– Посмотри под столом.
Жеаль поискал, но нашел лишь пустые бутылки; с сожалением потрясши одну, он вздохнул и вернул ее на место.
– Я бы советовал тебе скорее позабыть обо всем и вернуться к учению, – молвил он. – Что же до любовных утех, то я могу показать тебе пару домов, где за несколько монет ты получишь все, о чем только мечтал, и даже более того. Если ты не против, можем пойти прямо сейчас.
– Пока я об этом и думать не могу, – признался Бофранк.
– Что же, в том есть резон. Тогда я тебя оставлю. Коли понадоблюсь, то я в библиотеке Палаты. И помни: тебя терзает содеянное, но куда более терзало бы то, чего ты счастливо избежал.
Сказав так, Жеаль поднялся и ушел, оставив Бофранка в одиночестве и совершенно разбитом состоянии.
С тех пор прошло уже много времени. Бофранк не знал, что сталось с Волтцем Вейтлем, и даже не пытался узнать – правда могла оказаться чересчур страшной. Но он часто вспоминал об этом и ловил себя на мысли, что с тех пор так никого и не смог полюбить…
Теперь, в печальной тиши замершего поселка, Бофранк пил и пил, думая о любви человеческой и любви небесной, о прощении грехов – как несчастному Вейтлю, так и иным, кого изничтожают миссерихорды.
Что проку в его разумных сомнениях, о коих сказал он грейсфрате?
Что может сделать он, в самом деле, в таком одиночестве?
Пошатываясь, он покинул свою комнату и вышел во двор, где уже совсем стемнело. Припомнились слова ночного гостя о якобы нависшей над ним угрозе… Полноте, да не сам ли Хаиме Бофранк себе самая страшная угроза?!
Из сгустившегося мрака на него неожиданно посмотрели два страшные зеленые ока. Уж не дьявол ли явился за ним?
Ответом на эти мысли стало громкое мяуканье.
– И домашнюю скотину! – вымолвил Бофранк единственную припомнившуюся строку из услышанной сегодня буллы и пьяно засмеялся.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
в которой Хаиме Бофранк обнаруживает себя больным, а также появляется долгожданный нюклиет, повествующий о шести разновидностях дьяволов и открывающий некоторые тайны
Когда наступила полночь, он начал свои действия. Он ободрал одного кота и пополам разрубил двух голубок. Потом он вызвал тех трех демонов, которых он выдавал за волхвов, а следом за ними и могучего их Князя, которого он именовал Эпаномон.
Альберих. Хроники
Наутро следующего дня прима-конестабль пробудился совершенно разбитым. Голову тяжело было оторвать от подушки, казавшейся желтой от насквозь пропитавшего ее пота, все тело покрывала испарина, а руки непрерывно дрожали. Очевидно, вчера Бофранк застудился, что вкупе с его сердечным недугом дало совсем нежеланную картину. Докончило события белое крепкое вино, которое и в лучшие времена доставляло конестаблю по утрам немало мучений, а ныне и вовсе подорвало его здоровье.
Я болен, чую смертный хлад,Чем болен, мне не говорят,Врача ищу я наугад,Все их ухватки —Вздор, коль меня не защитятОт лихорадки.
На сей случай у Бофранка имелся особый порок. Он сорвал подвязку для челюсти, в коей, по обыкновению, спал, дабы рот его не раззевался во сне самым неприличным образом, и подергал за шнур. На зов пришел толстый парень – конестабль не уставал поражаться, сколько у старосты слуг, ибо почти никогда не являлся один и тот же. Бофранк велел парню поискать негодного Акселя и велеть тому принести порошок в синем мешочке.
Аксель против ожидания пришел совсем скоро; он размешал порошок в стакане воды и подал хозяину. Почти сразу головная боль утихла, но слабость осталась, равно как и дрожание рук. Бофранк нашел в себе силы позавтракать принесенным сыром и хлебом, выпил кружку теплого молока и снова прилег, но заснуть уже не сумел. Он ворочался так, пока снова не появился симпле-фамилиар и не сообщил, что его желает видеть хире Патс.
– Пускай идет сюда, – велел конестабль, усаживаясь в постели и снимая нелепый ночной колпак.
Молодой Патс выглядел до неприятности бодро и свежо, словно и не потерял совсем недавно юную невесту.
– Вы нездоровы, хире? – участливо спросил он, присаживаясь на табурет.
– Это не редкость для меня, – признался Бофранк. – Часто бывает, что умственное здоровье не сочетается с телесным.
– Желаете уесть меня? – улыбнулся Патс.
– Никоим образом. Напротив, у меня складывается впечатление, что вы как раз преуспели как во втором, так и в первом. Скажите лучше, как вам показалась проповедь Броньолуса?
