— Понятно, тебя арестовали, и той же ночью твой конвоир умер, — попытался он подытожить достигнутый результат.
Я никак не могла знать значения слова «конвоир» и могла еще полчаса морочить ему голову, выясняя, что это такое, но я проявила благородство и просто подтвердила:
— Ага, заснул и во сне помер.
— Хорошо, будем считать, что я тебе поверил. Тогда непонятно, как ты попала сюда, в Зимний!
— Как попала? Так в карете же! Кони-то не померли, чего им сделается!
— Какие еще кони? — опять потерял нить разговора Пален.
— Те, что везли, какие же еще бывают кони?
— Ты хочешь сказать, что сама села в карету и приехала под арест без конвоира? Нет, это какой-то бред!
— Почему сама, — опять помогла я Палену, — там еще какой-то был.
— Еще один конвоир? — уточнил он.
— Этого я не понимаю, какой он там был, только точно, что не наш, не русский.
— А какой? — с нажимом спросил он.
— Молодой и гладкий, но не то, что тот, который помер, — объяснила я.
Похоже, военному губернатору Санкт-Петербурга, начальнику остзейских губерний, инспектору шести военных инспекций, великому канцлеру Мальтийского ордена, главному директору почт, члену совета и коллегии иностранных дел, приходилось не сладко. С простым народом он разговаривать явно не умел.
— Звали его как, ты знаешь? Чин у него какой-нибудь был? Кто он вообще такой?!
Вопросов он задал так много, что окончательно запутать графа Палена я могла без особых на то усилий, но, блюдя осторожность, не стала доводить его до белого каления и ответила:
— Звали его Иваном Николаевичем, но он тоже заболел.
— И помер? — подсказал он.
— Этого не скажу, когда мы уезжали, был еще живой, но маялся животом.
— Фамилии и чина ты его, конечно, не знаешь?
— Не знаю, — подтвердила я. — Он со мной тоже не разговаривал.
— А почему ты решила, что он не русский?
— Звали его как-то диковинно, каким-то фигель, мигель, тьюдантантом, — охотно объяснила я.
Пален не понял, о чем я говорю, пропустил мои слова мимо ушей, и опять перешел к допросу.
— А с кем вы уехали оттуда, где заболел гладкий Иван Николаевич?
— С Денисом Лександровичем, — охотно ответила я.
— Понятно! А откуда там еще взялся Денис Александрович?! — уже закипая, спросил военный губернатор столицы.
— Как откуда, он с самого начала с нами был.
— А он кто такой, ты, конечно, тоже не знаешь?
— Почему не знаю, знаю. Он военный, — спокойно объяснила я.
— А причем тут военные? — начал было Пален, но сам испугался своего вопроса и спросил по-другому:
— Какой военный? Какой на нем был надет мундир? Это ты надеюсь, запомнила?
— Запомнила, — вежливо ответила я. — Кирасирский.
— Что! — даже подскочил он. — Как это кирасирский? Тебя что, сюда привезли кирасиры?
— Ага, — подтвердила я. — Они. А фамилия его будет Вяземский, — ответила я то, что граф мог и сам узнать без труда.
— Ничего не понимаю, — сказал он, уже не мне, а непонятно кому и негромко окликнул. — Афанасьев!
Тотчас открылась дверь, и в комнату быстро вошел тот же молодой человек почтительной наружности. Теперь он был само послушание, деловитость и преданность.
— Чего изволите, ваше сиятельство?
— Немедленно разыскать кирасира Вяземского. Как ты, сказала, его зовут?
— Денисом Лександровичем, — подсказала я.
— Вот именно, и прислать ко мне, — приказал он секретарю.
— Слушаюсь, ваше сиятельство, — ответил, низко поклонившись, Афанасьев и исчез за дверями.
Мы опять остались вдвоем. Пален, немного успокоился и посмотрел на меня едва ли ни доброжелательно.
— Ну, Алевтинка, расскажи теперь о себе, — стараясь, чтобы голос звучал ласково, попросил он.
— Так нечего мне особо рассказывать, ваше сиятельство, жила в деревне, вышла замуж…
— Погоди, а почему ты знаешь, что я «сиятельство»? — насторожился он.
— Вас так Афанасьев называет, — ответила я.
— А откуда ты знаешь, что он Афанасьев? — спросил он и сам засмеялся. — Понятно, я так говорил. Ну, так что у тебя с замужеством?
— Ничего, как у всех. Барин выдал замуж за своего казачка, а тот сбежал и его отдали в солдаты.
— Так ты получаешься солдатка?
— Нет, муж вскорости в службе помер, тогда я снова вышла замуж.
— Ну ты и шустра, сама совсем девчонка, а уже два раза побывала замужем! — засмеялся он. — Ну и за кого тебя опять выдали? Чай теперь за буфетчика?
