— Вот без чего я точно обойдусь, так это без «палёнушки».
— Да она нам даром не нужна! Но продукты там могут быть. Вы с нами? — Спросил я «бутербродов».
— Да легко! — Ответил захмелевший Васька.
На том и порешили…
Глава 18
О времена, о нравы!.
Отправив с утра Петьку под призрение стоматологов (Вовка хотя и клялся убить засранца, сжалился над нами и согласился посмотреть за негодяем), мы прошли неведомыми коридорами в заброшенный технический тоннель. Узкий коридор с множеством труб по правой стороне вывел нас к неприметной двери, запертой ввинчиными по периметру болтами, которые для пущей секретности были заклинены сваркой. Провозившись с преградой минут сорок, мы попали в обширное помещение. Оно было настолько велико, что свет фонарей не освещал боковых стен. То есть потолок над нами был, а стены терялись в глубине мрака. Жуть! Ну, я понимаю — в центре города, на станциях заложенных при Молотове и Ежове… Но чтоб встретить такое на окраинах спальных районов… Никогда бы не подумал.
Под ногами хлюпала вода — мои ноги в легких берцах промокли вхлам, и я тащился, матерясь про себя и оскальзываясь на каких-то обломках, на полном автомате. Воняло гадостно. Каким-то болотом. Как выдерживал направление Палтус — загадка… Но вскоре мы вышли в полукруглую нишу, из которой наверх поднимались вмурованные в бетон стальные скобы.
Палтус, закинув «ксюху» на спину полез наверх. Ну и мы за ним естессна! Вдвоём откинули крышку люка (тяжелый, зараза!) и выбрались на поверхность.
Оказалось, что на люке (и без того весящем тридцать кг) навалены еще обломки упавшего забора. Вокруг, сколько хватало глаз, простирались руины разрушенных построек, густо засыпанных пеплом. Прямо передо мной лежал труп, вмятый в асфальт рухнувшим фонарным столбом. Судя по длинным волосам — женский. С небес валил пепел и клочья копоти. Над головой, воющее-шелестяще, пронеслось что-то реактивное.
Слева, за завалившейся будкой раздался пронзительный детский вопль. Мы с Палтусом, не сговариваясь, метнулись за бетонный обломок и залегли. Ждать пришлось недолго. Из-за угла показалась коренастая фигура мужика, тащившего за собой за шиворот, маленькую фигурку в синем спортивном костюме, с растрепанными длинными волосами. Мужик размахнулся зажатым в руке автоматом, нацеливаясь прикладом между лопаток своей жертве. Донеслась площадная брань с характерным акцентом. Как будто камни под языком прокатились.
ДА-ДАХ!..
Над ухом рванул воздухом и пороховыми газами автомат Сереги.
Фигура мужика замерла на мгновенье и начала оседать. Мы выскочили из укрытия и, шаря стволами по сторонам, приблизились. Вокруг никого не было. Мужик в короткой кожаной куртке, заросший многодневной щетиной, булькнул разорванным горлом, последний раз загрёб ногами пепел по асфальту и затих. Шмоная труп, я повернулся к жертве.
Девочка, лет двенадцати. Невероятно чумазая, она, поскуливая, отползала в сторону. К ней подскочил Серега:
— Жить хочешь? Двигай за мной! — Он схватил её за руку.
Девчонка попыталась вырваться, но видимо осознав происходящее затрусила увлекаемая Палтусом за обломки забора, в сторону открытого люка. Я, сняв с мертвеца АКМ, самодельный подсумок с магазинами и диковинного вида револьвер, метнулся следом.
Из люка уже выбрались ребята. Забившись в угол развалин, мы выставили посты наблюдателей и принялись приводить девчушку в чувство. Этому способствовали вода из фляги и энергичные похлопывания по замурзанным щёчкам.
— Зовут тебя как?
— Ик, Света-а-а-а.
— Что это за урод был?
— Не знаю-ю! Они нас в подвал затащили… Их там пятеро… здрорвые гады! Еда у них и водка… и сигареты странные… Ленку раздели, а я убежать хотела… Они ударили а потом еще…
— Ленка жива?
— Не зна-аю…
— Где, покажешь?
