегии и тактике ведения долгосрочной осады его ум был заполнен еще с раннего детства, когда его папа-офицер прививал сыну любовь к военному делу.