— Не-а, за баринового родича, — наивно глядя ему в глаза, ответила я.
— Понятно, за нагулянного от мужички брата, — сразу же понял он обычную в те времена ситуацию. — Крепостная родня!
— Нет, муж у меня свободный, — так что я теперь не крепостная.
— Правда? — насмешливо сказал он. — И кто же он у тебя?
— Лекарь, то есть дохтур, — нарочно исковеркав слово, ответила я.
— Выходит, образованный! Что ж он на тебе такой темной женился?
— Не знаю, за красоту, наверное, — скромно потупив глаза, ответила я.
— За красоту, говоришь, — повторил он и засмеялся весело и беззлобно. — А что, ты и правда собой ничего. Одень тебя в шелка, первой красавицей будешь!
— А у меня есть одно дворянское платье, — гордо, сказала я. — Только пока меня сюда везли, оно обтрепалось.
— Повезло тебе, — одобрил Пален добродушно улыбаясь. — А все-таки за что тебя арестовали? Неужели даже не догадываешься?
— Вот тебе святой истинный крест, — серьезно ответила я, осеняя себя знамением, — приехали, спросили: ты, мол, Алевтинка, что замужем за Крыловым? А что мне скрывать, я и есть, говорю. Тогда меня тот, что первым помер, за руку цап и в карету.
— За Крыловым, говоришь, замужем? Это не за тем ли, что известный пиит?
— Не, мой муж пьет мало, он хороший! — объяснила я, давая возможность многомудрому политику пообщаться с наивной народной простотой. — И совсем не дерется!
— Чудны дела твои, Господи, — пробурчал себе под нос граф. — Все хорошо, только не приложу ума, что с такой узницей делать. Самому бы жениться на такой же молодой и чистой!
Говорил он не со мной, а сам с собой, а я усилено сделала вид, что ничего из его слов не поняла.
— Ну и как тебе во дворце живется? — спросил он меня. — Нравится в столице?
— Это вы про старуху, что со мной живет? — уточнила я. — Про Маланью Никитичну? Я ведь здесь кроме нее ни одной живой души не знаю. А старушка она хорошая, меня зря не притесняет.
— Вообще-то, спрашивал я другое, но коли, ты в Петербурге никого кроме нее не видела, то и о столичной жизни ничего не знаешь. А Вяземский в пути тебя не обижал?
— Нет, он хороший, я его только на станциях и видела. Меня как арестантку выводили из кареты, и сразу сажали в пустую комнату. Мы с ним даже поговорить не успели.
— Видно, дурак твой Вяземский, если пропустил мимо себя такой лакомый кусок, — серьезно сказал мне Пален.
— Не, он не дурак, — заступилась я за штабс-ротмистра, — у него такие доспехи, на солнце блестят, аж слепят. А вот как он ест, я не скажу, не видела, но думаю, лакомый кусок мимо рта не пронесет!
Моя характеристика Вяземского так понравилась Палену, что он хохотал до слез и когда вошел адъютант Афанасьев, вытирал глаза платком. Услужливый молодой человек был так удивлен состоянием своего начальника, что на какой-то миг растерялся, и только сглотнув застрявший в горле комок, доложил:
— Штабс-ротмистр Вяземский к вашему сиятельству!
У меня екнуло сердце. Если сейчас Денис Александрович начнет со мной разговаривать как с дамой, да еще и близкой знакомой, развалится вся придуманная история, и, не исключено, погребет меня под своими обломками. Нужно было что-то предпринимать, но времени придумать чего-нибудь путного у меня не было. Тогда, я решила действовать по обстоятельствам и постараться дать знать Вяземскому, как себя вести.
— Пусть войдет, — убирая платок, приказал граф Пален.
Вяземский вошел и, встав во фронт, собрался представиться по всем правилам артикула, но военный губернатор остановил его взмахом руки и пригласил подойти ближе. Денис Александрович подошел, чеканя шаг, и остался стоять в стойке смирно.
— Здравствуйте, господин штабс-ротмистр, — вежливо поздоровался граф. — Вам знакома эта особа?
Вяземский удивленно на меня посмотрел и, похоже, не сразу признал в новом наряде. В сарафане, да еще и с косой он меня никогда не видел. Переоделась в народное платье я уже при въезде в Петербург. Однако, присмотревшись, узнал и, повернувшись к графу, четко отрапортовал:
— Так точно знаю, ваше сиятельство! Это…
— Точно, они и есть! — перебила я кирасира. — Здравствуйте, барин Денис Лександрович, не признаете, это я, Алевтинка!
— Алевтинка? — растеряно переспросил он, глядя на меня во все глаза. — Но, как же…
