знаю… слишком фантастичной, чтобы быть правдой, разве нет? Тот образ, который сейчас создают твои родители, реален? Ты действительно думаешь, что они все еще любят друг друга?
Мое лицо искажается, когда его вопрос пробуждает ужасающие воспоминания.
— Что? — спрашивает Дин, нахмурив брови в замешательстве. — Что за лицо?
Я стону и упираюсь лбом в его твердую грудь.
— Не заставляй меня рассказывать эту историю. У меня травма на всю жизнь.
Его рука крепко сжимает мою талию, а большой палец впивается в мое бедро.
— Теперь ты обязана мне рассказать.
Я облизываю губу и поднимаю подбородок, чтобы прошептать ему на ухо.
— Прошлым летом я вернулась домой, чтобы позаимствовать мамину фарфоровую посуду для суфле.
— Естественно. — Дин фыркает.
— Так вот, я открыла дверь своим ключом и застала их. — Меня пробирает неконтролируемая дрожь, когда в голове вновь возникает ужасная картина.
— Застала их? — спрашивает Дин, словно не может понять, что я имею в виду.
— Да, я застала их, — подчеркнуто повторяю я, потому что, конечно же, Дин не настолько глуп.
— О чем ты говоришь?
— Они трахались в папином кресле, Дин, — восклицаю я, и парень быстро закрывает мне рот ладонью и заставляет замолчать, когда мы оба разражаемся неконтролируемым смехом.
Дин отпускает руку и обхватывает меня за талию, все его тело вибрирует от беззвучного смеха, когда он прижимает меня к себе и шепчет:
— Серьезно? В кресле?
— В его кресле-релакс. — Я сцепляю руки за его шеей и изо всех сил стараюсь сдерживать смех, но это бесполезно. Еще больше хихиканья звучит ему в грудь, потому что я не могу представить менее сексуальный предмет мебели, на котором можно заняться сексом. Тянусь вверх, чтобы тихо добавить ему на ухо: — Хуже всего то, что это была одна из тех автоматических моделей, и нога моей матери, должно быть, ударялась о пульт, потому что, пока она скакала на нем, спинка то откидывалась назад, то поднималась.
Дин резко отстраняется назад и смотрит на меня, все его лицо озарено весельем.
— Как много ты видела, извращенка?
— Тише! — Я сжимаю его шею в предупреждении. — Я застыла в шоке секунд на пять. Этого было достаточно, чтобы услышать звук мотора… Теперь у меня травма. Я больше никогда не смогу сидеть в том кресле.
Дин смеется и притягивает меня ближе, пока мы оба пытаемся отдышаться.
— Ничто так не говорит о настоящей любви, как кресло с откидной спинкой.
Я вздыхаю и снова смотрю на своих родителей. Они чертовски милые, даже если мама — заноза в моей заднице.
Следующие пару часов пролетают незаметно. И, несмотря на мои прежние страхи, я действительно хорошо провожу время. Дин улыбается на всех фотографиях и легко общается со всеми. Он даже уговаривает одну из подруг моей матери проводить еженедельные встречи книжного клуба в пекарне. Мама состоит в этом чертовом клубе и ни разу не предложила им это. Даже папа впечатлен прогнозами Дина относительно расширения моей франшизы. Это именно то, на что я надеялась сегодня вечером. На самом деле, вечер проходит так гладко, что я даже забыла, что все это понарошку. То, что Дин рядом со мной, кажется естественным.
Он как раз тащит меня обратно на танцпол под одну из моих любимых кавер-песен группы «Харт», когда сзади раздается мамин голос.
— Нора, посмотри, кто наконец-то пришел.
Крепко сжимаю руку Дина, я отчаянно не хочу этой встречи и мечтаю убежать, куда глаза глядят. Дин ободряюще сжимает мою руку, и я тяжело выдыхаю. Вот почему он здесь. Это то, ради чего мы нарушали все правила всю ночь напролет. Я могу это сделать.
Отпускаю руку Дина и поворачиваюсь.
— Нейт, как?.. — Голос застревает у меня в горле, когда я рассматриваю открывшееся передо мной зрелище.
Мужчина, стоящий рядом с матерью под неприличным количеством мерцающих огней, это не тот Нейт Хоторн, которого я ожидала увидеть. Даже близко нет.
В детстве Натаниэль был тощим, и в зубах у него постоянно была еда. Он считал, что принимать душ вредно для окружающей среды, и никуда не ходил без своей валторны.
Этот парень передо мной… просто секс! Светловолосый и загорелый, с очень широкими плечами, которые, кажется, в любую секунду разорвут черный пиджак.
И он высокий. Нейт же не был таким мускулистым и высоким в школе? Это невозможно. Я бы это запомнила. Мама упомянула, что ему поставили брекеты, но не упомянула об остальных его изменениях, которые просто поразительны. Честно говоря, он стал тем, кого мы с Рейчел назвали бы «зачетный пончик».
Видите ли, до того, как я усовершенствовала свой рецепт крупонов, «Проснись и пой!» специализировалась на более традиционных пончиках для гурманов. Наши витрины были полны красивых, красочных пончиков, которые мы начинали делать в три часа ночи каждый день. И естественно, некоторые пончики были красивее других. Поэтому мы с Рейчел придумали систему сортировки. Самые красивые шли в центр. Мы назвали их «зачетные пончики». «Ни то ни сё» шли позади них. А пончики из нашей первой партии за день, пока кофе не поступал в наши организмы, назывались «не ахти» и засовывались в заднюю часть, где их никто не мог увидеть.
До этого момента я бы отнесла Нейта из детства к категории «не ахти». Качество и вкус великолепны, но внешний вид оставляет желать лучшего, чтобы быть хедлайнером.
Однако человек, стоящий передо мной сейчас, очень похож на «зачетный пончик».
Нейт одаривает меня жемчужно-белой улыбкой с определенно очень ровными зубами.
— Нора Донахью, ты просто загляденье.
Я смеюсь и чувствую, как меня охватывает румянец, когда тереблю тонкие бретельки своего платья.
— И ты тоже, Нейт. Калифорния явно пошла тебе на пользу. — Я прочищаю горло, потому что мой голос звучит глупо и с придыханием.
— В Калифорнии было хорошо, но я скучал по Боулдеру, — отвечает он с легкостью. — Здесь есть то ощущение маленького городка, которого не может достичь ни один район Лос-Анджелеса.
Мой взгляд опускается к его выпирающим грудным мышцам под
