Ему был слышен звук ее шагов. Потом – звук открываемой входной двери. Дверь захлопнулась с грохотом. Отец открыл глаза. Он прекрасно понимал – так или иначе, но она вернется, и его лицо исказилось судорогой, а рука начала все сильнее сжимать стакан.
– Нет! – крикнул отец, зря расходуя силы. – Нет! – И швырнул стакан в стену.
И чего он ломался? Только потому, что к нему обращались с просьбой, тогда как раньше он или выполнял приказ или действовал по своей инициативе? Во всяком случае, согласившись, он бы обезопасил меня, своего сына. Да, это был мой отец, но он сделал все для того, чтобы общий наш дар – теперь можно сказать и так – по-новому заработал и в моих руках.
Не иначе – хотел меня погубить. Добился он этого или нет, решится уже совсем скоро.
Чуть больше чем через сутки он все же рассказал мне о своих ощущениях, о предчувствии ее возвращения. Даже попытался объяснить, кто она такая, но я его не слушал. Что вполне объяснимо: я был озабочен случившимся со мной самим; осознать связь между нею, отцом и собой, поверить в то, что отцовский дар теперь действительно мой – и всегда был моим! – я не хотел, несмотря на собственные открытия, собственные предположения, на ту же Андронкину, в конце концов!
Пока отец разбирался с Татьяной, я принял дар. Ее появление в доме отца, то дело, с которым она к нему подступалась, ускорило начало полноценного владения им.
Глава 6
Была ли за мной слежка, когда я покинул отцовский дом? Возможно, но я находился под впечатлением от встречи, головой не крутил, никого и ничего не замечал.
Правда, когда я отпер дверцу, залез в машину, пристегнулся и завел двигатель, из подъезда напротив отцовского вышел человек в кожаной, явно не по погоде куртке. Я развернулся, начал выезжать в арку и посмотрел на него в зеркало заднего вида. Этот человек достал из внутреннего кармана переговорное устройство, нажал на нем кнопочку и, глядя мне вслед, произнес какие-то слова.
Говорил ли он обо мне? Тогда я о таком и не думал. Да и мало ли теперь развелось людей с переговорными устройствами?
Дома я сразу приступил к работе. Не знаю, что на меня нашло, но первым делом я решил заняться заказом хозяина ресторана.
С помощью надежного «Лингофа» я получил негатив 24 х 30, просушил его и закрепил на ретушерском станке.
Один из тех, кого предстояло убрать, хоть и обнимал соседа слева за плечи, стоял к нему не вплотную, да и справа от него, убираемого, никого не было. Скребком я медленно и методично, сверху вниз, раз за разом прошелся по его фигуре.
Он исчез.
Потом я принялся за второго.
С этим пришлось повозиться, но вскоре я уже начал покрывать пустоты на негативе графитовым порошком. Я весь ушел в работу, потерял счет времени и только иногда, чтобы расслабиться, закуривал, а руки охлаждал на своем любимом металлическом шаре.
Звонок Кулагина застал меня в состоянии некоего ретушерского апофеоза. Я снял трубку, зажал ее между плечом и подбородком:
– Ну?!
С тех пор как Кулагин ко мне прилепился, я пытался разобраться – что это за фигура? Размытый, неясный тип. О нем я практически ничего не знал. Женат ли Кулагин, чем занимается, когда свободен от работы со мной, каковы его вкусы – все это было для меня неизвестным.
Он крутился по моим делам, называл меня «геноссе», часто занимал деньги. Правда, не лез в душу, не докучал разговорами, а если ему и случалось разговориться, то бывал сдержан, не треплив. Он как бы пытался создать впечатление человека серьезного, основательного.
Но постепенно одна его особенность стала проявляться ярче других: зависть.
Кулагин был очень завистлив, но и завистлив как-то по-кулагински. Скажем, моим заработкам он не завидовал. Не завидовал и тому, что некоторые девчонки оставались у меня, а его домогательствами пренебрегали. Его зависть проявлялась внезапно, совершенно для меня неожиданно.
Так было и на этот раз. Он возил Минаеву в ресторан, в тот самый, над заказом хозяина которого я работал, кормил ее и поил, а она после ресторана его бортанула, сказала, что хочет поехать ко мне, и даже заставила его отвезти. Да еще наверняка Кулагина как-нибудь поддела, намекнула ему, чем собирается заняться у меня в мастерской.
Кулагин плел словесные кружева, свою зависть скрывал, но она выпирала, выпячивалась.
– Да, она была у меня, – признался я. – Ты, главное, Колька, не ревнуй!
Кулагин заявил, что он вовсе не ревнует, но ему хотелось бы знать – не у меня ли по-прежнему обретается Минаева. Далась она ему!
Я ответил, что нет.
Тогда Кулагин спросил, успел ли я ее трахнуть.
Я ответил правду:
– Нет, не трахнул, хотя она и напрашивалась. Не веришь?