— Там у цистерны, ход вниз, я туда не пойду-у-у! — Девчонка зашлась в плаче.
— Коля! Спускай ее в трубу и ждите нас. Через час не вернемся — уходите на станцию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да я дорогу сроду не найду.
— Ладно, просто спускайтесь и ждите, мы поглядим — и за вами…
Пригибаясь, мы вышли из-за укрытия и, поводя стволами во всех направлениях, двинулись к обгоревшей цистерне молоковоза.
Внезапно из-за нее выскочили четыре поджарые фигуры с автоматами и прежде, чем над ухом у меня протарахтела очередь «Печенега», что-то так садануло мне в плечо, что я осел на карачки, и на несколько секунд потерял интерес к происходящему.
О-о-о-о! Ну на несколько секунд, это я загнул. Я конечно был в состоянии кряхтеть и ворочать шеей. Градусов на двадцать. Не более. Но уже осмысленных боевых действий — да любых действий! — увольте. Единственное, что успел отметить для себя, это как у дальней фигуры вместо головы образовалось кровавое облако. Хотя вроде в ту сторону никто не стрелял. Но корову, как говорится, я на это не поставлю. Я сейчас представляю отнюдь не верх наблюдательности.
Ах ты ж блин! Больно как! Вскипела жгучей волной ненависть к фильмам про войну. Не, ну там персонаж получает пулю и слегка морщится. ВРАНЬЁ!!! Больно — жуть! Ничего делать не могу. Сквозь кровавую пелену застилающую глаза я увидел, как наши ворвались в подвал. Тут, я начал проваливаться в колокольный звон, что-то кольнуло в плечо, и я отпустил поводок рассудка…
Тянут штепсель из разетки,
Щелк, и гаснет картинка.
Мира больше нет!
Ну и хрен с вами!..
Глава 19
За несколько дней ДО…
Здание, стоящее в неприметном тупичке, уютно расположенном почти в самом центре Первопрестольной, не навевало на прохожих ровно никаких эмоций. Во-первых, чтобы его увидеть, нужно было пройти анфиладой запутанных московских двориков, во-вторых, на ближних подступах к нему сидели несколько дежурных компаний спортивного вида ребят, которые несмотря на культурную речь и отсутствие пивных банок и бычков поблизости, навевали на мысли об экстренной проверке «выключен ли утюг дома и закрыта ли дверь?». Даже если до квартиры было бежать километров двадцать или она была в другом регионе нашей необъятной Родины…
Впрочем, обитатели этого чуда архитектурной мысли полагались не только на наружную охрану: по близлежащим крышам были раскиданы снайперские пары, а в стратегических кустах скрывались не менее стратегические мины, замаскированные под пакеты со строительным хламом — в обязанности одной из дежурных гоп-компаний как раз и входило распугивание залётных бедоносцев-рогомётов и маргиналов всех мастей от поиска счастья в мусорках.
В одном из кабинетов этого загадочного сооружения, за толстыми стенами здания сталинской эпохи, как раз проходил прелюбопытнейший разговор:
— … а старшим группы пойдёшь ты, Донской. Вопросы?
— Один, Пётр Степанович. Разрешите? — в полуутвердительной манере обозначил своё желание попрепираться с комсоставом молодой парень лет двадцати пяти — двадцати семи.
— Ну попробуй, — вздохнул стареющий генерал, являя своим лицом всю печаль двенадцати колен Израилевых и скорбь десяти потерянных. Ходили легенды, что по продолжительности выдоха, его тональности и интонации, опытные кабинетные прихлебатели могли сделать выводы о том, какое настроение у бывшего командира десантно-штурмового батальона, на собственном пузе пропахавшем все горные и равнинные тропы от Кундуза до Пальмиры, по глупости и скудоумию предполагая, что оно может быть несколько лучше чем обычно. Наивные! Старого волкодава уже давно ничто не могло вывести из состояния внутреннего покоя и созерцания глупости и лени окружающих: его любовь к красивым женщинам сменилась искренней привязанностью к внукам, а ненависть к идиотам перетекла в привычку иногда посреди совещания кидать пепельницу в совсем уж откровенно не отдупляющего глас разума бедолагу.
