Старец Варнава, набожно осенив себя крестом, кончил свой рассказ. Потом встал и громко, нараспев, произнес, смотря куда-то вверх, над головами терюхан:
- Оное же безбрачие и целомудрие соблюдаем и мы с тою Семена Трифонова женою. Он ушел у нее в леса. Она осталась, несчастная, одинешенька. Ходит ко мне богу молиться о согрешившем перед церковью супруге своем. Да будет благословение господне такожде и над вами. Во имя отца и сына и святого духа. Аминь. - И обеими руками благословил терюхан. Они попятились. Несмеянка первый поднялся со скамьи.
- М-да, - задумчиво сказал он, - сказка твоя интересная, только дозволь, святой старец, нам, язычникам, не верить в это. По нашему мнению: душа душой, а тело телом.
И, обратившись к своим товарищам, спросил:
- Можно ли нам верить рассказу старца? Может ли быть так между мужчиной и женщиной, живущими вместе будто женатые?
И все в один голос ответили:
- Нет. Нельзя! - И покачали недоверчиво головами.
А Петруня Танзаров, хихикнув, добавил:
- Мудрено дело!
Старец сел за стол, положив голову на руки. С глубокою печалью глядя на терюхан, тихо заговорил:
- Через пророков и апостолов я передаю вам слова правды. Презирая земное, я наставляю вас к более возвышенным чувствам... Вы же, поклонники деревянных, каменных и иных идолов, ставите земное превыше небесного и вещественное превыше духовного, - а посему не понять вам подвигов истиннохристианских. Идите и думайте, как хотите вы думать о нас, о христианах, а мы будем думать о вас так, как мы думаем об язычниках, идолопоклонниках.
Несмеянка в долгу не остался:
- Тот, кто верит богам неба, солнца, огня и света, тот видит и знает силу неба, солнца, огня... Они делают счастливыми либо несчастными... Они губят поля или делают их обильными... Вашего бога мы никогда не видели... Видели только попов, монахов и приставов...
Терюхане шумно вышли вон из кельи, довольные одержанной над старцем победой.
Варнава с ненавистью посмотрел им вслед, а когда они скрылись за деревьями, он злобно погрозил им кулаком:
- Подождите. Мы вас!..
Из-за печки вылезла женщина. Она была смущена всем слышанным и, опустив голову на руки, заголосила:
- Что ты надо мною сделал!..
Варнава заметался в испуге, стал зажимать своею шершавой рукой ей рот, боясь, что мордва услышит и вернется вновь. Женщина не унималась.
Старец встал перед ней на колени, упрашивая ее замолчать, пообещал одарить ее деньгами и какою-то шалью, якобы у него в сундучке хранимой.
Она замолчала.
Старец пустился в рассуждения:
- Единым только несохранением благоразумия лишаетесь вы доброй славы. Молва, возвещая о ваших прегрешениях, окружает имя того или иного преподобного непристойными глаголами. Не так же ли было и с девою, посещавшею Василия Муромского, ныне Рязанского святого угодника. Точно так же пришли к нему муромчане и стали допрашивать его, а он, облегчая свои человеческие несовершенства, объявил, что его навещает не женщина, а бес, искушающий его плоть. Но в это мгновение неразумная дева исторгнулась из чулана, где ее сохранял от грешных взоров святой старец, и, нагая, бросилась бежать в лес... Муромчане поймали ее и едва не побили камнями святого Василия, и он принужден был сесть в струги спасаться вверх по Оке, в Рязани, где и нашел приют, защиту и утешение. Муромчан же он проклял навеки.
Жена Семена, выслушав его, сказала:
- Давай шаль! Давай деньги.
Старец насупился.
- Скажи мне наперед - на кого бы ты думала, кто мог о тебе и обо мне рассказать поганым язычникам?
Не задумываясь, она ответила:
- Кто же другой может быть, кроме Семена?
Варнава широко, с чувством, перекрестился:
- Дай ты, господи, чтобы его растерзали там, в лесу, волки! Обвинили его. Думали - сгниет, а он опять зло творит.
И, обняв ее:
- О дочь! Разбойники и язычники хотят истребить всяческое наше с тобой удовольствие, изъявляя свою мнимую честность и непорочность, но им не удастся сего достигнуть...
- А шаль? А деньги? - долбила ему прямо в ухо жена Семена, но Варнава делал вид, что он ничего не слышит.
Подвижнее и любознательнее Несмеянки трудно было сыскать человека в здешних местах. Всем-то он интересовался, все-то ему нужно. Старики, глядя на него, болтали: хитрость, мол, не глупость, да в рай с ней не войдешь! А Несмеянке никакого и рая на небе не надо; ему нужен, оказывается, рай только на земле. Вот как! Несмеянка говорил, что люди скорее откажутся от небесного рая, а от земного ни один русский мужик, ни один татарин или чувашин, ни один мордвин и никакой другой человек не откажется... Чего ради жить, если рай будет только после смерти? Неправда! Жизнь - не ожидание, а жизнь. Надо бороться за этот рай. Вот и все...
