Подобного вопроса Бофранк никак не ожидал. Мысли его пришли в смятение.
– Свидание с девушкой предполагает некое продолжение, не так ли? – с улыбкой продолжала Ноэма. – Но вы, я вижу, куда более искушены в способах смертоубийства и в изучении примет преступников, нежели в подобных делах. Так идите же сюда и сядьте рядом.
Бофранк послушно опустился на скамью, и в тот же миг руки девушки обвили его шею, а губы приникли к его устам. Несчастный слушатель Секуративной Палаты сделал несколько смешных движений, вроде тех, что делает рыба, когда ее вынимают из воды, но тут же смирился, ибо то, что делали с ним, оказалось до безумия приятным.
Встречи в саду Цехов стали регулярными; Бофранк порою даже оставлял ради них занятия, что, впрочем, старался наверстывать ночами. Постоянное недосыпание и утомление дурно отражались на его здоровье, но о каком здоровье он мог думать в эти прекрасные дни? Каждое утро начиналось с мыслей о хиреан Вейтль, каждая ночь проходила в чудесных снах, и даже на занятиях, глядя во чрево очередного разъятого трупа и вдыхая запах разложения, Бофранк думал только о ней.
Отвечала ли ему хиреан Вейтль взаимностью?
Этого Бофранк не знал и не мог знать. Каждая новая их встреча в потаенных закоулках сада Цехов была такой же нежной, как и предыдущая, но любила ли его хиреан Вейтль? Жила ли она мыслями о нем так же, как он жил мыслями о ней? Все чаще Бофранк задумывался об этом. Он уже не раз высказал ей свое признание, не раз услышал ответные признания, но что-то в самой глубине сердца тревожило Бофранка и не давало ему покоя. Да и та развязность, что сперва показалась свежей и необычной, теперь порою пугала. Однажды, в перерыве между поцелуями, он задал Ноэме вопрос:
– Скажи, что ты нашла во мне? Зачем с первого же дня проявила симпатию?
– А разве не бывает так меж людьми? – вопросом же ответила Ноэма. – Когда видишь человека один раз и уже понимаешь, что не сможешь существовать без него далее?
Вроде бы и так, только Бофранка подобный ответ не устроил. В первую очередь он заподозрил, что девушку могло привлечь богатство его отца – сравнительное, конечно, но известное в городе. Для дочери преуспевающего печатника сын университетского декана – вполне подходящая партия. Но, как ни странно, Ноэма ни разу не заговорила о возможном замужестве. Да и ласки, которые она допускала, оставались довольно невинными – долгие поцелуи, объятия, но ничего более. В то же время приятели Бофранка часто посещали заведения на улице Кожевников и в Деревянном Городе, где уличные женщины дарили им совершенно иное, до сих пор не изведанное Бофранком наслаждение.
Любовь ли это была? Стало быть, она. Ибо Бофранк, ранее не испытывавший подобных чувств и не умевший сказать о них своими словами, только и мог, что воспроизводить в памяти своей невесть где прочитанные строки:
Песнь я не в силах сплесть,Но здесь ни злости несть,Ни лености, занеУменье и предметИ вздохов и беседДавно известны мне.И лишь всего милейПеть словно соловей,Но воли я не дам словам,Не дам о всем уведать вам.
Когда их знакомство длилось уже около полугода, Бофранк изъявил желание представиться отцу девушки. Эти слова Ноэма восприняла весьма странно.
– К чему это?! – спросила она в волнении. – Об этом не может быть и речи!
– Отчего же? Я питаю к тебе самые серьезные чувства и хотел бы, чтобы твой почтенный отец знал обо всем. Разве лучше будет, если все дойдет до него в виде превратных слухов?
– Ты прав, любимый, но… Еще рано, я думаю. Еще слишком рано…
Терзаемый сомнениями, Бофранк совершенно потерял сон. Не имея иной возможности разобраться, он обратился к своему самому близкому другу – Проктору Жеалю, обучавшемуся курсом старше. Жеаль был одним из лучших слушателей Палаты и выказывал в учении чрезвычайное стремленье и прилежанье, но притом оставался простецким малым, который всегда не прочь пропустить кувшин вина и повеселиться с друзьями.
В харчевне, за вином с закускою, взяв честное слово держать все в тайне, Бофранк поделился с Жеалем тревогами и сомнениями.
– Ты любишь ли ее? – спросил Жеаль с улыбкою.
– Люблю.
– Любовь светит, красой превыше слов,Любовь грозит казнию гордецам,Любовь мучит юнцов и стариков,Любовь велит ликовать всем сердцам… —
прочтя эти строки, Жеаль еще более заулыбался.
– Когда любишь человека, свойственно закрывать глаза на недостатки, – сказал он, – а не изыскивать новые, как делаешь ты. Ну да ладно: говоришь, замуж она не хочет?
