Помимо спорта, чтобы не превратиться в тупой, раскачанный до предела кусок мяса, Дима немало времени уделял и «накачке» мозгов. В круг его интересов входили математика, физика, химия, биология. Шухов много читал, сам писал стихи, правда, никому этого не демонстрировал. Когда родилась Зона, Диму буквально клещами сюда потянуло из родного Иркутска. Он правильно и совершенно резонно предположил, что здесь найдет идеальный полигон для самосовершенствования и утоления исследовательского зуда. Правда, в последнее время, особенно при виде подобных, аналогичных этим на стене, следов Дима все чаще задумывался о том, не переоценивает ли он свои способности и навыки…
Приют на предстоящую ночь Дима нашел в небольшом кирпичном сарае. Помещение прельстило парня относительно надежной, не обвалившейся дверью, практически не заедая проворачивающейся на шарнирах, и целой крышей. Внутри на полу не стояли отвратного вида лужи с копошащейся слизеобразной пакостью, а наличествовали сухие и вполне крепкие, хоть и почти черные доски. Уже темнело, и потому Шухов решил не искать себе иного места, а просто натаскал внутрь несколько пустых железных бочек, кучу деревянных ящиков и, надрываясь, прикантовал металлический бак примерно метр на метр габаритами.
Им он подпер изнутри дверь, навалив внутрь еще и камней и битых кирпичей – для тяжести. Теперь если даже кто-то и рискнет ломиться к нему на огонек среди ночи, то в любом случае грохотом разбудит Диму и нарвется на полновесную очередь бронебойными пулями. Разломав ящики, Шухов выложил получившиеся деревянные щиты на полу в виде постели, поверх которых расстелил еще и спальник. В мешок Шухов никогда не забирался, укрываясь им как одеялом. Иначе в случае внезапного ночного нападения он оказался бы практически беззащитным, связанным собственным спальником по рукам и ногам. Нет уж, лучше померзнуть лишний раз, зато быть на случай аврала в полной боеготовности, тем более что автомат всегда под рукой.
Дима вынул из рюкзака маленький примус и пропановый баллончик, налил в полулитровый мини-котелок воды из фляги, зажег огонь. Хоть газа в примусе хватало буквально на четыре-пять таких котелков, доведенных до кипения, Шухова это вполне устраивало. Он не пропадал в Зоне так долго, как некоторые ходоки – днями напролет, а отправиться в короткий рейд вполне хватало и такого. Вскипятить чай, заварить суп-лапшу из концентрата сухпайка, просто согреться после промозглого дождя – лучше и не придумать, а веса в баллоне, котелке и примусе мало, и места занимает вовсе чуть-чуть. Когда чапаешь с рюкзаком сутки напролет, прыгаешь и ползаешь с ним чуть не в обнимку, практически каждый грамм веса на учете.
Напившись горячего чая, Дима прилег на деревяшки, укрылся спальным мешком и расслабленно затих. Ему было очень хорошо. Нервное напряжение, давящее душу весь день, атмосфера Зоны, мрачные находки и даже страшное видение чудовища, в клочья растерзавшего Плоть начали отступать. Шухов довольно долго занимался наукой аутотренинга и мог сознательно отключать память, очищая мозг от тяжелых и не самых приятных дум и воспоминаний. А в условиях Зоны это просто необходимо, чтобы не свихнуться от постоянного напряжения и страха. Натренировавшись таким образом, Дима мог засыпать и нормально, полноценно отдыхать практически в любых условиях, хоть на голых камнях, хоть сидя в лесу на ветке дерева в пяти-шести метрах над землей.
В руинах колхоза что-то возилось, скрипело, шуршало, с редкими интервалами затишья мерно бил по крыше дождь, шелестел ветер между полуразвалившимися стенами и догнивающей здесь техникой, но Дима всего этого уже не слышал. Он уже спал, положив ладонь правой руки на пристроившийся под боком автомат, готовый всегда ударить очередью по любому незваному гостю. Дыханье человека было мерным и спокойным, но практически неслышным даже внутри сарая, не говоря уже о мире снаружи. Если даже какая-то местная тварь и обнаружит пришельца, то разве что по запаху или пользуясь некими только ей ведомыми способами.
Конечно, Шухов не мог видеть, как в тревожной, враждебной тьме ночи вокруг сарая Зона жила свое собственной жизнью. Прошелестела в высокой траве крыса, потом еще одна, обе юркнули куда-то под просевший в землю трактор, взлягивая вислым и облезлым задом, припадая сразу на обе передние лапы протрусила по своим делам крупная собака-мутант, села на столб с оборванными проводами ворона, черная, как сама ночь, и оттого практически неразличимая во мраке.
