Ацель решил расставить точки над «I» и высказать все, что носил под сердцем:
— Ты дура или как? — агрессивно зашипел он, подойдя к ограде поместья Исаи. — Неужели ты не поняла, что я не хочу с тобой общаться! Я ненавижу тебя!
Девочка опустила брови и закусила губу:
— Вот как… Почему?
— Почему?! Потому что это — несправедливо! — выпалил Ацель, что есть мочи. — Почему именно тебе — беспечной идиотке — повезло попасть в нормальный дом? Почему не мне? Я ведь вообще не должен быть здесь! Я так устал от всех этих зловоний! У меня пальцы в кровавых мозолях! Я постоянно хочу пить! А ты… — задрожал он, — посмотри на себя! Такая… такая… красивая. В платье. Твои руки не знают физического труда. Тебе неведомо, что такое боль! С тебя даже цепи сняли!
— Так вот значит… какого мнения ты обо мне, — грустно улыбнулась она. — Я думала… ты сможешь порадоваться моему счастью.
— С чего бы это? С чего вдруг мне радоваться чужому счастью?
— И правда… с чего бы?..
После этого разговора они отдалились друг от друга настолько, насколько это было возможно. Ацель украл у вайсвагов веревку, привязал ее под потолком в кладовой — к ручнику одного из отсеков с провиантом; притолкал два разноразмерных ящика и оценивающе посмотрел на своё сооружение.
Пока вайсваги хропели этажом ниже, их вещь и имущество, их безличный раб — проявлял свою волю. Чёрный ящер просунул голову через петлю. Ящики шатались и готовились упасть с тем внезапным грохотом, что для семьи должен был заменить хлопушку-сюрприз. Конечно, этот сюрприз совсем им не понравится. Они будут истошно вопить и жалеть, но жалеть не утраченную жизнь и чье-то оборванное время, чье-то будущее, полное возможностей, любви и идей, — они будут оплакивать свои убытки, свои деньги.
Ацель зажмурился, оттолкнулся и ощутил удушье. Страшная нещадящая боль, по сравнению с которой побои представлялись невинностью, врезалась в его плоть; сознание помутнилось. Мальчик инстинктивно потянулся к шее и попытался высвободится. К счастью, веревка прогнила и вскоре порвалась сама.
Вайсваги примчались на шум и, узнав о том, что планировал сделать ящер, запинали его ногами и заперли в комнате, которую он именовал «тюрьмой». Если раньше в часы отдыха ему дозволялось перемещаться по верхним этажам, теперь — его движения сковывали цепи.
— Почему умирать так больно? — ревел он ночами, съежившись на пыльном полу. — Кто-нибудь… помогите…
В то время как Ацель плакался невидимым силам, раз за разом подставляя свою жизнь под вилы смерти и отступая только взглянув ей в глаза, улыбка Ливары начала постепенно исчезать.
Мальчик эгоистично старался не замечать этого, всячески минуя расспросы с его стороны. «Все нормально. — успокаивал он себя. — Я зря волнуюсь. Это она специально меня на жалость выводит. Психопатка».
Но однажды беда стала столь очевидной, что даже такой сухарь, как Ацель не смог пройти мимо.
К небу восходили тёмные облака — вот-вот должна была начаться буря.
Он увидел ее со спины. Прижав ладони к лицу, она беззвучно содрогалась от слез. Светлые волосы были коротко обрезаны грубой рукой, а бордовые пятна окропляли худые плечи под разодранным верхом белого платья.
— Ты… ты в порядке? — нерешительно спросил чёрный ящер.
Ливара медленно развернулась, усиленно напрягая мышцы лица, чтобы скрыть истинные чувства. Ветер сорвал две прозрачные капли с ее щеки, и серые вихри песка тут же впитали их в себя.
— Ацель! Как хорошо, что ты здесь! — тепло воскликнула девочка. — Я боялась, что мне неудасться с тобой поговорить.
— Поговорить? О чем? И… что с тобой случилось?
Ливара приблизилась к нему с тем истомленным видом с каким Жан Вальжан, должно быть, стоял в дверях епископа.
— Не надо себя убивать, Ацель. — Девочка протянула к нему руки и приобняла за шею, на которой просвечивал след от петли. — Когда-то у меня был младший брат. Такой же вредина, как и ты, — устало хихикнула она. — Наши родители погибли, когда он был совсем маленьким. Выживать вместе с ним было непросто… Но я не бросила его, потому что он был всем для меня, и я мечтала о том, как он вырастет и закончит войну. Но спустя два года его убили. Я оставила его в лагере с другими бродягами — отлучилась всего на полчаса, чтобы помочь Гильгем собрать дров… Когда мы вернулись… все было объято пламенем… все были мертвы…
— Зачем, — потупил взгляд чёрный ящер, — ты мне это рассказываешь?