Кулагин не верил. Он гундосил, что мы с ним друзья, что друзья друг другу доверяют, а я ему – нет.
– Я тебе доверяю, – сказал я. – Честно, Колька, я тебе доверяю. Только ты отвяжись! Пожалуйста! Хорошо?
Кулагин сказал, что обязательно отвяжется, если я объясню – почему.
– Что – «почему?» – спросил я.
– Почему не трахнул! – Кулагин так мне надоел, что, будь он рядом, я обязательно заехал бы ему в морду.
– Потому что времени не было! – заорал я.
– Времени? У тебя? Ну ты даешь!
– Пошел на хрен! – Я бросил трубку.
Не прошло и минуты, как Кулагин перезвонил. Я некоторое время размышлял, брать трубку или не брать, но потом все-таки взял.
– Ну и что теперь? – спросил я. Кулагин был уже другим.
– Геноссе, ты уже работал с ее заказом? – спросил он.
– Нет, – ответил я.
– Геноссе, я тебя никогда не торопил, но очень тебя прошу – сделай поскорее. Ну хотя бы ее. Ее снимок самый плохой. Сделай его побыстрее. Сегодня. Сейчас.
– Сделаю! Сегодня! – Я бросил трубку на аппарат, взял со стола пульт дистанционного управления, направил его на стоявший у стены музыкальный центр, нажал сначала кнопку «Power», потом «Play».
Никакого эффекта.
Я нажал кнопку «Play» еще раз. Вновь тишина.
Тогда я встал и, по пути зажигая один за другим светильники, подошел к центру. На стойке с аппаратурой лежал листок бумаги:
«Я забрала свои компакты. Они, кстати, не мои. Извини. Алина».
Я присел перед стойкой на корточки, открыл стеклянную дверцу, вытащил несколько компакт-дисков, нажав на клавишу на плейере, выложил диски на выдвинувшуюся панель. Погасив по пути к столу светильники, я вернулся к рабочему столу. Сел.
Передо мной был негатив с двумя убранными персонажами.
Я взял карандаш, начал прорисовывать детали «снятого» интерьера, левой рукой подхватил пульт, направил его на центр и нажал кнопку.
Я загадывал, что заиграет какой-нибудь рок-н-ролл, но включился Моцарт.
Минаева позвонила как раз тогда, когда я закончил задний план, когда начал восстанавливать детали интерьера. Она звонила из гостиницы и явно лежала на широкой гостиничной кровати в халате, задрав ноги на стену.
– Я подумала над вашим предложением, – сказала она. – Если вы очень хотите, можете меня поснимать еще.
– Кажется, этого хотите вы, – сказал я.
– О, наглец! – Она хохотнула, и я услышал, что она прикурила сигарету. – Вы, фотографы, такие наглые!
– Не обобщайте! – попросил я.
– Не буду. – Она выдохнула табачный дым. – Ладно, пусть этого хочу я, но напоминать об этом женщине… Давайте встретимся! Мне так одиноко! Вы меня раззадорили и выставили! Так не поступают! Я, можно сказать, была в образе. Я была готова.
Я посмотрел на часы: половина второго. Мне вдруг стало интересно – дня или ночи? Я и спросил у Минаевой: что сейчас – день или ночь?
– Заработались! Бедный! – сказала она. – Сейчас ночь. Глубокая ночь. Так кто к кому приедет? Вы ко мне или я к вам?
– Никто ни к кому не поедет. – Я вытащил из конверта снимок с Минаевой, достал негатив, положил их рядом. – Я сделаю ваш снимок и покажу завтра, при встрече.
– Нет, уже сегодня. Вы покажете мне, какой вы мастер? Вот будет интересно! Знаете, о чем я подумала?
– О чем? – все-таки спросил я: на то, о чем она думала, мне было наплевать.
Я услышал шум воды: судя по всему, она вместе с телефоном перешла в ванную.
– Если вы хороший мастер, то будете хороши и в постели.
– И наоборот, да?
– Нет, мой дорогой, нет! Некоторые в постели короли, а как оденутся – говно. Это утверждение может быть верно только в одном направлении. Я очень хочу его проверить.
– У вас еще не было случая?
– Успокойтесь, были. Были. Но я набираю статистику. Так где мы встретимся?
– А в том ресторане, куда вас возил Кулагин, – сказал я.
– Ха! – Шум воды нарастал, она собиралась погрузиться в ванну. – Звонил, жаловался? Мне не понравился ваш агент. Очень верткий.
– Верткий? – переспросил я. – Вот уж не замечал!
– Ладно, – она не собиралась вступать в дискуссию по поводу Кулагина. – Вечером, в этом ресторане. Вы закажете столик?
– Закажу, – пообещал я.
– К какому часу?
– К девяти.
– Какой вы милый! – Вот тут она и окунулась: это был голос почти наступившего оргазма. – До встречи, мой дорогой! Мой гений! – Она громко чмокнула в телефонную трубку.
