О горячем душе я мечтал едва ли ни с той минуты, когда в июне выгрузился из вагона на железнодорожной станции. Именно о горячем: чтобы кожу он распарил до красноты, а в воздухе душевой клубился густой пар. Не в последнюю очередь ради этой процедуры я и зубрил летом точные науки. Уже тогда обещал себе: сразу же, как окажусь в общежитии, пойду в душевую. Огромная ванна и джакузи в нынешних советских реалиях казались мне несбыточными мечтами. Я уже привычно гнал из головы подобные воспоминания (как и мысли о супермаркетах, об интернете и о «нормальном» автомобиле): сосредоточился на желаниях поскромнее. Спускался теперь по ступеням на первый этаж и щурил от блаженства глаза в предвкушении того момента, когда шагну под обжигавшие тело струи.
Кирилл и Артур отправились в душевую вместе со мной. Я изредка поглядывал на них, шагая по ступеням: рассматривал парней, будто собственное отражение. Потому что на нас были примерно схожие наряды: белые футболки, заправленные в растянутые на коленях синие трикотажные штаны, и комнатные тапки со стоптанными задниками. Я ухмыльнулся, покачал головой. Представил, как прошёлся бы в таком наряде по двору в году эдак две тысячи двадцатом. Наверняка бы уже на следующий день обнаружил в интернете снятый на смартфон видеоролик (с этим своим походом) — заработал бы комичным видом десятки тысяч лайков и комментариев. На первом этаже в окошке вахтёрки я заметил лицо бабы Любы: женщина проводила нас строгим, внимательным взглядом.
На входе в раздевалку перед душевой в мою грудь врезалась украшенная ореолом из рыжих волос голова.
Я опустил взгляд — увидел прикрывшего ладонью конопатый нос Вову Красильникова.
— Смотри куда идёшь, пацан! — возмутился четверокурсник.
Я проигнорировал его крик — плечом сдвинул Красильникова в сторону.
И уже через минуту почувствовал прикосновения к коже горячей воды.
* * *
Стоял в темноте под тёплыми водными струями (в душевой снова не горел свет — он проникал сюда лишь через дверной проём из раздевалки). Прислушивался, закрыв глаза, к болтовне Кирилла и Артура. Расписывал в уме планы на остаток недели.
Думал о том, что ещё недавно, будучи семидесятилетним «мудрецом», я даже не предполагал: однажды мне для счастья будет достаточно всего лишь горячего водоснабжения.
Я глуповато улыбался, подставлял воде то правое, то левое плечо. Изредка массажировал водными струями кожу лица. Топтался босыми ногами по кафельным плиткам пола и гнал из головы воспоминания о грибках и прочих кожных инфекциях (убеждал себя: в Советском Союзе подобных буржуйских болезней не существует).
— Серый, у нас проблемы, — услышал я голос младшего брата.
Открыл глаза — обнаружил, что потерял счёт времени и не заметил, как остался в душевой в одиночестве. В соседних кабинках не текла вода. Кирилл заглядывал в душевую из раздевалки.
— Что случилось? — спросил я.
Смыл с руки мыльную пену, вытряхнул из уха воду. Увидел: Кир развёл руками и нервно усмехнулся. Услышал, как в раздевалке громко ругался Артурчик — ему никто не отвечал, словно Прохоров разговаривал сам с собой.
— Нашу одежду украли, — сообщил Кир.
Я перекрыл воду — в душевой воцарилась тишина, от которой у меня в ушах появился звон. Смахнул рукой стекавшие на лицо с волос капли. Вышел вслед за младшим братом в раздевалку, шлёпая босыми ногами по полу.
Заметил, что тела́ Кирилла и Прохорова блестели от влаги и уже покрылись от прохлады гусиной кожей. Почувствовал, как пальцы моих ног погладил ветерок сквозняка.
Кроме нас троих в душевой никого не было.
— Вот, смотри, — сказал Кир.
Он указал на вешалку, под которой красовались расставленные в ряд три пары тапок. А вот трёх наборов нашей одежды и полотенец я на крючках не увидел. Повертел головой: пошарил взглядом по углам.
— Нету здесь наших вещичек! — сказал Артурчик. — Мы уже тут везде заглянули.
Он снова выругался.
— Что будем делать? — спроси Кирилл.
Я усмехнулся и произнёс:
— Как интересно.
