Окрестные леса вокруг Загорска спасали от зимних холодов. За хворостом ходили, в основном, ребята. Собирали сучья, вязали вязанки и на спине несли их домой. Шли до Скита. За ним начинался густой лес.
Днем за мной зашел Раушка. Было это в конце августа на второй год войны.
– Пойдешь за хворостом? – спросил он.
– Пойду, – ответил я.
– Тогда собирайся скорей. Ребята ждут на улице. Нам надо еще зайти за Калабухом, – торопил он.
От нас пошли к «трикотажному дому». Под окнами все вместе, несколько раз громко прокричали: «Валька! Валька!»
Он показался в окне второго этажа, махнул нам рукой и растворился за стеклом.
Хлопнула входная дверь. Было слышно, как каблуки его ботинок дробью отзываются на деревянных, расшатанных и скрипучих ступенях.
С нами пошел одного с нами возраста Петя Чижов, беженец. Вдвоем с мамой он жил в соседнем доме у одинокой пожилой бабушки. Он перешел во второй класс и осенью должен был пойти учиться в нашу школу.
Пошли вшестером. Впереди Валя, самый старший из нас, третьеклассник. Дорогой увлеченно рассказывал о своей мечте стать военным летчиком и сбивать фашистские самолеты. Он грезил небом.
– Помните, прошлым летом над нами пролетали два самолета. Это были «Хенкели». Я их по рисунку в книге узнал. Был бы я сейчас лётчиком-истребителем, – мечтательно фантазировал он, – как бы дал им обоим, чтоб нос свой к нам не совали, не летали над городом! Когда возвратимся, я покажу картинки самолетов, – пообещал он.
Вот и Вифанские пруды, большой, глубокий с крутым берегом, но нам сейчас не до него. Далеко в небе громыхает, не было бы дождя. Обогнули его. За ним начинался лес, где мы обычно собирали хворост.
Ночью прошел дождь. На скользкой тропинке Валя поскользнулся, зацепился ногой за что-то и упал. Когда поднялся, лицо и руки были в грязи. Трудно было не рассмеяться, глядя на него.
– Вы идите. Я догоню вас, – предупредил он и побежал к пруду.
Что произошло дальше, можно только предполагать.
Вымыв руки, склонился над водой вымыть лицо. На дне, недалеко от берега, он увидел противотанковую гранату. Сбросив с ног старые без шнурков ботинки, полез за ней.
С гранатой в руке, разбрызгивая воду босыми ногами, зашлёпал к берегу. По скользкому откосу вскарабкался на берег, засунул ноги в ботинки. Ему не терпелось поскорее поделиться радостью и показать свою находку.
– Ребята! Что я нашел! – громко крикнул он и побежал с гранатой в руке догонять нас.
Граната в руке Валентина вызвала бурный интерес. Мы побежали к нему. Впереди вприпрыжку Петя Чижов. Какой мальчишка, поиграв с ней, отказался бы от мысли посмотреть, как она шарахнет!
Граната для Валентина была тяжелой. Он остановился, перехватил ее в другую руку. Оглушительным взрывом на наших глазах разметало его, опрокинуло нас, плотно прижав к земле. По голове словно ударили палкой. Зазвенело в ушах. И сквозь этот звон донесся до сознания крик Пети. Сколько прошло времени? Секунды, но и они показались вечностью. Когда мы, преодолевая страх, подбежали к ним, на траве валялся обрубок человеческого тела без головы, рук и ног. То, что осталось от Валентина. На месте живота кровавая рана. Недалеко от него на земле корчился от боли Петя. Он был в сознании и громко кричал. На том месте, где была нога, выше колена зияла рваная рана, красная от крови.
Было очень страшно. Видеть так близко смерть никому из нас до этого не приходилось. Жуткая картина своей чудовищной реальностью. Только сейчас он был с нами, а теперь его нет. Взорвись граната чуточку позже, не было бы в живых и остальных.
Что делать? Оставаться было страшно. Слышать душераздирающий крик Пети было сверх наших сил. Ведь нам тогда было по семь-восемь лет. Испуг, охвативший в первое мгновение, поразил, ужас сковал все внутри, оставив нам единственную способность к бегству. Бросив товарищей, с плачем, слезами побежали рассказать взрослым, что произошло. Борис Зикеев и Костя Овчинников за матерью Пети, а Раушка и я за тётей Зиной, матерью Валентина. Она работала на трикотажной фабрике.
В проходной женщина-вахтёр, увидев запыхавшихся, испуганных в слезах ребят, почувствовала неладное.
– Вы к кому? – спросила она.
– К тёте Зине Калабуховой. Валя подорвался! – размазывая по лицу слёзы, перебивая друг-друга, торопились рассказать, как всё произошло.
– Жив он? – перебила нас вахтёр.
– Неее, – слёзы мешали говорить.
Вторая женщина-вахтёр слушала молча.
