Как джентльмен Иван просто не мог не пригласить ее в дом, как радушный хозяин он не мог не предложить ей чаю или чего покрепче, а как молодой мужчина Иван не мог не попробовать пойти дальше, чем это дозволено приличиями…
Клофелин тогда только входил в моду, и случаи передоза были редки, да и люди, которым Яков Самуилович заплатил оставшиеся 2600 вечно зеленых, были профи.
В сущности все переговоры с Иваном Викторовичем Штепке были ему нужны что бы убедиться, что архив существует, не потерян, и не сдан пионЭрами в макулатуру.
А как человек умный, опытный и недоверчивый он прекрасно понимал, что молодой человек, который пытается надуть родственников не может не попытаться надуть и его.
Похитители особо не церемонились — паяльная лампа и плоскогубцы давали вполне вменяемые результаты в короткий срок. Уже примерно через 10 минут с начал дознания, если его можно было так назвать, Иван назвал место, куда перепрятал часть содержимого дедушкиного сундука.
Зачем? — Ну, если нашелся один покупатель, то ведь мог найтись и другой.
Добровольное признание вовсе не вернуло парню свободы. На его вопрос — почему? Ему так же логично ответили, что если он обманул один раз, то может обманывать и сейчас, и что то припрятано еще, где то.
Ивана обнаружили ближе к утру следующего дня на трассе Минск-Гомель. — Он был еще жив, и его удалось откачать, пусть и с трудом. Хотя внутренние органы Ивана Штепке были не повреждены, но люди, нанятые Яковом Самуиловичем, были проинструктированы получить 100-ю % гарантию того, что части архива больше нигде не спрятаны, а с паяльником работать они умели…и постарались отработать гонорар.
Когда от болевого шока у парня упало давление — его посчитали мертвым, и просто выбросили из трейлера, где происходило дознание на дорогу.
Впрочем, это было уже не столь существенно. Гораздо более важным было то, что ученые и специалисты из проекта «Жатва» получили доступ к архиву Штепке.
Третье. Осколок прошлого. Мужчина и женщина. — Примерно за 10 лет до конца света.
Он снова родился. Родился, что бы в который раз прожить свои несколько часов, то, медленно умирая, то, возрождаясь, а потом снова с криком и рычанием сгинуть — до следующего раза.
Это был зверь. Зверь не думающий, не мыслящий, но живущий лишь чувствами, остро переживающий радость своего бытия. Зверь о двух спинах.
Вот уже множество раз на протяжении почти двух месяцев мужчина 35 лет, и женщина лет на 8 старше его забывали в этой комнате свое Я, свою самость и сливались во что-то единое, стонущее и кричащее, становясь на несколько часов как будто единым существом.
Была ли это страсть? Или любовь? Или что-то еще? Любовники и сами себе не могли ответить. Но мужчина и женщина прекрасно понимали, что у них нет не только общего прошлого, но, скорее всего, и будущего — слишком разные они были — и по возрасту, и по должности, и по положению в обществе. Но есть тут и сейчас, и от этого «тут и сейчас» надо было взять по-полной. Они и брали.
Не было ухаживаний, не было объяснений, но что-то заставило его тогда обратить на эту, внешне скромную, неброско одетую женщину свое внимание. В первый раз это случилось еще тогда когда он только просматривал дела сотрудников для предоставления им допусков и перешел к ее про-файлу. А потом, за несколько недель до старта проекта, он впервые заговорил с ней, услышал ее чуть хрипловатый от курения голос, почувствовал запах исходивший от ее волос — едва ощутимый, но такой для него притягательный. В течение последующих месяцев он не раз сталкивался с ней, стараясь при этом держаться ровно, по-рабочему и ничем не выдавать своего желания.
А два месяца назад он постучал в ее номер по абсолютно надуманному поводу…и остался на ночь. Все случилось как то само собой — поданная рука, что бы помочь встать ей с глубокого дивана, неловкая пауза, их взгляд глаза в глаза и почти синхронный шаг навстречу друг другу.
