– Люба, что с тобой? Сядь или ляг. Давай я тебе помогу!
– Мне плохо, Маша, так плохо.
– Мне самой плохо, еле держусь, – проговорила тётя Маша.
Немного придя в себя, пошли собирать в траве части тела Валентина.
Прибежали мать Пети, Борис и Костя. Со слов ребят она поняла, что Петя ранен. Но когда увидела бездыханное тело сына, с ней случился нервный приступ. Вся её боль, горе осиротевшей матери, потерявшей единственного сына, выплеснулось наружу. Она оторвалась от него и подбежала к бездыханному телу Валентина.
– Убийца! Убийца! – её колотило. Руки непроизвольно сжались в кулаки. Вот тебе! Вот тебе! – криком исходила она, лишившись рассудка. Она била его ногами, расшвыривая в разные стороны то, что удалось собрать.
В первое мгновение все остолбенели. Первой опомнилась тётя Зина. Она орлицей набросилась на неё, обхватив крепко руками.
– Не надо, не надо, – шептала она, стараясь оттащить её в сторону и защитить сына.
Тётя Люба попыталась разнять их, но не сумела. Так сильно они вцепились друг в друга.
Всё происходило на берегу пруда. Обе женщины не удержались и по скользкому склону скатились в воду. Холодная вода не разняла их. Тётя Зина схватила Петину мать за волосы, стараясь оторвать её от себя. Они падали, поднимались и снова падали…..
– Бей! Ещё бей! Мне жизнь не нужна! – кричала Петина мать. Это был крик обезумевшей от горя матери.
Тётя Зина первой выбралась на берег и в изнеможении упала, а мать Пети, удаляясь от берега, погружалась все глубже, пока не скрылась под водой.
– Ленка, не делай этого! – закричала ей тётя Люба, поняв, что она задумала. Подняв подол юбки, подоткнула его, сбросила обувь и разгребая воду руками, бросилась за ней. Она схватила ее за одежду, но у нее не хватило сил подтащить к берегу. На помощь бросилась тетя Маша. Вдвоем подтащили ее к берегу. Глаза были закрыты.
– Знать отмаялась, – прошептала тётя Люба.
С трудом вытащили безжизненное тело на берег, ставшее непомерно тяжелым.
Тётя Зина была недалеко и всё видела.
– Не может этого быть! Не может! – громко заголосила она, до этого безучастная к происходящему. К ней вернулся рассудок. Она поднялась, подошла, склонилась над ней и стала трясти за плечи.
– Вставай, вставай, – шептала она.
Поняв, что всё уже бесполезно, обхватила голову обеими руками, упала перед ней на колени, и зашептала: «Прости моего сыночка. Он не в чём не виноват».
У неё хватило сил подняться. Шатаясь, как пьяная, возвратилась к сыну и опустилась перед ним на колени. Она не плакала. Только молча, не отрываясь, смотрела на него.
Нужно было что-то делать. Смотреть на это было сверх человеческих сил.
Тетя Маша и тетя Люба отошли в сторону.
– Что делать-то будем? Покойников трое. Вдвоём не управимся. Зинка никакая. На неё надежды нет. В пору её самою нести, – сокрушалась Люба.
– Не знаю, просто не знаю, – Маша была в такой же растерянности. – Ты оставайся здесь, а я побегу на фабрику за помощью. Может дадут двух-трех человек. Нужны топор, гвозди, веревки, мешковина, материал, чем их накрыть. Сделаем носилки. На них и понесем.
– Маша, я боюсь здесь оставаться. Может ты останешься, а я побегу на фабрику.
– Люба, идет война. Мы сейчас не женщины с довоенными привычками, – твердо ответила Маша. Она была крепче духом.
– Я все понимаю, но ничего не могу с собой сладить.
– Беги, только возвращайся поскорее. Забеги в наш дом. Уговори кого-нибудь придти на помощь. Поговори с хозяйкой, у которых жили Петя с матерью. К ней их нести или куда?
– А если она откажется принять? Как будем хоронить их?
Зина слышала разговор. Она поднялась, шатаясь подошла к ним.
– Не согласится, понесем всех ко мне, – горькие слезы навернулись у нее на глаза. Больше она ничего произнести не смогла, закрыла лицо руками и зарыдала.
Люба подошла к Пете, перекрестила его, потом к Валентину, посмотрела на него, так же перекрестила и быстро-быстро пошла по тропинке.
После ее ухода тетя Маша продолжила искать в траве части тела. Мы помогали ей. Нашли палец, часть ноги и всё сносили в одно место.
– Осторожней, осторожней, – шептала тётя Зина. Она не отходила от сына.
