— Саша, помоги загрузить!
Отпустив парня, Данилов потянул каталку к задним дверцам, рывком распахнул их и, не обращая внимания на суетившегося рядом укурка, взялся за ноги трупа, собираясь загрузить его в единственную из четырех свободных секций. Охранник, отворачиваясь, чтобы дышать пореже, взял труп за плечи. Окоченевшие трупы грузить несложно, это не обмякшее тело коматозного больного.
— Подняли! — скомандовал Данилов.
Черный пакет разъехался посередине, явив взорам обнаженное тело — мужское, с однозначным первичным половым признаком.
— Погоди-ка, — Данилов опустил труп обратно на каталку и обернулся к укурку, который как раз собирал бумажки, разлетевшиеся по асфальту. — Так это же мужской труп.
Он забрал у парня промокшие документы и сличил данные с клеенчатой биркой, болтавшейся на правом запястье покойника.
Направление было выписано Тимошиной Агриппине Кондратьевне, семидесяти двух лет от роду, а на носилках, если верить бирке, лежал Палильский Михаил Александрович, одна тысяча девятьсот шестьдесят второго года рождения.
— Ты трупы перепутал, мудила! — в сердцах высказался Данилов. — Давай быстрей сюда Тимошину и убирайся к чертовой матери!
Дождь усилился.
— Я сейчас найду, — водитель выключил зажигание, вылез и подошел к Данилову. — Разрешите.
Вначале он с помощью охранника перегрузил труп с каталки в машину, а затем потянул на себя другой, лежавший в соседней секции.
— Помогите, — попросил он Данилова и Сашу.
Укуренный фельдшер стоял сбоку и наблюдал за процессом. Правда, уже не улыбался — сказывалось отрезвляющее действие свежего воздуха и холодного дождя.
— А это точно наша? — ворчливо спросил Данилов. — Может, сверим сначала?
— Ваша, ваша, — заверил водитель. — Один женщин, другие три мужичины. Достанем и проверим.
Водитель дело говорил: невозможно было прочитать написанное на бирке, пока труп лежал в секции. Данилов помог переложить труп на каталку и развернул пакет.
Тело оказалось женским и каким нужно: на бирке восхитительным каллиграфическим почерком было выведено «Тимошина Агриппина Кондратьевна».
— Разобрались наконец, — констатировал Данилов. — Спасибо.
— Пожалуйста, не жалко, — ответил водитель, захлопывая дверцы.
Фельдшер молча уселся на переднее место.
— Вот урод! — покачал головой охранник, берясь за ~Q~ ручки каталки. — Это же надо так отличиться.
— Я тоже хорош, — улыбнулся Данилов. — Надо было сразу свериться. Обошлось бы без пререканий.
— Привыкнешь еще, — обнадежил охранник. — На автомате будешь все делать.
— Да у меня вообще-то нет такой цели, — привыкать к роли дежурного санитара морга Данилову совсем не хотелось.
Сгрузив труп в хранилище, Владимир вернулся в приемную и аккуратно разложил сопроводительные документы на столе.
— До утра высохнет, — обнадежил охранник. — Все будет путем. Это вот когда родственникам чужой труп выдадут, а те его заберут — тут, конечно, визг до небес стоит.
— А разве такое бывает? — Данилову доводилось слышать подобные истории, но он всегда считал их выдумками. — Родственники же не слепые.
— Не слепые, — согласился охранник. — Но смерть меняет людей, да и приезжают забирать не всегда самые близкие. Иной раз является какая-нибудь седьмая вода на киселе. А некоторые вообще смотреть на покойников боятся. Один случай в мое дежурство был — выдали бабульку, да не ту. Только в крематории ошибку обнаружили.
— Вернули?
— Вернули, со скандалом. А тут уже другие скандалили, той покойницы родственники. Им тоже не ту вынесли, но они сразу заметили, что это не та, и говорят — а где та, а им говорят, что та не та…
— Ты еще не запутался? — улыбнулся Данилов. — Спать пора.
— Пора, — согласился Саша. — Чувствую, что после такой катавасии нас до утра никто не побеспокоит.
— Сплюнь, — попросил Данилов, но охранник напророчил верно — до утра больше никого не привозили.
Лишь одновременно с приходом Валеры бригада «скорой помощи» привезла труп мужчины, умершего у них в машине, но это Данилова уже не касалось.
Глава шестая
Подозрения
— Тут он открыл глаза и возвел их к нерадостному, уходящему в темь потолку покоя. Как будто светом изнутри стали наливаться темные зрачки, белок глаз стал как бы прозрачен, голубоват. Глаза остановились в выси, потом помутнели и потеряли эту мимолетную красу[1]. Подумать только — как точно, как образно и вместе с тем как уважительно Михаил Афанасьевич пишет о смерти!