– Рая, горе-то какое! Беги за Калабуховой! Вызови её на проходную, а сама оформи в цеху на нее увольнительную! – предупредила вахтер.
Громко хлопнув дверью, Рая побежала в цех, где работала Калабухова.
– Зина, с твоим сыном несчастье. Скорей беги на проходную. Там ждут тебя ребята.
– Что с ним случилось? – тревога охватила ее.
– Не знаю. Ребята плачут, толком ничего рассказать не могут.
Материнское чувство подсказало ей самое худшее, что могло быть. Выключив станок и не произнеся ни слова, побежала на проходную.
Раю окружили работницы. Она повторила, что слышала сама.
– Горе-то какое! Только Зинка чуть пришла в себя после похоронки мужа. Еще от нее не оправилась, а теперь новое горе, – не выдержала одна из женщин, вытирая слезы.
– Бабоньки, расходитесь. Нет у нас времени на это, – женщина в годах, начальник смены, развела руки и сделала шаг по направлению к станкам. Она не была бесчувственной, переживала вместе с ними, но война делала людей жесткими. Какая из Калабуховой несколько дней будет работница? А ее задача выполнить план смены и за нее.
– Галя, – обратилась к ней вахтер, – оформи увольнительную на Калабухову и принеси ее к нам.
С увольнительной на Калабухову, Галя пошла к начальнику цеха.
– У Калабуховой несчастье с сыном. Она побежала на проходную.
– Что с ним произошло?
– Не знаю. На проходную, как рассказала вахтер, прибежали его товарищи за Зиной. В слезах. Рассказали, что сын ее подорвался на гранате возле Скита.
– Пошли кого-нибудь в помощь Калабуховой. Нельзя ее оставлять одну со свалившимся на нее новым горем, – проговорила начальник цеха, подписывая увольнительную.
Пока в проходной никого не было, вахтер продолжила допрос.
– Где случилось-то? Что из вас приходится все вытягивать! – прикрикнула она.
– На Вифанском пруду. Валя вытащил из воды гранату. Она взорвалась, – размазывая слезы по щекам и всхлипывая, рассказывали мы.
– А чего вас туда понесло?
– За хворостом, – ответил Раушка.
– Я не о хворосте. В воду-то зачем полезли. Погода холодная.
Мы не успели ответить. В проходную с территории фабрики вошла работница, остановилась перед вахтёром, подняла обе руки вверх для осмотра.
– Куда идешь в рабочее время?
Работница протянула увольнительную и снова подняла обе руки.
– Иди, – разрешила ей вахтёр, не осмотрев, не ощупав ее, как было положено проверять выходящих работниц.
– Маша, что случилось? – волнение передалось женщине. Она с недоверием посмотрела на нас, недоумевая, почему ее не обыскали и не ощупали как обычно.
– У Калабуховой сын в Скиту подорвался, – ответила вахтёр. – Вот ребята и прибежали за ней.
– Жив? – спросила женщина, обращаясь к вахтеру.
– Не знаю. Баловаться они умеют, а толком ничего сказать не могут.
В проходную, запыхавшись, вбежала тетя Зина и сразу к нам.
– Что с Валей? Он ранен? – голос у неё дрожал, глаза были мокрыми от слёз. Она вытирала их тряпкой, которую сжимала в кулаке.
– Мы пошли в лес за сучьями. Валя пошел с нами, – лепетали мы, глотая слёзы.
– Да не тяните, говорите быстрее, что с ним и где он? – перебила она.
– Зин, чего ты стоишь с ними, теряешь зря время. Беги скорей к сыну!
От трикотажной фабрики до Вифанских прудов километра три. Всю дорогу бежали. Тётя Зина превозмогала себя. Время от времени она судорожно хваталась двумя руками за левую половину груди, неестественно сгибалась, сбиваясь с бега на шаг. Отдышавшись, продолжала бежать, пока не добежали до пруда.
Увидев сына на земле в луже крови, тётя Зина упала перед ним на колени и заголосила так, что мурашки побежали по коже.
Через некоторое время она с трудом оторвалась от него, поднялась и подошла к Пете. Все поняв, опустилась перед ним на колени. Молча низко склонилась над ним, словно прося у него прощения за сына. Тяжело вздохнув, смахнула слезы с лица, поднялась с колен и возвратилась к сыну.
Следом за нами с фабрики прибежали тетя Маша и тетя Люба из «Трикотажного дома». Тетя Маша склонилась над тётей Зиной, обняла её и тихо-тихо что-то зашептала ей на ухо. Тетя Люба подошла к лежащему на траве Пете.
– Готов, – беззвучно прошептала она одними губами и перекрестила его. Внутри закрутилось. Ей стало невыносимо плохо. Голова, ставшая невыносимо тяжелой, тянула к земле. Обхватив росшее рядом дерево обеими руками, чтобы не сползти вниз, старалась победить охвативший её страх. К ней подбежала тётя Маша и обняла ее.