Тогда он ушел под утро, уже зная, что через двенадцать часов снова тихо постучит в дверь ее номера. И ему откроют.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но мужчина не был дураком, влюбленным прыщавым юношей, или неудачливым любовником, ищущим понимания опытной женщины. С этим у него как раз все было в порядке. Но тут и сейчас они «совпали», как сам мужчина называл эти странные и такие мучительно приятные отношения. Других эпитетов, несмотря на свой большой словарный запас, мужчина подобрать просто не мог.
Ни он, ни она не отваживались назвать их отношения любовью — или сами еще не знали, или знали, но боялись признаться самим себе. Но все-таки это было гораздо большее, чем просто секс или страсть. Ему не хотелось от нее уходить, да и она его не отпускала, часто предлагая остаться до утра.
Когда же у нее наступали дни, он мог просто зайти к ней, что бы провести вдвоем несколько часов, приготовив ей лапшу по-пекински по своему рецепту, или просто болтая ни о чем. Ему было с ней хорошо. Ей тоже.
«п.4.6.Сотрудник Проекта «Темпос» должен воздерживаться от каких либо взаимоотношений с коллегами по работе, кроме деловых и дружеских.
Более тесные отношения между сотрудниками не возбороняются, но признаются не желательными и не одобряются.
П.4.8. В случае, если сотруднику проекта «Темпос» станет известно о фактах установления подобных нежелательных отношений между лицами участвующими в проекте, и скрывающим это, он должен незамедлительно поставить в известность об этом Заместителя руководителя проекта ответственного за подбор персонала и поддержание психологического климата и Руководителя службы безопасности проекта.» — Эти два пункта из должностной инструкции она зачитала ему по-памяти, с деланной монотонностью и едва сдерживая улыбку, на третью или четвертую ночь, когда отдышавшись от часовой скачки, они что-то жевали, переговариваясь и набираясь сил перед новым заездом. И они тогда оба засмеялись — почти как дети. Ведь, если следовать должностной инструкции, то проинформировать «лояльный сотрудник» об их связи должен был их самих. Ну, что бы они знали, что спят вместе. Это было даже забавно.
А проинформировать лояльный сотрудник должен был его — Чжана Мин, временно исполняющего обязанности руководителя службы безопасности. И ее — Маричку Ван Гутен — главного психолога проекта.
Она закурила, и мужчина чуть заметно поморщился — он не любил курящих, и особенно курящих женщин. Маричка это знала, но курила, словно провоцируя его.
Уже шел 3-й месяц их служебного романа, уже прошла первая страсть, но ему все так же хотелось близости с ней. Причем во всех отношениях, а не только в сексе.
— Кажется, у них таки получилось. — Он лежал на спине, заложив руки за спину и глядя в потолок.
Фраза была абсолютно дежурной. В перерывах между сексом они любили поболтать о разном — в основном о работе, обсосать коллег, или о чем то еще — важном и не очень..
Любовники прекрасно знали об успешном проколе, как в «Темпосе» называли свой 20-й или 30-й по счету эксперимент, и что произошедший пуск контура несколько дней назад, наконец-то стал удачным.
Прорыв, прокол, перенос — ЭТО называли по-разному.
В возможность ЭТОГО верили.
На это надеялись и на это давали деньги.
Но успех все равно был неожиданным. Неожиданно быстрым и легким.
Нет! Конечно же, было ясно, что впереди еще титаническая работа и не менее титанические траты. Но все-таки! Все таки это был первый реальный успех — успех, измеряемый всего в несколько наносекунд, но и эти крохотные крупицы времени доказывали, что «Темпос» движется в правильном направлении, а каждый новый шаг будет даваться легче, чем предыдущий.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Они оба не были техническими специалистами, прямо отвечающими за успешность или неуспешность проекта, но изрядная толика бонусов, премий и прочих радостей, теперь должна была пролиться и них, как на лиц причастных к этому успеху.
— Нет, она куснула его за мочку уха. — Получиться у них где то через неделю. или две. Пока не знаю.
— Это как?
— Ну, ты будто не понимаешь, как это бывает. Вроде бы взрослый мальчик. Давай на примере поясню.