И почти сразу сама без вопля шарахнулась прочь, когда в проломе, зияющем в стене бывшей теплицы, материализовалась тень, до такой степени черная, будто тьма сгустилась в этом месте в некую почти бесформенную чернильную кляксу. А потом сверкнули отблесками два хищных, нечеловечески разумных и даже мудрых глаза медового цвета, с вертикальными зрачками.
Тварь жила здесь уже больше недели. Она прекрасно знала о нынешнем появлении здесь человека, внимательно рассмотрела его через щели в разрушенной кирпичной кладке и заметила, куда он пошел. Она могла даже, если б умела общаться на понятном людям языке, точно указать лапой место, где сейчас лежит человек и подтвердить, что он спит, так как активность его мозга резко снизилась. Чудовище, смоги оно выражать эмоции, смеялось бы до колик над наивностью пришельца защититься от внешнего мира простым железным ящиком, подпирающим ветхую дверь.
На самом деле тварь одним прыжком покрывала расстояние в добрый десяток метров, а страшные саблевидные когти, следы которых и видел Дима, позволяли ей вскарабкаться по отвесной стене на практически любую высоту. Зубы рвали даже нетолстый металл, а челюсти развивали усилие, сравнимое с давлением гидравлического пресса. Форма морды была треугольной, так что когда чудовище открывало пасть, казалось, что оно улыбается, однако организм был сугубо практичным – никому и никогда не удастся вырваться из захвата челюстей. Кроме того, тварь имела два сердца и две совершенно независимых друг от друга системы кровообращения, что позволяло ей переносить такие раны, от которых немедленно умерло бы любое обычное животное. Глаза прекрасно видели в темноте, плюс к тому могли вращаться в орбитах независимо друг от друга. Оплетенные броней мускулов лапы развивали скорость больше восьмидесяти километров в час, причем, если надо, делали это совершенно бесшумно.
Но главным оружием твари был мозг. Разумный, но не как у человека или у обезьян-приматов. Мозг, своим мышлением больше напоминающий интеллект биологического компьютера, чем живого существа, способного на целый каскад эмоций. Мозг, умеющий, если надо, полностью отключать болевые ощущения или наоборот, переводить все тело в один огромный сенсор восприятия окружающего мира, просчитывающий все варианты атаки и развития событий боя быстрее, чем жертва успеет хотя бы ощутить присутствие своей смерти. Тварь являлась самой совершенной живой машиной для убийства, когда-либо созданной природой, вступившей в симбиоз с наукой человека.
Чудовище без всяких для себя усилий могло хоть сейчас махнуть прыжком, со стороны выглядящем перетеканием черного, как сажа тела в пространстве, прямиком на крышу сарая, парой ударов когтистой лапы смахнуть часть кровли, втечь внутрь и моментально прервать хрупкую жизнь человека, но тварь не делала этого. Хотя уж что-что, а автомат, пусть и заряженный бронебойными патронами, не представлял для нее ни малейшей опасности. Угробить чудовище, или даже хотя бы просто серьезно повредить его тело, могло только прямое попадание НУРСа или ПТУРа. Или танкового снаряда. Потрясающая способность к регенерации восстановила бы тело твари до первоначального состояния буквально за пару суток, даже если бы ей оторвало лапу или выпустило кишки.
Тварь бесшумно, как тень, просочилась к стене сарая, села совсем по-кошачьи у того места, где находилась голова лежащего внутри человека и прикрыла глаза. Ее разум, способный еще и считывать мысли других существ, находящихся поблизости, нашел ментальную «волну» Шухова и настроился на ее считывание. Такая способность идеально помогала твари охотиться, заранее всегда доподлинно зная, что предпримет жертва, куда побежит и как станет обороняться.
Чудовищу люди встречались всего пару раз, и то вдали от его логова. Но оно никогда никого не убивало рядом со своей обителью, чтобы не демаскировать себя – инстинкт, выработанный поколениями. Конечно, монстр не ведал, что в его генах скрестились в принципе несовместимые наследия крупных хищников семейства кошачьих – львов, тигров, пантер, обезьян-приматов, рептилии и… человека. То, что никогда не смогла бы сделать сама природа, добился научный прогресс людей, породивших тварь в своих лабораториях и инкубаторах. Биологическое оружие получило свободу в Зоне, где у него просто не существовало конкурентов, где оно являлось доминирующим хищником во всей пищевой цепочке.