Глава 9
Капли воды стекали по моей коже и падали на покрытый кафельной плиткой пол раздевалки. Я рассматривал блестящий крючок, на который недавно собственноручно повесил полотенце. В висках у меня громко пульсировала кровь, будто минуту назад я не стоял под горячими водными струями, а бежал марафон. Кирилл и Артур молчали, словно дожидались, когда я приму за них решение. Я сощурил глаза. Вспомнил, что в прошлой жизни за время студенческого бытия я ни разу не становился объектом шуток Вовы Красильникова. Вова тогда не проявлял суицидальных наклонностей: не шутил над Чёрным. Хотя вот такие выходки были как раз в стиле Красильникова. Я не раз слышал рассказы о том, как первокурсники по его милости добирались до своих комнат из душевой «с голой жопой».
— Ладно, — пробормотал я.
Кир и Артурчик переглянулись и расступились в стороны: освободили мне путь к выходу. Я шумно вдохнул-выдохнул (пульсация в висках не утихла). Надел свои тапки со стоптанными задниками и потёртыми носами. Дверь распахнулась прежде, чем я к ней шагнул. Я увидел, как в раздевалку вошел невысокий длинноволосый толстячок. Отметил, что сначала толстяк взглянул не на моё лицо, а на иную часть моего тела. Парень перестал улыбаться. Поднял взгляд, посмотрел мне в глаза — как кролик на удава. Я сообразил, что лицо этого паренька уже видел: лет пятьдесят назад. Но имя студента не вспомнил — да и не попытался найти его в памяти. Я ухмыльнулся — парень побледнел. Он не попятился, но и не прошёл в раздевалку — замер у порога, сжимал в руках мыльницу и полотенце.
— Мне нужна твоя одежда, — произнёс я.
«…И ключи от мотоцикла», — промелькнула в голове фраза из фильма «Терминатор» с Арнольдом Шварценеггером в роли робота убийцы.
Толстяк выронил мыльницу. Та ударилась о кафельную плитку, развалилась на две части и выронила на пол небольшой обмылок. Парень вздрогнул, вцепился рукой в штаны, словно почувствовал: те поползли вниз.
— З-зачем? — спросил он.
Толстяк взглянул на Кирилла и на Артура. Потом вновь посмотрел на нижнюю часть моего тела. И лишь в последнюю очередь взглянул мне в глаза. Я приподнял руку — парень покачал головой.
— Н-не дам, — сказал толстяк.
Его голос дал петуха. Парень вдруг развернулся и рванул к выходу. Кир и Артур ринулись было за ним, но притормозили у порога. Толстяк побежал по коридору в направлении вахты. Он не оглядывался, шустро переставлял ноги. Я усмехнулся — проводил жертву несостоявшегося ограбления взглядом. Подумал о том, что не влез бы в штаны толстяка. «Пригодилась бы его рубашка…» Я опустил глаза — увидел, что на полу раздевалки остались мыльница и полотенце. Мыльницу я перешагнул. Полотенце поднял. Юбка из полотенца не получилась: не хватило длины. Поэтому я сложил его в четыре слоя, прижал к паху. Сказал парням, чтобы ждали в раздевалке. Шагнул в коридор и направился будто бы по следам сбежавшего толстяка.
Около вахтёрской меня встретила баба Люба; она близоруко щурила глаза.
Женщина при виде меня не улыбнулась — покачала головой и спросила:
— Опять Красильников безобразничает?
Я кивнул.
— Похоже на то.
— Пожалуюсь на него коменданту! — пообещала Любовь Фёдоровна.
Она покачала головой.
— А я ещё удивилась, чего это он о тебе спросил… — сказала баба Люба.
И тут же погрозила мне пальцем.
— Ты там смотри, десантник, — сказала она, — не сильно его… того!
Я кивнул и пообещал:
— Постараюсь, баба Люба. Не переживайте.
Повернулся к женщине неприкрытой полотенцем тыльной стороной своего тела и зашагал по ступенькам. На втором этаже меня никто не встретил — я лишь различил мелькнувшую в конце коридора (около кухни) человеческую фигуру. Но услышал, что этажом выше в коридоре собралась шумная толпа. Причину сборища определил по запаху: в воздухе явно увеличилась концентрации табачного дыма. Сообразил, что студенты высыпали из комнат на перекур — его часто устраивали рядом с перилами, где в углу обычно стояла корзина для мусора (и для окурков). Я не сбавил скорость хода. Распрямил спину, плотно прижал к паху полотенце. Прошагал по ступеням — звуки голосов на третьем этаже смолкли: курившие рядом с перилами студенты меня заметили.
