– Ну конечно! Сводные четверки ведь несыгранные! Конечно, их чуть больше, но половина боевых ведьм явно никуда не годятся…
Родион внимательно смотрел на него.
– Это все Гай! Мы с Дианой не разделяем его взглядов! – сказал Аркадий.
– Знаю. Никто не разделяет взглядов Гая… – с непонятным выражением лица подтвердил Родион. – Еще вопрос, последний. Кто первым заметил шныров в торговом центре и настучал? Ты или Диана?
Аркадий выпрямился. Это была сама статуя негодования.
– Как ты мог подумать?! Выброси из головы!
Родион взял его за пуговицу, два раза легонько провернул и оторвал.
– Эй! Знаешь, сколько это стоит?
– Повторяю вопрос: кто вызвал берсерков? Ты или Диана?
Аркадий с сожалением потрогал болтающуюся нитку.
– Не я и не Диана, но мы… и… э… есть определенные правила игры. Ты можешь их не разделять, но вынужден придерживаться. При этом мы действительно не друзья Гая. И тем более Тилля! Поверь мне!
– Да верю я. Я доверчивый! – устало кивнул Родион.
– Правда? – обрадовался Аркадий. – Так что же? Едем? У нас с Дианой большие планы на вечер!
– К сожалению, не могу! – в голосе Родиона действительно было сожаление.
– Почему? – озабоченно переспросил Аркадий. Все-таки он был очень умен, потому что сразу посмотрел на руку Родиона, уже сжатую в кулак. – Не советую, – предупредил он голосом, с которого мгновенно слетела всякая шелуха отеческой ласки. – До сих пор ты не переступал эту грань! Слова я потерплю, но это едва ли!
– И что будет, если переступлю?
– Авансы сразу прекратятся.
– И чем же вы меня авансировали? Деньгами? – заинтересовался Родион.
Руку он расслабил и теперь внимательно изучал костяшки. Тер их большим пальцем левой руки, точно на них налипла грязь.
Аркадий поморщился:
– Деньги – это мелочи, бумажное проявление заботы. Мы авансировали тебя вниманием, доверием, дружбой, если ты способен поверить… Не надо думать, что все ведьмари одинаковы. Я, Диана, еще кое-кто – мы другие. Мы допускаем многообразие, а твои шныры – нет. Мы дарим – они лишь забирают. Не кусай протянутую тебе руку!
– И именно поэтому вы глотали все обиды? Что вы добрые? – уточнил Родион.
Аркадий развел руками:
– Мы относились к этому с пониманием. Ты был как затравленный мальчик, видящий повсюду врагов! Что ж, это тоже стадия, которую нужно пройти. Марсианский десантник, который целится в божью коровку, считая ее смертельно опасной!
– Про десантника – это слова Дианы. И про затравленного мальчика тоже. Она правда очень старалась, чтобы мне было хорошо, – послушно признал Родион.
– Ты действительно так считаешь? – обрадовался Аркадий. – Так значит, ты с нами?
– Да с вами я, с вами. Есть только одна сложность… можно сказать, проблема… – Родион посмотрел на то место, где недавно упала девочка. Он почти ненавидел ее. Хотелось шею ей свернуть. И зачем она притащилась в этот магазин? Если ты калека, так сиди дома!
Лицо Аркадия приняло недоверчиво-радостное выражение:
– Какая сложность?
– Небольшая. Я САМА, – сказал Родион.
В зрачках Аркадия успело еще появиться удивление, почему было использовано женское окончание. В следующий миг палец Родиона приподнялся, привлекая внимание Аркадия к чему-то происходящему на потолке. Может быть, там сидел снайпер. Или муха. Или падала бетонная плита. Аркадий машинально приподнял голову, желая получить уточнение о грозящей ему опасности, и тотчас кулак Родиона врезался ему в подбородок.
Глава шестая
Сводные четверки
– Ой, птички какие хорошенькие! За нами летят!
– Это вороны. Они ждут, пока мы сдохнем!
Из дневника невернувшегося шныра
Кленовый лист, неведомым чудом переживший зиму, летел вдоль дома и ударялся во все без исключения окна. Необъяснимая живая нелепость, трепетная и прекрасная!
– Ух ты! Ул, ты видел? – Рина бросилась к окну.
Ей хотелось коснуться листа через стекло, потому что он был похож на человеческую руку. Протянуть между ними мостик радости. Лист висел на стекле с противоположной стороны, влажно прилипнув к нему и вздрагивая.
Ул, вовремя услышавший ее «Ух ты!», сделал мгновенную подсечку. Рина упала. Ул преспокойно уселся ей на спину, прижав ее к полу.
– Ох, годы мои тяжкие! Все болит, все ноет! Разве что посидишь на чем-то мягком – вот и утешение! – пожаловался он.
– Ты больной?! Пол грязный! – завопила Рина.
– Пол заплеванный, но не грязный… – уточнил Ул. – В любом случае, пока ты падала, помыть его я бы не успел. Я не Денис, и дара ускорения у меня нет.
– Встал! Быстро!
