3. Кукушка Langfordi
Все должно быть изложено так просто, как только возможно, — но не проще.
Альберт Эйнштейн (плакат в отделе безопасности Ковчега)
Навстречу ему человек в белом комбинезоне с печатями. Но не тот, что был на проходной, а другой. Стажер еще подумал, что эти комбинезоны похожи на то, как выглядели спецы в Урановом Craft'e. Там был голубой костюм с оранжевыми разводами, которые пульсировали, когда спецы переходил в режим невидимости… А навстречу ему еще один такой же.
Вокруг инженеры, техники, внутренняя охрана — ходят, суется, но на людей в комбинезонах никакого внимания. Только все поголовно насвистывают ту мелодию: та–да–да, дзынь–дзынь–дзынь, — как коровы с колокольчиками. А главное, тележки с коробками в коридоре… Люди идут на них, будто слепые, бьются лбами — и все равно не замечают… Тыкаются, как тупые боты, пока не обойдут, и идут дальше…
А стажер дошел до главного цеха, где ядерные боеголовки заряжают плутонием, и видит, что цех поделен надвое. В одном углу рабочие заряжают боеголовку плутонием, подвозят ее к проверочной комиссии, там ставят галочки в документах, пломбируют изделие, везут на выход… а на выходе двое людей в комбинезонах накидывают на боеголовку белый, в оранжевых печатях, чехол, и везут назад, в другой угол. Там за ширмой из бело–оранжевой ткани целый рой людей в комбинезонах. Они только что собранную боеголовку разбирают, свежий плутоний вытаскивают, на его место ставят чушки из обедненного урана, собирают, и вот теперь уже вывозят за пределы цеха. А плутоний упаковывают отдельно, в бело–оранжевые контейнеры, и везут к другому выходу…
Тут уж до стажера дошло, что это не розыгрыш. Он начал кричать, руками махать, хватать рабочих — что вы делаете?! Что тут, вообще, происходит?!
А рабочие на него — как на психа: «Люди в комбинезонах?.. Какие люди?.. Ты чего?..» А те, в комбинезонах, от дела отвлеклись, и на стажера нашего стали глядеть… С интересом… Потом между собой пошептались, и пошли на стажера.
Стажер пытался убежать — но ведь их было много… Они шли на него со всех сторон… А рабочие стояли и только смотрели на него странно. Будто он указывает на пустой воздух перед собой, и все вопит: «Здесь чужие люди! Здесь чужие люди!..» Начал крутиться так, будто кто–то невидимый заламывал ему руки, и все кричал, чтобы на него не надевали халат с печатями… и тут рабочие перестали на него смотреть.
Вдруг начали озираться, будто что–то потеряли из виду. Стажеру показалось, в их глазах наконец–то стало проясняться, и…
Лис замолчал.
— И?.. — едва слышно выдохнул Пацак.
— В этот момент по громкой связи заиграла мелодия, на весь цех. Рабочие замерли. А когда мелодия доиграла, все только терли лбы и хлопали глазами — будто их выдернули с кровати посреди сна.
— А потом?
— А потом пожали плечами. Каждый подумал: что это за наваждение с ним было? И все вместе пошли дальше работать.
— А стажер?!
— Что — стажер?
— С ним–то что дальше было?!
— А кто знает? С завода он куда–то пропал, в общежитие не вернулся… Больше его не видели.
Минуту Пацак неуютно сопел в темноте, потом пропищал:
— Лис… Скажи, что ты это выдумал?.. Ведь так же не бывает, да? Люди не могут не замечать того, что у них перед глазами…
— Да ну? — хмыкнул Лис. — Увы, Пацак. Мозг постоянно себя обманывает. Закрой левый глаз, и смотри только правым — ты видишь дырку в изображении мира?
— Дырку?..
— А ведь она есть, это дырка…
— Дырка?.. Нет! У меня — нет, Лис! Точно!
— Мозгов у тебя нет! А дырка — есть…
— Но ведь ее можно заметить, — сказал Туз. — Какой–то король играл на скучных советах, «рубил» головы министрам.
— После того, как ему рассказали о такой возможности. Если точно знаешь, где искать, можно найти. А если не знаешь?
— Лис, Туз! Вы, вообще, о чем?.. — настороженно пробормотал Пацак.
— О слепом пятне, дитя стеклянной соски! О чем же еще?!
— О каком–каком пятне?..
Рыча от досады, Лис выволок Пацака в коридор и показал на натуре, как рубить лампочки взглядом.
Пораженный Пацак мычал и блеял, даже когда Лис оставил его и вернулся в каюту.