По тропинке в нашу сторону шли две пожилые женщины с вязанками хвороста за плечами. Возле Валентина остановились. Постояв, стали креститься, кладя низкие поклоны. Тётя Зина, окаменев в своём горе, не обращала на них внимание, как будто их не было, а они что-то пытались сказать ей, утешить.
Отойдя от Валентина, подошли к Пете. Стояли, набожно крестясь, а потом спустились к пруду, где лежала тетя Лена.
– Такая молодая, как же это случилось? – наклонившись над ней, запричитали старушки.
– Шли бы вы, бабки, своей дорогой. И без вас тут тошно, вся душа перевернулась, – не сдержалась тетя Маша.
У дома, в котором жили Лена с сыном, Люба остановилась. Калитка была не заперта. Вошла во двор и постучала в дверь. На стук вышла сгорбленная старушка, оперяясь на палку.
– Бабушка, произошло несчастье. Лена и Петя погибли.
Она смотрела на Любу старческим взглядом, в котором была размыта реакция.
– Петя не мог погибнуть. Он недавно ушел с ребятами в лес за хворостом, а Лена на работе, – прошамкала она.
– Петя подорвался на гранате. Лену вызвали с работы, она прибежала, поскользнулась, упала в пруд и захлебнулась.
Тут только до старушки дошло, что Лены и Пети уже нет. Она стала креститься о упокоении их душ.
– Лена была мне как дочь, а Петя внук. Они помогали мне на старости. Я не брала с них денег за жилье. Пришел и мой час уйти вслед за ними. У меня больные ноги. Я сама не дойду до магазина за хлебом.
Лену с сыном несите ко мне. Они для меня как родные. Только я не смогу их похоронить, если только в саду. Девочка, ты иди, – проговорила она, – небось тебя заждались.
Это было спасение для Любы. Она не знала, что сказать еще бабушке, чем ее утешить. А она первой утешила ее.
Любы долго не было. Возвратилась не одна. С ней запыхавшиеся от быстрой ходьбы женщины из «Трикотажного дома».
Поплакав, погоревав, принялись за изготовление носилок.
Когда клали Валентина на носилки, тётя Зина ходила вокруг и умоляла класть осторожно. Ей казалось, что сына кладут на носилки неаккуратно и причиняют ему боль. Она потеряла чувство реальности и не могла смириться, что его уже больше нет. Накрыв тёмным материалом, понесли. Сбоку шла тётя Зина, беспрестанно поправляя материал, которым накрыли сына.
Следом несли носилки с Петей.
За его мамой решили пойти вчетвером, чтобы меняться по дороге. С ней осталась одна из женщин.
Возвращались той же дорогой, где оборвалась мечта Валентина.
Слух о том, что Валентин погиб, быстро облетел «трикотажный дом». Когда его принесли, возле дома уже собрались соседи. Возле подъезда поставили носилки, сняли материал. Женщины зарыдали, размазывая по лицу слёзы. Валентина любили. Подождав немного, носилки внесли в квартиру. Торопились возвратиться за тетей Леной. Переложили тело на кровать и тихо, молча ушли, оставив неутешную мать со своим горем. Всю ночь она просидела возле сына, выплакав глаза.
Утром вышла на работу. В цеху старались кто как умел, утешить. Но какие утешения могли сравниться с горем матери?
Вдвоем с начальником цеха пошла к директору.
– Зина, я разделяю твое горе, ты прости, но и пойми меня. Нет у меня ни прав, ни возможностей освободить тебя на несколько дней от работы. Сейчас действуют законы военного времени. Единственно, что могу сделать для тебя, с сегодняшнего дня перевести временно на работу в ночную смену.
Ты просишь изготовить три гроба. На фабрике не осталось досок. Все отправлено в тыл. Походи по территории, по складам. Что-нибудь найдешь. Что касается сбить гробы, ни одного мужчины, кроме меня, на фабрике не осталось. Может быть в доме, среди знакомых найдется кто-то из пожилых мужчин, кто собьет их.
Зина, вот всё, чем могу тебе помочь. Больше у меня нет возможностей, – проговорил директор и тяжело вздохнул, осознавая, что не может оказать помощь матери, на которую свалилось самое большое горе.
Не все было вывезено с фабрики. Нашлись доски. Женщины из цеха после работы на своих плечах помогли перенести их к дому. В сарае сколотили три гроба.
Попрощаться с Валентином, Петей и его матерью пришли учительницы и ребята из их классов, соседи, кто в этот день не работал, товарищи. Не сдерживали слёз. Говорили шёпотом.
Тётя Зина вся в чёрном, в таком же платке на голове, сама почерневшая с глубоко запавшими глазами, не отходила ни на шаг.
В окрестной деревне нашли лошадь. На телегу поставили три гроба. Возница тронула вожжи. Телега заскрипела и застучала колесами по булыжной мостовой. За ней пошли одноклассники проводить их в последний путь.