Девочка собиралась рассмеяться, чтобы сгладить драматичность разговора, но ее слух уловил надменные шаги господина, и смех смазался кашлем. В отличие от той, что привыкала к этим звукам годами, Ацель вряд слышал что-то, кроме потрескивания песка.
— Ты должен бежать! — испуганно зашептала ему на ухо Ливара. — Скоро вайсвагам придётся ликвидировать тебя. Не дай им этого сделать. Уходи! Сегодня же ночью!
— Что? Зачем им меня убивать? Я же… я же ещё не закончил с работой… Я…
Мальчик не успел договорить. Песок развеялся, и кин грозно предстал перед ними.
— Что ты ему сказала? — взыскательно перекатил он глаза под маской на свою рабыню.
— Ничего, — ссутулилась девочка, отвечая ему на кинском языке.
— Вранье. — Исаи произнёс это бесстрастно.
— Вы же знаете, я ни за что бы…
Господин заткнул Ливаре рот громадной рукой и поволок ее прочь.
— Ливара! Отпусти ее, придурок! — яростно завопил Ацель. — Эй! Ты, чертов трус, вернись! Вернись, или я убью тебя! В следующий раз я убью тебя!
Чёрный ящер надумал пуститься вдогонку, но энергетическая ограда оказалась под напряжением. Он отскочил на землю, не в состоянии пошевелиться, и провалялся так несколько часов, пока его хозяева мирно обедали в своём «бункере».
Грядущая ночь обратилась для Ацеля нервной бессонницей. Ему очень хотелось спать, но слова девочки не давали покоя. Он лежал на боку, приткнув руки под голову и выпучив глаза. Семья оживленно болтала и гремела чем-то по этажам. Что если они действительно планируют покушение на его жизнь? Но как ему поступить? Бежать? Куда? Для такого, как он, на темной планете нет места.
Ближе к рассвету, не вдаваясь в подробности, вайсваги оповестили мальчика о том, что господину требуется неотсрочная помощь. Ацель сразу же явился на встречу, но не от большой любезности — он обязан был разобраться в грязных планах Исаи и спасти свою подругу.
Кины не унижают собственного достоинства общением на языке холопов, и мастер не был исключением.
— Вы хотите, чтобы я выбросил это в «дыру»? — догадался ящер, когда тот пнул к его ногам телегу с вязаными мешками.
Молчаливый Исаи утвердительно повёл головой.
«Что он задумал? — подозрительно сузил змеиные зрачки мальчик. — Я и раньше отвозил мусор. Чем обоснована такая спешка?»
Ацель перекинул ремень через плечо и покатил телегу по песку. Беспроглядно пустой горизонт Зеасса был черен, и ящер запросто сроднился с ним своей чешуей. Путь до «дыры» предстоял неблизкий. Переодически среди хребтов просвечивали огни чужих построек — далекие синие точки, что можно было спутать с плеядами звезд. К сожалению, сами звезды отчего то не вызывали у мальчика восторга. Запыленные и блеклые, они служили напоминанием о том, что жители этого мира не принадлежат Вселенной. Они — чужаки. И всякие боги плевать хотели на этих отбросов — будь то хозяева или рабы.
Корочки льда хрустели под колесами и острыми когтями Ацеля, которые он растопырил от натуга. Не дойдя всего десяток футов до ближайшей ямы, мальчик вдруг поскользнулся. Телега накренилась, и один мешок вывалился на землю со всем содержимым.
— Вот чёрт! — воскликнул он. — Теперь придётся это собирать…голыми руками… Хотя я мог бы бросить мусор здесь — все равно никто не узнает…
Ацель дотронулся до мешка… Годами позже, уже будучи огоном, ему придется повидать множество кровавых и жутких сцен, но то, что он видел сейчас, — застынет у него перед глазами до конца жизни, принимая форму ночных кошмаров. Из мешка выкатилась голова — голова сондэсианской девочки с песчаного цвета волосами, взбившимися в уродливые пучки, склеенные сгустками красной крови. Рот ее был слегка приоткрыт, губы — посинели, а под окоченевшими веками мертвел испуганный взор.