— Вот тебе, Туз, и живой пример. Это при том, что вот этого вот должны были учить в школе и арифметике, и биологии. А миллиарды людей умирают, так и не узнав, что в их глазу есть «слепое пятно», и зрительная кора обманывала их всю жизнь, домысливая на месте этой дыры то, что там должно было бы быть… Заметь, Туз, это еще на уровне харда и драйверов. А сколько таких дыр должно быть на уровне софта и настроек?
— Их может вообще не быть! — огрызнулся Туз.
— Да? А второй рисунок Диснея помнишь?
— С Бушем? — сунулся в каюту Пацак. — У меня от него до сих пор мурашки, от его улыбки…
— Не от улыбки! Не Джоконда… Я понял, в чем прикол.
Лис снова вышел в коридор. На этот раз мы все сгрудились над рисунком.
— Вот смотри, Туз. Что ты тут видишь?
— Ну Буша я тут вижу, чего еще я могу видеть!
— Только?
— Да! Только!
— А вот у Пацака, наверно, раздвоение личности. Одна из частей его мозга видит еще кое–что, только не может внятно сообщить… Потому Пацаку и не по себе…
Лис перевернул лист и поднял его над собой. Так, чтобы свет лампы проходил сквозь портрет.
Бумага плохо пропускала свет, рисунок с обратной стороны было едва разобрать… и он был совсем другим.
— При смене контраста… — выдохнул Батый. — Вот зачем понадобилось так густо штриховать…
Из рисунка выступило то, чего раньше там не было. Из лица Буша, как в рентгеновском снимке, просвечивал череп.
— Ни хрена себе… — только и смог пробормотать Туз. — Ну Дисней и отжег…
— Господи! — прошептал Пацак. — Я бы не за что не догадался…
— Ты — не догадался, — сказал Лис. — Точнее, твое сознание. Лихой рационализатор труда, он же — ленивый внутренний цензор. Узнал на рисунке Буша, и решил, что больше здесь ничего нет, и искать не стоит. И похерил доклад той части твоего мозга, которая распознала тут что–то еще… И все это произошло без твоего сознательно участия, Пацак. Мурашки по спине гуляют, а откуда они вылезли? Не зна–аешь… Дисней сыграл на струнках твоей души, как на балалайке… И это простенький портретик, Туз. На который мы глядели всего–то минуту. А теперь представь, что с твоим подсознанием может сделать штука, на которую ты тратишь несколько часов в день? И не один день, а каждый день, год за годом… И там не штриховано карандашом, а в цвете, со звуком, с движением, провоцируя тебя на постоянную реакцию…
— Несущая частота… — пробормотал Батый.
— Да все равно — бред, Лис! Даже если что–то такое там… Не сработает это! Кто–то заразился бы раньше, кто–то позже! А если зомби будут получаться по одному, пока вокруг еще нормальные люди, то таких одиночек сразу повяжут и развезут по психушкам. Выяснят причину, и все, больше в игру никто не играет! А тех, кто уже поиграл, под карантин!
— А если бы они все одновременно?.. — задумчиво пробормотал Батый.
— Да? Это как? Кто заставит сотни взрослых людей играть в дурацкую игру, причем всем одновременно?
— А если… — начал Лис, но Батый схватил его за плечо и стиснул так, что Лис весь скривился и…
Нет, не заорал. Замер с открытым ртом, прислушиваясь.
Сначала показалось, что звук был справа по коридору — шаги. Быстрые, легкие… Но это было эхо. Настоящие шаги прилетели слева — громкие, спешащие, много…
— Они!.. — пискнул Пацак и шарахнулся в нашу каюту.
Попятился и Туз… Мы с Лисом замерли… Только Батый шагнул вперед, чуть согнувшись, выставив руки, как борец…
Они вылетели из–за поворота. Четверо, еще один чуть сзади…
На нас они едва глянули, промчались мимо, остановились только у следующего поворота. Упершись руками в коленки, они тяжело дышали и глядели сквозь нас — назад. Туда, откуда прибежали…
Магнумцы, все пятеро. Только сейчас на самих себя не похожи. Гавайки взмокли от пота, лица болезненно–бледные, глаза — дикие.
— Мы же договаривались: держаться за руки! — просипел Фокс сквозь судорожные вздохи. — Бросили, козлы…
Четверо остальных поглядели на него, но ничего и не сказали. Снова уставились назад.
— Вы откуда? — спросил Туз.
— Шли до края бункера, — просипел Фокс. — Оттуда вдоль. До того шлюза, через который нас вводили…