– Я полагаю, что нет. Иначе какой вред, если я представился бы ее отцу?
– Верно, верно… А что, кстати, отец ее? Видел ты его?
– Ни разу.
– Недурно бы навести справки, – сказал Жеаль. – Может быть, узнаем что-то полезное. Каких только семейных тайн не бывает!
– Что же за тайны? – усомнился Бофранк.
– Да разные! Что, например, если она вовсе не дочь, а жена его? Вот и нет резона представлять тебя. Такое бывало, и не раз, когда молодая жена при старике ищет утешения на стороне с кем-то молодым.
– Это было бы верно, если бы она отдалась мне, – возразил Бофранк, покраснев. Он хотел налить себе вина, но в смущении расплескал все по столу, опрокинул стакан и окончательно опечалился.
– Ты прав, – согласился Жеаль. – Что же, бывают и другие секреты.
– Но как нам узнать их?
– Да очень просто. Ты, верно, знаешь, что я подрабатываю писцом в канцелярии? Я там на хорошем счету и знаю многих чиновников. За небольшую мзду и из дружбы со мною они могут посмотреть в архивах, когда прибыл сюда этот Вейтль, откуда, кто его супруга, есть ли дети… Ты говоришь, он богат?
– Судя по всему, да.
– Что ж, тем вероятнее, что на него скопилось много бумаг. Знаешь ли, богатого человека многие стремятся ославить: пишут доносы, к примеру. Да и герцогу богатый человек интереснее бедного – хотя бы с точки зрения налогов. Дай мне пару дней да немного денег, и я разрешу твой вопрос.
Так Бофранк и поступил.
Вопреки обещаниям Жеаля, дни шли, а результата никакого не обнаруживалось. Трижды Бофранк напоминал Жеалю, и трижды Жеаль пожимал плечами. В итоге Бофранк совсем было поверил, что приятель попросту истратил его денежки на возлияния и иные развлечения. Оно и к лучшему, думал не раз Бофранк: пускай уж останется эта недосказанность, нежели откроется что-то, может быть, жуткое…
Отношения его с Ноэмой в эти дни приобрели новый пыл: девушка еще более страстно лобзала его и сжимала в объятиях, еще более нежно отвечала на поцелуи, а однажды вырвалась и убежала, воскликнув напоследок:
– Я не могу более терпеть эту муку!
Бофранк думал, что она уже не вернется, но наследующий день Ноэма ждала его в привычном месте, только отказалась объяснить свои слова.
Так, в полнейшем смятении, Бофранк дошел до того, что не смог сдать экзамена по праву. На его счастье, профессор Райзель усомнился в его здоровье и велел прийти по выздоровлении и пересдать экзамен еще раз, ибо кому еще досконально знать право на курсе, как не Хаиме Бофранку. Поблагодарив доброго профессора и чувствуя, что здоровье его – особенно умственное – и в самом деле под угрозою, Бофранк брел после занятий домой, когда его остановил на улице Проктор Жеаль. Он был в обыкновенной своей серой шляпе с большими полями, а в руке держал кожаный конверт для бумаг.
– Что ты не весел, друг мой Хаиме? – спросил Жеаль, хлопнув Бофранка по плечу. – Не зайти ли нам в «Рог и лук»?
– Я не хочу ни пить, ни есть, – отвечал Бофранк.
– Напрасно, – улыбаясь, сказал Жеаль. – Уверяю, я могу сообщить тебе такое, что ты тут же захочешь опустошить кувшин-другой с вином.
Говоря так, он значительно взмахнул своим конвертом. Бофранк был заинтригован, и друзья, в самом деле, тут же последовали в харчевню. Усевшись за свободный стол в углу, где никто не мешал бы разговору, они заказали вина и легких закусок, после чего Жеаль сказал:
– Как ты мог заметить, я затратил куда больше времени, чем планировал ранее. Тому были серьезные причины, друг мой Хаиме. В архивах канцелярии я не обнаружил искомого, но хире Мюль – ты видел его, такой неопрятный горбун в парике, что на размер меньше, чем надобно, – придумал испросить налоговое ведомство. Это обычное дело, они часто требуют друг у друга те или иные документы, так что в этом нет ничего подозрительного. Я написал официальный запрос – якобы для наших нужд, а хире Мюль подписал его. Оставалось лишь дождаться ответа, и, когда курьер принес его, я тут же вскрыл конверт, ибо и сам успел чрезвычайно заинтересоваться твоим курьезным романом.
Как раз принесли вино и закуски, и Жеаль замолчал, пока их расставляли. Когда же они вновь остались одни, Бофранк спросил:
– И что же? Умоляю, не тяни и говори сразу, пусть я услышу самое страшное.
– Вначале выпей вина, – велел Жеаль. Бофранк послушно отхлебнул глоток, но Жеаль настоял, чтобы он выпил подряд три стакана.
