Анн-Мари, лежавшая на диване, пошевелилась и села.
— Мы будем есть дома?
— Думаю, да, — сказал он. — Погода отвратительная.
— Ладно. Посмотрю, что можно приготовить.
Броснан включил новости. Снова воздушные налеты на Багдад, но пока никаких признаков начала войны на суше.
Он выключил телевизор. Анн-Мари вернулась из кухни и взяла со стула пальто.
— Твой холодильник, как всегда, пуст. Вряд ли тебя устроит кусок засохшего сыра, одно яйцо и полкоробки молока. Я схожу в магазин.
— Я пойду с тобой.
— Брось, — возразила она. — Зачем страдать обоим? Я быстро вернусь.
Она послала ему воздушный поцелуй и ушла. Броснан открыл французское окно и вышел на террасу. Он стоял там, поеживаясь от холода, потом закурил сигарету и стал смотреть вниз. Через минуту она вышла из подъезда и пошла по тротуару.
— До свидания, дорогая, — крикнул он шутовским тоном. — Расставание всегда так печально!
— Идиот! — крикнула она в ответ. — Вернись в комнату, а то еще схватишь воспаление легких!
Она пошла дальше, осторожно ступая по скользкому асфальту, и скрылась за углом.
В этот момент зазвонил телефон. Броснан повернулся и быстро вошел в комнату, оставив окно открытым.
Диллон перекусил в маленьком кафе, куда он часто наведывался. Возвращаясь на баржу, он прошел мимо дома Броснана. Он задержался на другой стороне улицы, дрожа от холода, хотя был в плаще и вязаной шапочке, натянутой на уши. Он стоял, размахивая руками, и смотрел на освещенные окна квартиры.
Когда из подъезда вышла Анн-Мари, он тотчас узнал ее и спрятался в тени. На улице было пусто, и, когда Броснан обратился к девушке, Диллон услышал каждое слово, которое тот произнес. И мгновенно решил, что она ушла совсем. Когда Анн-Мари скрылась за углом, Диллон быстро перебежал через улицу, убедился, что вальтер на месте, посмотрел по сторонам, проверяя, нет ли кого поблизости, и начал взбираться по лесам.
Звонила Мэри Таннер:
— Бригадир Фергюсон хотел бы знать, сможет ли он увидеться с вами утром, перед своим возвращением в Лондон?
— Это ничего вам не даст, — сказал ей Броснан.
— Да или нет? — настаивала Мэри.
— Хорошо, — сказал он неохотно. — Если это так необходимо.
— Я понимаю вас, профессор. Кстати, как Анн-Мари?
— Она сильная женщина, война для нее привычнее горячего ужина. Поэтому меня всегда удивляет ее отношение к моим делам.
— О Господи, — вздохнула Мэри, — Вы, мужчины, бываете иногда круглыми идиотами. Она любит вас, профессор, вот и все. Увидимся утром.
Броснан положил трубку. Вдруг потянуло холодом: огонь в очаге ярко вспыхнул. Броснан оглянулся и увидел Сина Диллона, стоявшего в открытом окне с вальтером в левой руке.
— Да благословит нас Господь, — сказал он.
Магазинчик в переулке принадлежал индусу, господину Пателю. Он проявил к Анн-Мари невероятную почтительность: шел за ней с корзиной, пока она обходила полки, отбирая продукты — длинный батон, молоко, яйца, сыр «бри», замечательный пирог.
— Его испекла моя жена своими руками, — уверял он. — Две минуты в микроволновой печке — и у вас превосходная еда.
Анн-Мари рассмеялась:
— Тогда нам остается только добавить большую банку икры и кусок лососины холодного копчения.
Он тщательно упаковал ее покупки.
— Я запишу на счет профессора Броснана, как всегда?
— Спасибо, — сказала она.
Он открыл ей дверь.
— Пожалуйста, мадмуазель.
Анн-Мари отправилась обратно по покрытому льдом тротуару, почувствовав внезапно необъяснимый прилив сил.
— Боже, Мартин, время было к тебе благосклонно.
Диллон стянул зубами перчатку с правой руки и нащупал пачку сигарет в своем кармане. Броснан, стоявший в метре от ящика стола, где лежал его браунинг, сделал чуть заметное движение.
— Спокойно, — Диллон поднял вальтер. — Сядь на диван и положи руки за голову.
Броснан молча повиновался.
— Ты наслаждаешься, Син?
— Да, наслаждаюсь. Как поживает твой друг, этот старый педераст Лиам Девлин?
— Жив и здоров. Все еще в Килри, недалеко от Дублина, да ты ведь и сам знаешь.
— Знаю.
— Дело в Валентоне, — небрежно сказал Броснан. — Очень скользкое дело, Син. Связаться с парой бродяг вроде братьев Жобер! Ты теряешь класс!
— Ты так думаешь?
— Вероятно, речь шла о больших деньгах?
— Очень больших, — подтвердил Диллон.