И никто противоречить этому не решался. Нечего было говорить.
Вот почему Несмеянка везде бродил, ко всему прислушивался, везде себе друзей подыскивал.
Не успел, например, Филипп приехать из Нижнего, как Несмеянка тут как тут - у него в саду, в беседке. А немного погодя, в эту же беседку из господского дома, словно кошка, прячась в кустарниках, пробралась и Мотя.
- Зачем ездил?
- К губернатору.
- Ну!
- Рассказывал он Феоктисте Семеновне, будто просил губернатора разорить и посадить на цепь немецкого купца в Нижнем и еще Гринберга. Мордовские охотники шкуры, будто бы, ему носят.
- А еще?
- И жаловался он губернатору на терюхан... Просил войска.
- Больше ничего?
- Ругал какую-то тетку Марью... В Нижнем живет она у него в доме. Грозился выгнать ее на улицу...
- Но не говорил ли он об епископе Сеченове? Подумай-ка!
- Говорил. Епископ хочет окрестить в скором времени всех и разорить все наши кладбища и керемети*.
_______________
*аКаеараеамаеатаьа - священная роща, капище.
- О беглых?
- И о них говорил... грозится писать царице; просить ее послать его сына с солдатами в Нижний ловить воров здесь.
- Кто у него бывает?
- Поп Иван Макеев, пустынник Варнава, мельник Федор Догада, пристав...
- Следи-ка за ним!.. - сказал ей на прощанье Несмеянка. - Не старайся избегать его... Поменьше гордости, побольше ума. Делай-ка вид, что полюбила его пуще всех на свете. Мед на языке, а лед на сердце... Вся мордва спасибо скажет. Пои его больше вином, авось пьяный и проговорится... Ножки с подходом, ручки с подносом, голова с поклоном, сердце с покором и язык с приговором... Льсти больше, ибо лесть и месть дружны... Нет вреднее яда, чем лесть. Ухаживай за ним.
Несмеянка ушел.
XII
Винокуренное дело Филипп Павлович развернул с великим успехом, но едва ли не с большим успехом начал он сбывать свои винные изделия окружной мордве. Денег не было - давал в долг. Федор Догада с большой охотой ссужал питухам деньги и ручался за должников. Ему в ноги за это кланялись. Народ вином глушил свое горе и смутные страхи. Под пьяную руку легче менялась и вера. Игумен Оранского монастыря Феодорит рассылал по деревням своих старцев, чтобы они наблюдали: "нет ли инде удобного случая окрестить иноверцев?" Даже Варнава выполз из своего затворничества и стал бродить по семьям, наиболее склонным к хмелю. Простирая руки над головами застывших в пьяной угрюмости людей, восклицал он грозно:
- Пьянство губит целомудрие и разум, и кротость, и смиренномудрие, вся повергает в пучину законопреступления. Пьянство лишает всех добродетелей человека. Тако рече господь бог Израилев: "Пийте и упивайтесь и изблюйте, и падете, и не восстанете от лица меча, его же я послю среди вас!"
Старец Варнава заботливо устраивал в углу избы икону, а затем со свидетелями-восприемниками, отцом Иваном и приставом вваливался в избу, указывал на икону и вел одуревших от хмеля людей в Оранский монастырь, "для удобнейшего восприятия святого крещения".
Перед тем как приступить к обряду, терюшевский поп Макеев по-мордовски спрашивал:
- Какой ты породы?
По приказу Варнавы, говорившего по-мордовски, новокрещенец на родном языке отвечал:
- Мордовской породы.
- Почему же ты христианское звание себе присвояешь?
- Присвояю я по принятию крещения за содержание веры господа нашего Иисуса Христа, сына божия, и святого его закона! - повторял мордвин за Варнавой.
- Чему учит православный закон и вера?
- Учит всякой истине и добродетели, как пространно в пророческих и апостольских книгах написано.
Поп Макеев прочитывал заповеди, которые новокрещенцы должны были повторять.
Затем снова шли вопросы:
- Что запрещает тебе бог в осьмой заповеди?
- Запрещает мне бог ни явно, ни тайно ни у кого ничего не отнимать, найденную вещь не усваивать, беглого человека и разбойников не укрывать, чужой пашни, сенокоса и огорода своею скотиною не травить, чужою землею не владеть. Государевых, церковных и ничьих денег не красть и не утаивать. И для того надлежит избегать праздности, но быть трудолюбивым. Через труд не только себя и домашних можно в довольстве содержать, но и бедных снабдить. Законы и начальников почитать.
