В тех случаях, когда недоразумение выходило по вине самого Шумана, он умел необыкновенно мило загладить свой проступок. Во время своего управления оркестром в Дюссельдорфе он очень рассердился на одного из музыкантов, своего друга Василевского, за его замечание насчет неверности темпа. Поглядев на него несколько секунд в упор сверкающим взором, Шуман сказал с удивлением: «Я совсем не понимаю, чего вы хотите». Василевский обиделся, сказался больным на концерте и некоторое время избегал встречаться с Шуманом. Дней через восемь в его дверь раздался тихий стук. Он пошел поглядеть, кто бы это мог быть. Перед ним стоял сам маэстро Шуман, приветливо улыбаясь. Последовали несколько неловких минут, когда не знаешь что сказать. Наконец Шуман, войдя в комнату, прошептал доверчивым, искренним голосом:
– Где же вы были так долго?
– Здесь, в Дюссельдорфе.
– О нет, – возразил он, – вы, верно, уезжали.
– Сохрани Бог, – ответил Василевский, – я все время не покидал города.
– Нет, нет, – повторял он сердечно добрым, шутливым тоном, – вы, конечно, путешествовали, – и протянул ему руку.
Мир был восстановлен.
Шуман не любил, чтобы ему мешали во время работы. Во избежание помех он или запирался в своей комнате, или прибегал к очень оригинальным мерам для удаления посетителя. Как-то друг его, Крэген, приехав в Дрезден, хотел с ним повидаться. Подойдя к его дому, он услышал звуки фортепиано, доносившиеся из комнаты Шумана, и тем увереннее дернул звонок. Но дверь не открылась. Он позвонил второй и третий раз, дверь все оставалась закрытой. Наконец распахнулось маленькое окно, из него выглянул сам Шуман, ласково кивнул ему и сказал:
– А, Крэген, это вы? Меня нет дома!
Вслед за этим закрыл окно и исчез.
Шуман был высокого роста и крепкого сложения. До болезни в осанке его отражалось благородство, спокойствие и достоинство. Он обыкновенно сидел облокотившись на стол, подпирая голову рукой и не переставая курил небольшие, тоненькие сигары, которые называл «маленькими чертиками». Ходил он медленно, почти неслышно ступая, иногда без всякой причины на цыпочках. С болезнью вся фигура его приняла вид угнетенный и подавленный.
Таков был Шуман. «Мудрым как змий и чистым как голубь» рисуется нам по его письмам и по отзывам друзей этот великий музыкант и редкий человек. Слова, сказанные им о Шуберте, могут послужить лучшим заключением его собственной биографии: «Пусть будет он именно тот, кому мы еще и еще раз мысленно пожмем руку. Не горюйте о том, что рука эта уже давно охладела и не может вам ответить, а подумайте лучше, что если есть на свете люди, подобные тому человеку, о котором мы только что говорили, то жизнь наша еще имеет цену. Но смотрите, чтобы вы, так же как он, всегда оставались верны себе, то есть тому высшему, что в вас вложено десницей Бога».
Источники
1. Wasielewski. Robert Schumann. – Leipzig, 1880.
2. Wasielewski. Schumanniana. – Leipzig, 1883.
3. F. G. Jansen. Die Davidsbündler. – Leipzig, 1883.
4. Pih. Spitta. Ein Lebensbild R. Schumann's. – 1882.
5. R. Batka: Schumann. (Universal Bibl. Nfc 2882).
6. Jugendbriefe von R. Schumann. (Clara Wieck).
7. R. Schumann’s Briefe. Neue Folqe (von Jansen).
8. Robert Schumann. Schriften über Musik und Musiker.
9. Brendel. Geschichte der Musik.
10. Христианович. Письма о Шопене, Шуберте и Шумане.
Примечания
1
«Переходный возраст» (нем.)
2
Консерватории тогда еще не существовало
3
«Хорошо темперированный клавир» (нем.)
4
«Тоскливый вальс» (нем.)
5
«Fashingsschwank aus Wien. Phantasiebilder» («Венский карнавал. Фантастические картины»)
6
«Фантазии» (нем.)
7
«Ноктюрн» (нем.)
8
«Рождественская песня» (нем.)
9
«Вечером», «Грезы» (нем.)
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