– Грейсфрате велик умом и верой, – серьезно сказал Патс. – Я полагаю, он защитит нас.
– Тогда как я не защитил, – горько улыбнулся Бофранк. – А как же ваш нюклиет?
– Я и пришел к вам с тем, чтобы сказать о его прибытии. Я уповаю на грейсфрате Броньолуса, но не хочу быть косным в своей вере. Может быть, именно нюклиет способен принести избавление…
– Мне кажется, вы изрядно запутались в том, что же вера и где истина. Но ладно. Так что же нюклиет? Я бы советовал вам не говорить о его появлении людям грейсфрате.
– Он приехал поздно ночью и остановился у кладбищенского смотрителя. Его зовут…
– … хире Фог, – перебил Бофранк. Молодой человек покачал головой:
– Я не о нем. Знаю, что вы посещали хире Фога. Я хотел сказать о нюклиете, которого зовут Бальдунг.
– Имя ничего мне не говорит, – признался Бофранк.
– Так и должно быть. Прозванья настоящих нюклиетов, кто умеет говорить с горами и морем, ведает имена древних богов и тропы, по которым ходят мертвые, мало кто знает. Знают лишь жалких ярмарочных шутов, притворяющихся нюклиетами и окормляющихся крохами их ведения.
– Я не могу понять вас, хире Патс. Веруете ли вы в истинного бога? А если веруете, то как можете рассуждать подобным образом? Сие ересь.
– Я на распутье, хире Бофранк. Я полагаю, что разрешением этого сомнения станет найденный убийца, будь то человек или дьявол. И я даже не на развилке, а перед тремя дорогами. Первая – это грейсфрате Броньолус с его церковью, его миссерихордией, его буллами. Вторая – это нюклиет с его силами природы, неведомыми простым смертным. И третья – это вы, хире конестабль. Ваш ум. Ваш опыт. Ваши знания.
– Глупость, – буркнул недовольно Бофранк, взбивая подушку и устраиваясь удобнее. – Никому об этом не говорите. Вы уповаете на случай, вот что я скажу. Более того, я с некоторых пор подозреваю исход дела. И не я буду победителем.
Говоря так, конестабль не совсем был уверен в своих словах, но полагал, что Броньолус станет действовать во исполнение буллы, а не истинного правосудия. Опыт и знания Бофранка тут были ни к чему – разве чин и полномочия могли сгодиться…
– Что ж, пусть так. Но оставим это. Я хотел спросить, не желаете вы встретиться с нюклиетом?
– Желаю. И если вы обождете снаружи, я скоро соберусь.
– Хорошо, я буду ждать. Не велите запрягать лошадь – я на повозке.
Бофранк оделся как можно теплее. Пистолет брать не стал, но взял шпагу, каковую обычно не носил, а возил в багаже. Поверье, что нюклиета, равно как и другое богопротивное существо, нельзя убить свинцом или стрелою, а только железом пронзающим, которое держит рука, было очень старым и, вполне возможно, правдивым. Патс, если и понял приготовление конестабля, смолчал.
Снаружи все еще накрапывал дождь, но сплошные тучи превратились за ночь в рваные клочья, сквозь которые порою на мгновение появлялось солнце. Перед домом копались в грязи куры, мимо шел древний старик с длинными желтыми волосами.
– Почему он остановился у кладбищенского смотрителя? – спросил Бофранк у Патса, который сидел уже в маленькой двухколесной Повозке, покрытой парусиновым тентом.
– Нюклиет изъявил такое желание, а хире Фог не воспротивился, – сказал Патс, помогая Бофранку забраться и разместиться на жесткой скамье.
– А где грейсфрате?
– Этого не знаю. С утра никаких вестей; возможно еще спит, – отвечал Патс, понукая лошадей.
– Вы говорили кому-то о приезде нюклиета?
– Зачем же? Я понимаю, что могу вызвать ненужные пересуды. Да и старик прибыл сюда только после того, как я пообещал молчать.
– А как же я? Мой визит вряд ли обрадует вашего колдуна.
– Он мудрее, чем вы думаете, хире Бофранк. Много мудрее.
За тот короткий промежуток времени, пока повозка добралась до жилища кладбищенского смотрителя, на небе окончательно восторжествовало солнце. От земли потекла теплая сырость, и Бофранк подумал, что подобные резкие изменения в погоде никак не хороши для его организма.
В домике старого Фога ничего не изменилось с прошлого посещения: так же валялись несвежего вида тряпки на ложе в углу, так же лежал на столе недоделанный гроб. Подле гроба стояла большая глиняная миска, из которой что-то ел, шумно хлюпая, бородатый старик. Сам смотритель сидел на стуле у окна и с безразличным видом вырезал нечто из дощечки.
– Это хире Бофранк, о котором я говорил вам, – сказал Патс, входя вслед за конестаблем.
