я пряталась в дальней комнате во время рождественских праздников.
Я подхожу к ней, обнимаю за талию и прижимаю к себе. Я никогда не устану от того, какая она теплая и мягкая, но, зная, какая у нас компания внизу, мне приходится сдерживать себя, чтобы не прижаться к ней и не возбудиться. Пять лет вместе, а я все еще чувствую себя возбужденным подростком, когда беру ее за руки или вижу, как она ходит в чем-то, что подчеркивает ее сексуальные формы.
— Прости, детка, я просто зашёл сюда, чтобы ответить на короткое рабочее письмо, потом посмотрел в окно на снег и немного задумался.
— Да? — Она дарит мне одну из тех очаровательных улыбок, которые мне нравятся, и от которых я просто таю. — И, о чем же ты думал?
Я улыбаюсь в ответ и обнимаю ее другой рукой, стараясь не пролить ее напиток.
— В основном мысли о тебе. О нашей жизни и о том, как мне повезло.
— Стоп, от твоих слов я сейчас расплачусь.
Я наклоняюсь и нежно целую ее мягкие губы.
— Но это правда.
Я слышу тихий топот шагов, которые могут принадлежать только одному человеку — моей милой дочери.
— Папа, папочка! — Кэролайн вскрикивает. Я готовлюсь, когда она бросается мне на ногу. — Спускайтесь вниз, сейчас чай, время чая!
Дейзи издает милое аханье, которое всегда издает, когда ей нравится, насколько мила наша дочь. Я едва могу справиться с этим сам, когда наклоняюсь и поднимаю ее на руки.
— Время чая?
— Ага! — Она кивает.
— Разве ты не имеешь в виду «время ёлки», дорогая? — спрашивает мама.
— Ага! — Кэролайн радостно визжит, вскидывая руки над головой. Счастье моей дочери приносит мне такую радость. Я смотрю на Дейзи, пока мы спускаемся по лестнице в гостиную. Она улыбается до ушей.
Голоса внизу становятся громче, когда мы достигаем подножия лестницы и поворачиваем налево по коридору. Все смеются и хорошо проводят время, от чего моя улыбка только растет. Я чувствую, как Кэролайн извивается, желая, чтобы ее выпустили на свободу. Она так рада украшать ёлку вместе со всеми, что я отпускаю ее и обнимаю Дейзи, и мы оба наблюдаем, как она убегает, размахивая руками и крича:
— Время чая! Время чая!
Через несколько секунд после нее мы входим в гостиную, где Марисса, мои родители и мама Дейзи собрались вокруг ёлки, обсуждая, как лучше всего развесить гирлянды и шары.
Как обычно, громче всех говорит мама Дейзи, за ней следует мой папа. Моя мама много кивает и потягивает вино, но мало что говорит. Хотя она может быть немного снобом, моя мама не самая креативная. В конечном итоге она просто будет поддерживать отца во всем, что он говорит, и участвовать в самом украшении, но ей нечего будет сказать, если дело дойдет до мозгового штурма.
Марисса поворачивается, когда мы заходим в комнату, и улыбается. По сей день я все еще испытываю чувство облегчения и счастья, когда она улыбается мне, зная, что когда-то она не доверяла мне, когда я впервые вернулся в жизнь Дейзи.
— А вот и они! — говорит она достаточно громко, чтобы привлечь внимание всех остальных. — Теперь мы наконец-то это сделаем!
Родители оборачиваются, и тут же ко мне подбегает мама Дейзи, хватает за рукав и тянет к дереву.
— Хорошо, нам нужно твое мнение, Крейг. Считаешь ли ты, что нам следует повесить белые гирлянды, которые начинаются сверху и скручиваются вниз против часовой стрелки, а зеленые и красные шары расположить вверху по часовой стрелке? Или только зеленый и красный цвет? Потому что елку невозможно нарядить без зеленого и красного или она будет похожа на витрину Macy’s (прим.: американская сеть универмагов). По крайней мере, я так думаю!
Мне приходится сдержать смех. Я люблю маму Дейзи, правда. Это ее четвертое Рождество с нами. К сожалению, мы не смогли организовать первое Рождество, которое мы с Дейзи провели вместе, поскольку она все еще пила и по-прежнему избегала всего, что было связано с праздниками, но, как я и обещал Дейзи, я работал с ней, и мы смогли привлечь её маму к участию в программе, и по состоянию на декабрь этого года она трезва чуть больше четырех лет.
— Ух ты, я не уверен, Шелли, — отвечаю я, делая вид, что обдумываю ее вопрос. Я действительно думаю, что оба цвета будут выглядеть хорошо. Поворачиваюсь и жестом призываю Дейзи присоединиться ко мне. — Что ты думаешь, детка?
— Я думаю, зеленый и красный, — мгновенно отвечает Дейзи. Я посмеиваюсь. У нее всегда есть мнение. Совсем как ее мама. — Я не большой поклонник белого цвета.
— Я не против белого цвета, — вмешивается мой отец. — Что ты думаешь, Кэролайн? Тебе нравится белый цвет? — Моей отец очень любит внучку, и он всегда старается вовлечь ее во все дела.
Кэролайн смотрит на дерево, затем на меня, как будто вопрос загнал ее в тупик.
— Я… да!?
Очаровательный ответ моей дочери вызывает смех всех. Иногда мне кажется, что она вырастет стендап-комиком.
— Марисса? — спрашиваю я.
— Эй, мне все равно! — отвечает она, пихая в рот еще один мамин пряничный человечек. — Я здесь только ради выпивки и еды!
— Я так рада, что они тебе нравятся, дорогая, — говорит моя мама. Я могу сказать, что она тоже так думает. Моя мама и Марисса очень подружились. Я думаю, это как-то связано с тем, что они обе всегда думают, что знают, что лучше для других людей. Но эй, пока они не направляют эту привычку в мою сторону, меня устраивает, что они обе ведут себя так дружелюбно, как им хочется.
Потребовалось немало усилий, чтобы убедить родителей изменить свое мнение о моих отношениях с Дейзи, но через несколько месяцев после того, как мы снова начали встречаться, я дал им понять, что, если они когда-нибудь захотят снова общаться со мной как с сыном, им придется принять ее и понять, что она навсегда останется частью моей жизни.
Они пытались со мной бороться, но я просто отказался отступить, и думаю, что мой отец стал уважать меня за это. Он пришел в себя быстрее, чем моя мама, которая все время говорила мне, что мне нужно найти девушку из «более респектабельной семьи», но как только Шелли попала в программу и стало очевидно, что мы с Дейзи не собираемся расставаться, мой родители начали менять свое отношение.
В первый год мы не отмечали с ними полноценное Рождество, но на следующий год мы это сделали, и это было невероятно. В
