Когда ревущая громадина уже пролетела километра четыре, превратившись в точку на горизонте, мальчик, беззвучно разевавший рот, как выброшенная на берег рыба, вновь обрел дар речи:
- "...Не распознав Света Предвечности мы можем встретить Часовых Вечности. Явиться они могут в любом привычном вам обличье. Покорись и порадуйся проводнику. Обратись к нему с мольбой, и откроется Великая Тропа..."
- В последние годы мы живем в нереальном мире, - сказала Инга, глядя на проплывающие мимо быки и стальные балки моста, слегка размытые расстоянием и туманом. - А что, если мы хотим невозможного или просто несуществующего?!
Георгий неотрывно смотрел на другой берег реки. Он внимательно разглядывал приближающиеся темные холмы, на одном из которых белыми камнями была выложена великанская надпись: "СЛАВА ЛЕБЕРЛИ!"
- Мое предложение остается в силе. Можешь перебраться в мою хижину...
Инга махнула рукой:
- Да я же не об этом...
- "...В любом состоянии Бардо Тёдол существует возможность достичь Дхарма Кайи путем преодоления четырехликой горы Меры, разумеется, если вы не поддадитесь желанию последовать за "тусклыми огнями". Посредством Великой Прямой Вертикальной Тропы можно сразу освободиться, даже достигнуть Блаженства, вообще не ступая в пространства Бардо, не тяготясь длинной дорогой обычного пути, пересекающего бесчисленные равнины и теснины кармических миражей. Эта вероятность подстилает всю суть учения Бардо целиком. Вера - это первый шаг на Тайном Пути. Ибо Вера - есть путь и одновременно правило, как идти, ибо сказано, если ты совершенно уверен, что ты на верном пути, - ты потерял его... Успех на этом Тайном Пути всецело зависит от развития души..."
- Господи... Георгий, скажи ему, чтобы перестал читать, - расплакалась Инга. - Я не могу это слушать! Мне страшно!
3
Первое, что увидели они на безлюдном левом берегу, едва причалив, была полосатая будка речного сторожа. Потревоженный неурочной суетой, сей страж вышел, опираясь на костыль, в промозглую сырость тревожного утра. Зябко кутаясь в потертую офицерскую плащ-палатку, изобразил на помятом, желтом, плохо выбритом лице недовольную гримасу.
- Кто такие?
- Беженцы, - ответила ему прибывшая четверка людей.
- Пароль?..
- "Слава Леберли!" - за всех ответил Георгий, сказал первое, что пришло в голову.
Сторож, согласуясь с правилами игры, для порядка выдержал паузу, строго насупив брови, и вынес вердикт:
- Ответ правильный. Проходите.
По каменистым уступам, по какой-то козьей тропе, стали они карабкаться наверх. Сторож вернул свою задницу к жаровне с тлеющими углями. Георгий слышал, как он накручивает ручку полевого телефона и кричит в трубку: "Але! Але!.."
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
К блок-посту они вышли с заранее поднятыми руками. Из-за бетонных глыб, нагроможденных в высоту, высунулся предупрежденный сторожем милиционер и велел всем остановиться. Потом приказал Георгию: "Иди сюда".
Георгий подошел и остановился так, чтобы видеть и свою группу и постовых. Милиционер, который его позвал, стоял возле импровизированной бетонной стены и, расставив ноги, справлял малую нужду. Рядом с ним справлял нужду еще один милиционер. Георгий ждал, когда стражи выссутся, испытывая острое чувство унижения. А те, не спеша журча струями по бетону, весело продолжали свой разговор между собой, начатый еще в помещении блок-поста. Там вообще было весело, горел яркий свет, слышались мужские пьяные голоса и веселые повизгивания девиц.
Наконец они закончили свой физиологический процесс, потрясли членами, заправились. Сразу же занялись задержанным.
- Откуда здесь оказались? - спросил первый милиционер, подойдя вплотную и быстро, ловко так, обыскал Георгия, вернее прощупал, словно погладил. Очень мягкий обыск произвел. За это Георгий даже простил ему свое унизительное ожидание.
- С того берега, - чистосердечно признавался задержанный, - лодочник перевез нас... Спасаемся от бомбежки...
- Документики... - потребовал милиционер.
- Вообще-то я местный, свой... - говорил Георгий, протягивая бумаги.
- Свой, говоришь... - пробормотал милиционер, разглядывая печати и фотографию Георгия и сравнивая ее с оригиналом.
Второй милиционер поманил к себе оставшуюся группу беженцев. Те подошли и стали перед его настороженным взором. Первый милиционер сразу потерял интерес к Георгию, вернул ему документы и воззрился на Ингу. Его руки потянулись к ней. "Если он коснется ее груди своими грязными лапами..." - подумал Георгий, бледнея, и докончил фразу не словами, а яркими образами: он срывает с плеча милиционера небрежно висящий АКМ. Две коротки очереди, враги падают, конвульсивно дергаясь под пулями. Потом длинная очередь по сияющему окну... И - гранату туда, где визжат голоса и разбиваются падающие на пол бутылки. Хер-р-р-рак!!! И все разлетается к чертовой матери...
Георгий шумно перевел дух. Нет, на самом деле будет все не так, все будет проделано крайне неловко, ведь он морально не готов убивать людей... А потом с ним расправятся. Очень больно и очень жестоко. И в конце - смерть.
- Скажите, пожалуйста, - сказал Георгий, отвлекая милиционера от Инги, - что за заварушка случилась?
- А хрен его знает. Тарелочки грёбаные опять поналетели... - сказал живой милиционер и, так и не притронувшись к вожделенным женским формам, махнул рукой: - Ладно, топайте отсюда по-скорому...
Женщина в платке вытащила пальцы из ушей мальчика, которыми она перекрывала слух ребенку, пока говорили взрослые дяди, рассыпалась пред стражами в любезности. "Звините, ребятки, - говорила она, - звините, что потревожили... Но там такое творилось..."
