После «Геновевы» Шуман написал множество вещей, оставшихся неизданными; затем появились «Восточные картинки» (Bilder aus dem Osten), создававшиеся под влиянием рассказов Рюккерта из арабской жизни, и «Альбом для юношества» (Album für die Jugend), сборник небольших вещей, предназначенных для подрастающего поколения. Шуман пишет, что он находился в великолепном настроении духа, когда сочинял эти вещицы. «Они неслись ко мне неудержимым потоком. Они мне особенно дороги и вышли из лона семейной жизни. Первые вещицы в Альбоме я написал для нашей старшей дочери ко дню ее рождения, и так они создались, одна за другой. Мне казалось, будто я только что начал сочинять; мой старый юмор пробивается в них тот тут, то там. От „Kinderszenen“ они резко отличаются. Первые – воспоминания взрослого для взрослых, вторые – указания на будущее юношеству».
Отдохнув на мелких вещах, Шуман приступил к созданию совершенно нового рода творчества и написал музыку к «Манфреду» Байрона. Он предался работе с такой «любовью и подъемом сил», как никогда. Сюжет «Манфреда», в душевном состоянии которого Шуман как бы предугадывал свой собственный недуг, потрясал его так глубоко, что однажды, читая это произведение, он вдруг остановился, голос его оборвался на полуслове, из глаз хлынули слезы, и он не мог продолжать чтения.
Шуман не воспользовался «Манфредом» в его настоящем виде, но заставил переделать текст для музыки и написал кроме увертюры пятнадцать различных номеров, из которых многие принадлежат к числу лучших его произведений.
Шуман страстно желал, чтобы «Манфред» был исполнен на сцене вместе с музыкой, но его старания не увенчались успехом, и только благодаря Листу «Манфред» появился впервые в 1852 году на сцене Веймарского театра. Примеру Веймара вскоре последовали и другие города, но «Манфред» мало пригоден для сцены, и теперь отрывки этой чудной музыки исполняются преимущественно в концертах.
Испробовав свои творческие силы во всевозможных направлениях, Шуман обратился к духовной музыке, так как для его душевного настроения в последнее время характерен был некоторый мистицизм. «Обратить свои силы на духовную музыку, – пишет он своему другу, – составляет высшую цель композитора. Но в юности мы слишком глубоко коренимся в земле со всеми ее радостями и горестями; со зрелым возрастом и ветви поднимаются выше. Я надеюсь, что мои стремления не далеко от этого времени». Под влиянием религиозного настроения Шуман написал «Adventslied» [8] – род кантаты для соло, хора и оркестра, несколько вещей для хора, наконец «Мессу» и «Реквием».
Однообразие жизни Шумана несколько нарушилось, когда друг его Гиллер, уезжая в Дюссельдорф, передал ему управление хора «Лидертафель». Вскоре образовалось новое хоровое общество, которое тоже избрало Шумана своим регентом. Эта новая деятельность доставляла ему большое наслаждение и принесла пользу в том отношении, что вынуждала его к общению с внешним миром и служила некоторым отдыхом, отвлекая его мысли от композиции. Занятия с хорами побудили Шумана написать немало произведений для хорового пения и, доставив ему возможность упражнять свои силы в качестве дирижера, подготовили его несколько к будущей деятельности в Дюссельдорфе.
Творческая плодовитость Шумана становилась с каждым годом все больше и больше, и 1849 год, по его собственным словам, был самым обильным, «как будто внешние бури обратили его внутрь себя и в этом он нашел противовес всему тому, что так ужасно вторгалось извне». Здесь Шуман, очевидно, намекает на политические события 1848 года и на восстание в Дрездене, заставившее его временно покинуть город. Напряженные занятия подтачивали силы Шумана; он страдал страшными головными болями и чувствовал общее недомогание. Чтобы поправить здоровье, гениальный композитор с женой предпринял небольшое путешествие в Лейпциг, Бремен и Гамбург, где «их носили на руках». В Гамбурге они познакомились с Дженни Линд, в которой Шуман нашел прекрасную исполнительницу своих песен. Она участвовала в их концерте, и автор посвятил ей в знак признательности несколько романсов.
По возвращении из путешествия Шуман оставался в Дрездене лишь короткое время и вскоре переехал в Дюссельдорф в качестве дирижера симфонических концертов на место Гиллера, избранного директором консерватории в Кельне.
Глава VII. Последние годы жизни
Дюссельдорф. – Прием. – Сочинения. – Шуман как дирижер. – Отказ от дирижерства. – Путешествие в Голландию. – Образ жизни. – Состояние здоровья. – Занятия спиритизмом и болезнь. – Жизнь в Энденихе и смерть.
Шуман не любил ни перемен, ни передвижений. Он освоился с жизнью в Дрездене, и его пугала мысль о переселении в неизвестный город. Прежде чем дать окончательный ответ на приглашение в Дюссельдорф, Шуман хлопотал через своих друзей о получении места капельмейстера в Дрездене, так как много близких и интересных ему вещей заставляли его дорожить пребыванием в этом городе: Клара давала с концертмейстером Шубертом ряд концертов, очень охотно посещаемых публикой; Шуман боялся, что Клара, привыкшая к деятельной жизни, будет в этом отношении терпеть некоторые лишения в Дюссельдорфе; кроме того, для него самого предстояли постановки «Пери» и «Геновевы», на которых ему хотелось присутствовать. Но во время путешествия Шумана желанное место капельмейстера занял К. Кребс, и Шуману ничего более не оставалось, как принять приглашение в Дюссельдорф. Он достал старую географию и начал искать в ней описание Дюссельдорфа, причем, к своему ужасу, нашел среди его достопримечательностей три монастыря и дом для умалишенных. «С первыми я еще мирюсь, – пишет он Гиллеру, – но о последнем мне было очень неприятно прочесть. Скажу тебе почему. Несколько лет тому назад, если ты помнишь, мы жили в Максене, и я вдруг открыл, что главный вид из моих окон выходит на Зонненштейн (дом для душевнобольных близ Пирны в Саксонии). Этот вид сделался мне в конце концов нестерпимым; он испортил мне все пребывание. То же самое может быть и в Дюссельдорфе. Но возможно, что все эти сведения неверны и дом этот – простая обыкновенная больница, как в каждом городе. Я должен очень беречься от грустных впечатлений. Если мы, музыканты, пребываем часто на заоблачных высотах, то все бедствия действительности тем глубже нас поражают, когда представляются нам во всей своей наготе. Так по крайней мере бывает со мной при моем живом воображении». Эти взволнованные строки дышат каким-то смутным предчувствием рокового события, надвигавшегося на жизнь Шумана. Справочные сведения в старой географии оказались верными; но красота города и восторженный прием, какой дюссельдорфцы устроили знаменитым супругам, рассеяли мрачные мысли Шумана. В честь их приезда состоялся концерт, в котором исполнялась между прочими номерами вторая часть «Рая и Пери». За концертом следовал торжественный обед, и вообще дюссельдорфцы старались выказать свою радость всевозможными знаками внимания.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