— Надеюсь, ты получил свои деньги вперед?
— Очень забавный у нас разговор. — Диллон начал раздражаться.
— Одна деталь меня просто заинтриговала, — продолжил Броснан. — Что ты хочешь от меня теперь, после всех этих лет?
— Я знаю про тебя все, — ответил Диллон. — Как они выкачивали из тебя сведения обо мне. Полковник Арну, этот старый подонок Фергюсон и девка, что у него на подхвате, некая капитан Таннер. Нет ничего, чего бы я не знал. Видишь ли, Мартин, у меня есть хорошие друзья, которые много знают.
— Вот как. И они были рады, когда ты сел в лужу с госпожой Тэтчер?
— Это была проба пера — вдруг получится? Я обещал им замену. Ты ведь знаешь, как это делается…
— Конечно, а еще я знаю, что ИРА не платит за «попытки» и никогда этого не делала.
— Кто тебе сказал, что я работаю на ИРА? — усмехнулся Диллон. — Сейчас многие хотели бы нагадить англичанам.
Броснан сообразил и решил проверить свою догадку.
— Багдад? — спросил он.
— Извини, Мартин. Этого я тебе не скажу.
Броснан продолжил игру:
— Да ладно тебе. Саддам получил сильный удар. Война для него может плохо обернуться. Ему позарез необходимо что-то сделать.
— Перестань. Ты всегда был занудой.
— Президент Буш в Вашингтоне, так что остаются англичане. Тебе не удалось покушение на самую известную женщину в мире, кто будет следующим? Премьер-министр?
— Тебе не надоело гадать, приятель?
— Но я прав, не так ли?
— Черт с тобой, Броснан. Ты всегда был умным ублюдком, — взорвался Диллон.
— Тебе никогда не удастся сделать это, — заявил Броснан.
— Ты так считаешь? Мне придется доказать, что ты ошибаешься.
— Как я уже сказал, ты теряешь чутье, Син. Эта грубая попытка убрать Тэтчер… Она напоминает мне дельце, которое организовал старый Фрэнк Барри в семьдесят девятом, когда он пытался убить британского министра иностранных дел лорда Каррингтона по дороге в Сент-Этьен. Я удивился, узнав, что ты использовал тот же план, но ведь ты всегда считал, что Барри был особенным человеком, не так ли?
— Он был лучшим из всех.
— И в конце концов стал самым мертвым, — добавил Броснан.
— Да. Но тот, кто убил его, смог сделать это, только нанеся удар в спину, — огрызнулся Диллон.
— Неправда, — улыбнулся Броснан. — Мы стояли с ним лицом к лицу, насколько я помню.
— Ты убил Фрэнка Барри?! — прошептал Диллон.
— Кто-то должен был это сделать. Так обычно поступают с бешеными собаками. Кстати, я работал тогда на Фергюсона.
— Ты ублюдок! — Диллон поднял вальтер и тщательно прицелился. В это мгновение дверь открылась и вошла Анн-Мари с пакетами в руках.
Диллон метнулся в ее сторону.
— Берегись! — крикнул Броснан и упал на диван.
Диллон дважды выстрелил в диван. Анн-Мари закричала, но не от страха, а от ярости. Она уронила пакеты и набросилась на него. Диллон попытался освободиться от нее и протиснуться к окну. Броснан дополз до стола, дотянулся до ящика. Анн-Мари вцепилась ногтями в лицо Диллона, он выругался и оттолкнул ее от себя. Она ударилась спиной о перила и упала вниз.
Броснан выдвинул ящик стола, сбросил на пол лампу и в наступившей темноте потянулся за браунингом. Диллон быстро выстрелил еще три раза и, наклонившись, бросился к двери. Броснан выстрелил дважды, но было слишком поздно — дверь захлопнулась. Он встал, выбежал на террасу и посмотрел вниз. На тротуаре лежала Анн-Мари. Он вихрем промчался через гостиную, рванул дверь и, перепрыгивая через ступеньку, полетел вниз. Шел снег. Диллона и след простыл. Ночной консьерж стоял на коленях возле Анн-Мари. Он взглянул на Мартина:
— Здесь был мужчина, профессор, с пистолетом. Он убежал туда, через дорогу.
— Неважно, — Броснан сел на землю и стал качать девушку на руках. — «Скорую помощь», и побыстрее, — крикнул он портье.
Снег усилился. Броснан прижал к себе Анн-Мари и стал ждать «скорую».
Фергюсон, Мэри и Макс Арну наслаждались великолепием ресторана гостиницы «Риц». Они открыли уже вторую бутылку шампанского, и бригадир был в прекрасном настроении.
— Кто это сказал: если человеку надоело шампанское, значит, ему надоела жизнь? — спросил он.
— Несомненно, он должен был быть французом, — заметил Арну.
— Вполне возможно. Я думаю, что пришло время поднять бокал за ту, которая устроила нам этот пир. — Он поднял свой бокал. — За вас, Мэри, любовь моя.