У доцента Кислой был свой пунктик: смерть и все, что с ней связано.
— Лариса Александровна — человек своеобразный и увлекающийся, — однажды сказал о ней заведующий кафедрой.
Доцент Кислая могла ответить на звонок по мобильному посреди занятия или даже собрания. Спокойно, не понижая голоса, сказать «Да, я слушаю», а дальше — что-нибудь неуместное:
— Маша, это же так здорово, когда у тебя есть человек, с которым можно не притворяться, а просто быть самой собой! Без стремления казаться лучше. Вести себя, как тебе хочется, говорить, что хочется, ходить перед ним в футболке и стоптанных тапочках, есть курицу руками…
Никому другому не было позволено так себя вести; но Кислую не одергивал никто, даже заведующий. Не потому, что любили, а потому, что знали: это бесполезно. Лариса Александровна будет хлопать чрезмерно накрашенными ресницами, пожимать плечами, смотреть умоляюще, но разговор доведет до конца. Как и все прочие свои затеи. Обделив эту достойную женщину здравым смыслом, природа наделила ее великим упорством. Именно колоссальное упорство превратило тихую скромницу в доцента кафедры патологической анатомии.
Кислую Данилов невзлюбил сразу, потому что во время ее занятий у него обязательно начинала болеть голова. Он не знал, что было тому виной: то ли визгливый голос Ларисы Александровны, то ли ее личная энергия, то ли разнообразная ерунда, которую она говорила и вытворяла во время занятий, — но от головной боли, возникающей на ее лекциях, не помогали даже таблетки.
Но сегодня голова у Данилова болела из-за Елены, из-за того, как вела себя его драгоценная гражданская супруга.
Нет ничего странного в том, что люди годами живут вместе без соответствующих печатей в паспортах. Как говорится — не в документах дело, а во взаимопонимании.
Но когда женщина, уже одобрявшая идею похода в ЗАГС, вдруг говорит: «А что это изменит? Сейчас совсем нет времени. И вообще, давай не будем торопиться», это настораживает и заставляет серьезно задуматься.
Вдобавок женщина, которая всегда жаловалась на усталость от своей ответственной службы (а заведовать подстанцией и впрямь нелегко), внезапно приобретает вкус к регулярным встречам с подругами вечером после работы. Приходит не слишком поздно — ведь дома ее ждет ребенок, а иногда и муж, пораньше вернувшийся с подработки. О встречах ничего не рассказывает, ограничиваясь дежурной фразой вроде «почесали языки и разбежались». И снова курит, несмотря на то что расставалась с этой привычкой по своему собственному почину и продержалась несколько месяцев.
Но больше всего Данилова озадачило то, что Елена постепенно перестала интересоваться его делами. Спросит:
«Как ты сегодня?», услышит в ответ дежурное: «Нормально», и все! Жену даже не удивила сумма, которую Данилов заработал в патологоанатомическом отделении; а Владимир был уверен, что Елена обрадуется. Добрейший Юрий Юрьевич выписал Данилову премию, существенно превышавшую совместительский оклад. Вместе с деньгами, полученными за ночное дежурство вместо Валеры, вышло очень прилично.
Дома витал запах тайны, запах пряной сосновой горечи; и удивительно было не то, что от всего этого у Данилова болит голова, а то, что она еще не взорвалась.
Данилова подмывало задать Елене прямой вопрос — он любил ясность и ценил те преимущества, которые она предоставляет. Но, начав спрашивать, он стал бы прокурором, а Елене пришлось бы защищаться или оправдываться. Ничего из этого не получилось бы хорошего.
— Я надеюсь, что все вы читали «Смерть Ивана Ильича»? — Кислая скользнула по лицам ординаторов рассеянным, словно устремленным в себя, взглядом.
Ординаторы закивали — из вежливости, без энтузиазма.
— Но не будем отвлекаться, — спохватилась Кислая. — Итак, ни для кого не секрет, что клинико-анатомический анализ с дачей объективного и всестороннего заключения — это не просто наша с вами ежедневная рутинная работа. Это огромной важности научная… нет не научная, а научно-практическая задача. Можно сказать, что патологоанатом — гарант повышения качества лечения!
— Но не для того, кто в данный момент лежит у него на столе, — негромко сказал Денис.
— Совершенно верно, — согласилась Лариса Александровна. — Но ведь тем, кого станут лечить завтра, непременно пойдут на пользу ваши выводы, не так ли?
