В гостиной Зафир с силой втиснул Айсе в софу. В раздумье он принялся расхаживать перед ней взад и вперед, заложив руки за спину.
— Пожалуйста, я… обещаю… никогда больше. Не говори им об этом, — с мольбой в голосе лепетала Айсе.
Зафир закурил сигарету, глубоко затянулся, не глядя на Айсе, и снова погасил ее.
— Жди здесь, — почти беззвучно произнес он, — и не трогайся с места.
Айсе оцепенело смотрела на недокуренную сигарету, лежавшую в пепельнице, точно отломанный палец.
* * *
Им все известно. «Это для тебя неподходящая компания», — утверждают они и запретили мне впредь видеться с Кристианом. Они захотели узнать его фамилию, и мать была возмущена тем, что я ее до сих пор не знаю. А что мне интересного в его фамилии? Они задают дурацкие вопросы. Но сейчас это не имеет значения, главное — они объединились. Столовая превратилась в трибунал. И отец стучал рюмкой с львиным молоком по столу, будто судейским молотком. Отныне я больше вообще не должна выходить из дому, даже с Сезен я больше не должна видеться. До тех пор, пока я не одумаюсь и снова не успокоюсь, говорят они. До тех пор, пока не выброшу из головы Кристиана. Но я никогда этого не сделаю и в воскресенье уйду, несмотря ни на что. Я включу телевизор на полную катушку, проскользну через сад и в самой глубине его, у большого камня, переберусь через стену, в том месте, где обычно исчезает Зафир. У меня есть ключ от ателье Маттео. Они не смогут мне помешать. Никто не сможет мне помешать. Они окружили меня как скалы, но я переберусь через них, я их преодолею. Не понимаю, почему люди, которых я люблю больше всего, одновременно оказываются моими злейшими врагами.
Они не знают, кто я такая.
* * *Небо хмурилось, когда в воскресенье Айсе мчалась вниз по улице к станции городской железной дороги.
Кристиан уже поджидал ее. Он нетерпеливо расхаживал у ворот. В знак приветствия они торопливо поцеловали друг друга в щеку и спешно проскользнули через задний двор, точно беглецы, которым не терпелось скрыться в своем убежище от дневного света.
С некоторым удивлением поднимался Кристиан за Айсе по лестнице.
— Здесь? — спросил он, когда они оказались наверху.
Айсе так волновалась, что ключ выскользнул у нее из рук. Кристиан поднял его и отомкнул дверь. Полосы дневного света падали в окна.
— Ого-го, — воскликнул он, — вот так здорово!
Айсе гордо прошлась по ателье. Изумленный Кристиан оглядывался по сторонам.
— А что это, собственно говоря, за приятель такой? — спросил он, читая стихотворение на стене.
— Один писатель, — ответила Айсе. — Сейчас я могу приходить сюда вечером по воскресеньям, а позднее, когда он отправится в кругосветное путешествие, смогу приходить в любое время, когда мне заблагорассудится. И так до тех пор, пока он не вернется обратно.
Кристиан понимающе кивнул и подошел к окну.
— Я тоже в один прекрасный день отправлюсь в кругосветное путешествие, — сказал он.
— Мы могли бы дать дёру вместе, — сказала она.
Она стояла у окна так близко к нему, что слышала, казалось, его дыхание.
Чайки чуть ли не вплотную подлетали к стеклам, как бы набрасывая в воздухе эскиз острых крыльев.
Кристиан положил голову на плечо Айсе и неуверенно обхватил ее за талию. Айсе сама крепче прижала его руки к своему телу. Но едва его руки пришли в движение и поползли по ее талии вверх, она вырвалась.
— Подожди, я скоро вернусь, — сказала она и поспешила в ванную комнату.
От нервного напряжения руки ее дрожали. Айсе посмотрела на себя в зеркало и попыталась холодной водой смыть с лица румянец стыда. Чтобы выиграть время, она пустила воду и присела на краешек ванны.
— Айсе? — Раздался стук в дверь.
— Уже иду, — крикнула она в ответ.
— Но почему ты сидишь на краю ванны и неподвижно смотришь перед собой?
Айсе испуганно вскочила на ноги. Кристиан рассмеялся:
— Я тебя вижу.
Айсе опустилась на колено перед дверью и через замочную скважину заглянула прямо в зрачок Кристиана.
— Пообещай никогда не играть со мной в прятки. — Казалось, будто говорил его глаз. — Я больше не хочу потерять тебя.
Айсе отступила, Кристиан толчком распахнул дверь, обеими руками обнял ее и прижал голову к своей груди.
— Я не знаю, как это делается, — неуверенно сказала она.
— Я тоже не знаю, — ответил он и поцеловал ее ладони. Они вспотели от страха и любопытства.