– Хорошо! – терпеливо согласился Ул. – Но когда я встану, обещаешь не бросаться на меня?
– Укушу!
– Пищевые фантазии, чудо былиин? Ну ладно, кусайся! Только сперва потрогай свой листик, но не рукой, а… хм… ну хоть бы этим! – Ул сунул ей обломок швабры.
Все еще готовая порвать Ула в клочья, Рина недоверчиво ткнула лист обломком. Лист мгновенно вытянулся, через стекло просочился в комнату и, пробежав по швабре расстояние с пару ладоней, осыпался пеплом. Палка осыпалась с ним вместе, оставив в руке у Рины небольшой огрызок длиной в три шариковые ручки. Взвизгнув, Рина отбросила его.
– Вот так как-то! А теперь шустренько шевелим ножками! Я бы даже сказал, рвем когти, но боюсь вызвать панику! – сказал Ул.
– Зачем?
– Обратная связь. Раз их магия сработала, ведьмари поняли, где мы… Через минуту в этой комнате будет полная стерильность от всего живого! И от нас в том числе.
Схватив Рину за ворот, он торопливо вытащил ее на лестницу. Они успели подняться на один пролет, когда внизу что-то дрогнуло. Запахло кварцем и чем-то таким же медицинским.
– Сбылась твоя мечта! Теперь там идеально чистый пол! Можно на нем спать, можно с него есть – ни одной вредоносной бяки! – сказал Ул.
Все же возвращаться они не стали, а поднялись еще на этаж и скользнули в большую трешку, где их дожидались остальные шныры. Все сидели так, чтобы не заметили из окон. Даню задвинули в глубь квартиры, а шнеппер отобрали якобы для того, чтобы хорошо стрелявший Макс имел запасное оружие.
– Вы люди с низким порогом эмпатии! Жлобы без парения и полета! – горько жаловался Даня. – Своим недоверием вы угнетаете мое эго и превращаете меня в мизантропа-ипохондрика!
Макс, замаскировавшись, залег на балконе и, подготовив себе удобный упор, чтобы не стрелять с рук, старательно выцеливал двор из тяжелого арбалета.
– Как дела? Было что-то интересное? – спросил Ул.
– Мертвая птица пролетала. Пытались ее глазами просмотреть дом, но мы залегли, – отозвалась Яра. – А у вас?
– Да тоже ничего особенного! – отозвался Ул, великодушно покосившись на напрягшуюся Рину. – Ведьмочки по-мелкому балуют, а прочие тянут резину… Эй, Яр! Что за дела? Ты что, сидишь на холодном?
– Я лежу на холодном! Это разные вещи! Лежать на холодном – закаливание! – успокоила его Яра и, перевернувшись на спину, стала изучать потолок. На штукатурку через трафарет была баллончиком напылена муха. Надо же! Из квартиры давно все съехали, подросток, рисовавший муху, вырос и где-нибудь работает, а муха осталась и будет сидеть, пока дом не снесут.
Ул остановился сбоку от окна и, прижавшись спиной к стене, осторожно выглянул. Все это он видел еще с улицы. Обычная пятиэтажная хрущевка. Довольно длинная, в семь подъездов, она несколько скруглялась и сверху, должно быть, напоминала неуклюже выпрямленную подкову. Пару лет назад, выселив жителей, дом определили под снос. Но снос почему-то затянулся, и хрущевка так и стояла с заколоченными подъездами и пыльными стеклами. Кое-где сохранилась брошенная мебель. Мгновенно населившие дом бомжи стаскивали ее в самые теплые из квартир, устраивая себе уютные лежбища.
Так продолжалось около года. А потом в один не прекрасный и даже не летний день сюда пришли хмурые берсерки и, кратко поговорив с населением, забрали дом под тренировочный центр. Бомжи быстро исчезли. Выпестованная опытом интуиция подсказала им, что бояться надо не того, кто орет, и даже не того, кто грозит, а просто того, кого надо бояться.
* * *
Именно сюда берсерки привезли захваченных шныров и выгрузили их из машин. Оружие у них отобрали с самого начала. Даже Ул с Максом разоружились без сопротивления, зная, что иначе пострадают новички и девушки.
Берсерки стояли полукругом. Четыре сводные четверки. Боевые ведьмы толпились отдельной кучкой. Ведьма первой четверки была рыхлой дамой с опустелым взглядом и широкими запястьями. В зубах она сжимала глиняную трубку, а в руках держала кошку. Кошка была огромная, стерилизованная, и звали ее, разумеется, Мася.
Другая ведьма, худая, смуглая, постоянно пребывала в нервическом движении. То вскидывала руки, то гладила себя по лицу, то непонятно чему улыбалась. Из-под ее желтоватой дубленки выглядывали бусы из птичьих черепов. Рядом с ней застенчиво улыбалась молоденькая девушка, в длинные волосы которой были вплетены тонкие полоски фольги. Кроме того, имелся и некий молодой человек, мало похожий на берсерка. Впрочем, он пока мелькал за спинами, возникая лишь изредка. Нос у него был какой-то особенной благородной формы.
