это не смущало, тем более что меня заваливали подарками. Получив презент, словно дань, которую собирает маленький, капризный идол, довольный, ублаженный, я удалялся в свою комнату, чтобы изучать очередную энциклопедию, распечатывать коробки с игрушками и наборы фломастеров, поглощать шоколадки и газировку. А что было, когда меня осчастливили игровой приставкой, – я прыгал и носился по всей квартире, радостно крича, что мне подарили компьютер! (Так я его себе представлял, ибо настоящий компьютер я тогда и в глаза не видел.)
Тогда было здорово – а теперь грущу.
Неужели я с самого детства был таким скучным, одиноким, что не мог позвать в гости сверстников? Как ни печально это признавать, но, думаю, во многом так и было. Просто мне не хотелось никого видеть. Вернее, даже не так: просто и одному мне было весьма хорошо, вольготно. В общении я нуждался лишь минимальном.
Правда, мама, когда я интересовался ее мнением, объясняла всё несколько иначе: дескать, дело в том, что я был у них слишком поздним ребенком. Когда я только родился, дети большинства друзей моих родителей уже ходили в школу. И едва ли им было бы интересно возиться с малышом, и я совершенно точно не мог бы быть с ними на равных. Я вечный одиночка, я неотесан, нелюдим – я ведь никогда не умел себя правильно поставить…
23 августа, пятница
Вчера вечером ничего не писал. Нужный настрой незаметно растворился, и я решил, что, раз до этого я поработал весьма неплохо, я заслужил право на передышку.
Заснул довольно быстро. Что удивительно – никаких снов.
* * * * *
День за днем, месяц за месяцем, год за годом – на лифте. Этажи мелькали куда быстрее, чем обрывались страницы календаря. Даже странно, что теперь я только и делаю, что сижу у себя на четырнадцатом. Писать, конечно, надо, но завтра обязательно устрою себе большую прогулку. Очень хочу побродить по Каменному Логу, полазить по его склонам.
Повидаюсь заодно и с лифтами: кажется, возникло обоюдное желание снова пообщаться. Нет сомнений, что с самого детства у меня с ними некая таинственная связь, но какая именно? Соратники мы или враги? Если исходить из того, что я демон, то, может, они – орудие ловцов? В таком случае мне лучше не иметь с ними дела, и все эти дни, пока я здесь, дома, я рискую, сильно рискую…
* * * * *
Демоны, конечно, были моей главной страстью. Но гораздо чаще играли-то мы с мячом.
Наш дворовый футбол отличался демократизмом – все возрасты были ему покорны. Теперь я удивляюсь, как старшие ребята допускали меня, малявку, до своих серьезных игр. Некоторые пацаны учились уже в старших классах, основу составляло среднее звено, но было и несколько моих сверстников – мелюзги из начальной школы. Ко всем, впрочем, относились нормально, хотя и не без иронии, порой злой. Перегибы случались крайне редко, и ничего «криминального» в них не было. Меня они и вовсе не коснулись. Хотя некоторые прозвища, которыми меня награждали, были довольно обидными. Пути было два: либо мириться, либо доказывать, что ты не лопух. В разное время я выбирал разные стратегии. И тихой сапой, своим чрезвычайным спокойствием мне, видимо, как-то удалось отвоевать себе достойное местечко в этом своеобразном коллективе. Вообще же, когда моя дворовая жизнь только начиналась, из всех ребят я был, пожалуй, наименее приспособленным и подвижным. Ну а в той или иной степени смешные прозвища, в конце концов, были у всех – так уж было заведено.
Играли мы чаще всего на «поле» – на пригорке, на котором, говорят, когда-то стояла пятиэтажка. Снесли ее еще до моего рождения или, по крайней мере, до того, как мы сюда переехали. Фундамент исчезнувшего дома сделал наше поле каменистым – такова была его органичная особенность, настолько нам привычная, что никто не роптал на то, что бегать там попросту опасно, а мяч постоянно подпрыгивает и обретает непредсказуемую траекторию.
Жаловаться? Это невозможно было представить, ведь мы, сами того не подозревая, наслаждались нашим детством, нам не с чем было сравнивать, да и не мечтали мы о чем-то другом – о лучшем. Всё и так было замечательно! Ворота – покосившиеся перекладины для выбивания ковров. По легенде, их вкопало здесь предыдущее – предприимчивое – поколение мальчишек; те пацаны казались мне титанами, навсегда скрывшимися в мороке мира взрослых. Я мог лишь смутно вообразить, как могли выглядеть эти неведомые, такие самостоятельные, отважные, умелые мальчишки, не просто жившие и игравшие здесь до меня, а поистине творившие нашу дворовую историю. Мы-то, как ни крути, выродились – те, кого я знал и видел воочию, в лучшем случае принадлежали к поколению героев, не более.
Каким было бы поле без этих ворот, которыми я гордился? Как ощущали бы мы себя, если бы, подобно несчастным мальчишкам из других дворов, нам приходилось бы использовать в качестве одной из штанг дерево, а в качестве второй, совсем уж неосязаемой – камень или, того хуже, чей-нибудь вонючий рюкзак. Рюкзак! Подумать только! Господи, какое плебейство!
За ближними воротами росли кусты, грозившие проколоть камеру мяча, если тому не повезет встретиться с острым и прочным сучком. Позже кустам пришлось немного потесниться: муниципальные власти облагодетельствовали нас, установив рядом с ближними воротами горку, турнички и даже баскетбольное кольцо – его, правда, тут же погнули.
За дальними воротами открывались безбрежные владения Лога, в первую очередь – старый покосившийся дом грозного Красного Носа; самые отчаянные лазили туда воровать яблоки. Бывало, мяч улетал глубоко в овраг, и на его поиски пускался не только неудачливый вратарь (в случае гола) или не только промазавший нападающий, но и все игроки обеих команд – если найти драгоценный мяч долго не удавалось.
На поле собирался народ со всех окрестных мест: кто-то жил в соседних домах, кто-то – в Логу, в частном секторе, кто-то – в пристройке, кто-то – у нас в подвальном этаже. Дети из семей бедных и семей обеспеченных. Как только приносили мяч, вернее, как только наш заветный игровой снаряд каким-то магическим образом появлялся на поле, – прямо из воздуха, и никого не волновало, кто, что, и плевали мы на все законы физики, – среди мальчишек рождалось характерное предыгровое возбуждение. Поскорей бы в бой! И часто игра начиналась довольно стихийно – без особых приготовлений. Кажется, только однажды кто-то придумал набрать целое ведро песка, обойти всё поле и нанести разметку – быстро, конечно, выветрившуюся. Конечно, такие изыски были большой редкостью. В основном нас волновало лишь справедливое разделение на команды.
Определялись два лучших игрока (часто говорят – два капитана, но у нас они не назывались так никогда), которым предстояло