— Мне кажется, у меня лихорадка, — прошептала Айсе.
— У меня тоже, — пробормотал Кристиан и приложил руку сперва к ее, а потом к своему лбу.
Он нежно поднял ее и на руках перенес за ширму.
Они быстро разделись, не глядя при этом один на другого, как будто стеснялись друг друга, и юркнули под одеяло.
— Что ты делаешь? — прошептала она.
— Не знаю, — ответил он, крепко прижал Айсе к себе и ввел язык ей в рот. Тот пах яблоком. Она отталкивала его, тотчас же снова привлекала к себе, крепко хватаясь за его плечи. Его кожа была соленой на вкус.
Айсе ногами столкнула на сторону простыню и соскользнула с кровати на ковер.
— Это как умирать, — сказала она.
— Это как жить, — сказал он и откатился от нее.
Как будто в затмении, коснулась она рукой своего лица, словно желая удостовериться, на месте ли оно. Рядом лежал Кристиан с закрытыми глазами, он глубоко дышал, как во сне.
Айсе хотела взять свои брюки, которые, вывернутые наизнанку, лежали на краю кровати, и увидела на ковре пятно крови.
— Это же священный ковер! — в отчаянии крикнула она.
Кристиан тоже привстал и посмотрел на кровавое пятно.
— Теперь он еще священнее, — сказал он.
Но Айсе помчалась в ванную комнату и вернулась обратно с мокрой тряпкой. Стоя на коленях, она изо всех сил терла пятно, однако глаз леопарда становился все темнее и темнее.
Тем временем Кристиан взялся колдовать с кнопками музыкального центра.
Он настроил радио и пошел к холодильнику, где обнаружил бутылку красного вина.
Они нагишом сидели на кровати и громко подпевали транслируемой музыке. За окном между тем стемнело.
— Мне пора идти, — вдруг спохватилась Айсе и торопливо оделась.
Через неделю, в тот же день, в то же самое время, они хотели встретиться снова.
Перед воротами они обнялись. Айсе уткнулась лицом в его шею и слушала шум города, похожий на далекий морской прибой.
* * *
Айсе ушла с высоко поднятой головой, как после успешно выдержанного испытания на храбрость. По ночам она надевала сорочку, которая была на ней во время ее свидания с Кристианом. Та еще хранила его запах. Ата хотела было забрать сорочку в стирку, но Айсе в ужасе вырвала ее у нее из рук.
— Да она ведь уже вся потом пропахла, — возразила Ата.
— Нет, она благоухает! — не согласилась с ней Айсе.
Если после полудня Айсе была свободна, она, мечтая, лежала в саду, и когда откуда ни возьмись появлялся Зафир, она делала вид, что сосредоточенно читает. Она старалась ничем не выдавать своего счастья, насвистывала и пела очень тихо, чтобы никто не услышал. Она считала часы, когда снова увидится с Кристианом.
— Теперь мы с тобой снова похожи, — сказала она Сезен, и если Сезен оклеивала стены кабинки фотографиями своего друга, то Айсе нацарапала на двери туалета свое стихотворение. Она делала маленькие зарубки, как в тюрьме отмечают дни, и, когда высовывалась из окна, Кристиан со двора теперь находил ее иногда быстрым взглядом, — и они украдкой кивали друг другу или обменивались тайными знаками. Кристиан избегал встреч с Зафиром и старался даже не смотреть в его сторону. Пауль, тем временем выписанный из больницы, с рукой в гипсе, живым предостережением слонялся вокруг людей Зафира.
— Малыш хочет нам что-то сказать! — смеясь кричали те. — Катись отсюда подальше! — И Зафир делал движение, будто отгонял назойливую муху.
Но когда в среду утром Айсе с Сезен шли в школу, они уже издалека услышали громкие голоса и крики. На фасаде школьного здания огромными красными буквами было выведено слово «месть». Зиги, Пробор и Пауль молча стояли в сторонке. Зафир презрительно плюнул сквозь зубы на землю.
Айсе простонала: «Да прекратится это когда-нибудь наконец!», а Сезен вынула из сумки камеру, быстро сделала несколько снимков и затем через дискутирующую толпу пробилась с Айсе в здание.
* * *
Ближе к вечеру Ата накрыла чай в саду. Вся семья удобно расположилась в плетеных креслах в прозрачной тени магнолии. Только Антая, принимая свою первую солнечную ванну, в бикини лежала в шезлонге, поставив рядом с собой бутылку воды. Ее оливковая кожа лоснилась от крема для загара. Небо, затянутое тонкой пеленой серой дымки, рассеивало прямой свет, и солнца было не видно. Магнолия стояла в полном цвету, ее приторный аромат тяжестью висел в теплом воздухе и, казалось, еще глубже вдавливал всех в их кресла.
