— Это псалтерион, старинный музыкальный инструмент, — раздался знакомый голос Улы, и я вздохнула с облегчением. — Его владелец, странствующий музыкант из Южной Франции, трубадур средней руки.
Наконец-то Ула объявился! Интересно, что за неотложные дела заставляют его все время отлучаться от моей драгоценной персоны?
Увидев нас, мужчина, сидевший во главе стола, привстал и жестом приказал нам сесть рядом. Мило улыбнувшись, он сказал:
— Анри сочинил боевую песню, которую он будет исполнять, если начнется штурм. Эта песня должна будет осрамить незваных гостей.
Оригинальный способ защиты! Я представила себе трясущегося как желе Анри, который под градом стрел скулящим голосом выводит свою песенку, и едва сдержала улыбку. Анри, похоже, такая перспектива совсем не радовала, но он мужественно остановил дрожь в коленках, от которой затрясся весь стол, и начал свое пение:
Срам вам, козлы, глазами глядящие жадно
На целостность древней могучей твердыни!
Древней? Ула мне рассказывал, что замок был выстроен около двадцати лет назад. Правда, грязи тут было и в самом деле многовато даже для столетнего замка.
Много подобных вам лезли сюда кровожадно!
А че добились? Где эти жмурики ныне?
Как вы посмели напасть на людей беззащитных!
Эта строчка у Анри прозвучала очень правдиво и прочувствованно (особенно если учесть его незабываемый аккомпанемент коленками!)
Дети и женщины в страхе в подвалах рыдают!
Но не откроем мы вам потихоньку калитку!
Дело пахнет плагиатом! Или это первая реинкарнация Нани Брегвадзе?
Ваши кишки мы себе на рукав намотаем!
Оч-чень миленький куплетик! Хоть и нескладный… А строчка про детей и женщин в подвалах хорошо бы пошла где-нибудь на Курском вокзале вкупе с традиционным “На хлеб прашу, на водку прашу!”.
Что, испугались? Я слышу, трясутся поджилки! Мы тоже!
Трусы! Мы вас обратим всех в позорное бегство!
Ловким ударом уложим вас всех на носилки,
В битве используем мы все подручные средства!
Без комментариев!
Только трусливый мужик продается за деньги!
Где продается? Я б купила парочку на развес для домашней уборки…
Жалкий наемник, у нас ни шиша не получишь!
Слушайте, гады, мое вдохновенное пенье!
Голос мой громкий трусливые уши оглушит!
Насчет ушей не уверена, может, там были и “души”, но так звучало лучше. Послышался ехидный голос Улы:
— Когда я опекал одного арабского мудреца, мы были приглашены на пир, где пел один отвратительный певец. Мой подопечный изрек: “Слышал я, что от пения совы человек может умереть, но от пения этого человека сдохнет любая сова…”
Я вспомнила, как от пения самого Улы дохли люди, и подумала, что эта фраза с таким же успехом могла относиться к нему самому.
Тем временем Анри закончил свое впечатляющее подвывание и скромно прикрылся ладошкой в ожидании комплиментов (или тухлых помидоров). Все молчали. Тогда Анри робко осмелился спросить:
— Ну что?
— Ну если это смикшировать и выпустить отдельным синглом, то… — ляпнула я не подумав. — Ой, то есть… я хотела сказать, что это звучит… очень устрашающе…
Джеймс де Линт нахмурился и встал из-за стола:
— Можешь идти, Анри. Я позову тебя позже. Ты тоже, Ричард, — кивнул он второму мужчине.
Когда те вышли, де Линт повернулся к нам, и я смогла как следует его разглядеть. Это был крупный, осанистый мужчина лет сорока с красным полным лицом и небольшими серыми глазками. Не таким я себе представляла владельца замка. Но и де Линт вряд ли ожидал, что перед ним вместо симпатичной молодой девушки предстанет чумазое пугало из восьмой части “Хэллоуина”. Он скроил вежливо-неопределенную мину и довольно-таки кисло произнес:
— Это и есть твоя сестра, Уэрч? Да, похоже, она долго скиталась по лесам. Что ж, послушаем, что она может нам рассказать.
Элард ткнул меня в бок. Я послушно повторила рассказ о таинственном незнакомце, выползшем из дерева. Цвет лица де Линта постепенно становился багровым, и я уже предвкушала, что его хватит кондрашка (не подумайте, что я такая кровожадная, просто никогда не видела, как человека хватает кондра-тий.) Но де Линт остался жив и даже выдавил:
— Все это похоже на правду. Но какой это для меня удар! Генри, мой приемный сын! Я воспитывал его как родного!
Вот это новости! Так тот парень — приемный сын владельца замка?! И он решил сбежать из замка? Никакого воспитания и уважения к предкам!
— Но что он мог нести в мешке? — спросил Элард. — Мы же вывезли все ценности из замка еще до начала осады.
— Наверное, какие-то свои пожитки, — отмахнулся де Линт. — О боже! Мой сын оказался трусом и дезертиром! Позор нашему роду!
Де Линт прикрыл лицо руками и изобразил вселенскую скорбь. Почему-то он мне нравился все меньше и меньше. Чем-то напоминал героев мексиканского сериала, у которых очень ненатурально получается убиваться по загубленной невинности какой-нибудь Хуаниты-Долорес.
— Но вы уверены, что он просто сбежал? — осторожно осведомился Элард. — Ведь он мог вступить в сговор с…
— Нет! — зарычал де Линт. — Мой сын не может быть предателем! Он просто испугался и сбежал!
Если хотя бы у половины родителей моего времени была такая глубокая и непоколебимая вера в собственных детей, я думаю, мы могли бы избежать многих проблем. Элард, однако, продолжал настаивать на предательстве:
— Может, мне распорядиться, чтобы поставили стражу у двери в подземный ход? На всякий случай…
— Нет! — опять рявкнул де Линт и добавил уже спокойнее: — У меня есть продуманный план обороны, мне нужен каждый солдат. Если мне удастся освободить от постов хотя бы пять человек, я сам распоряжусь об охране подземного хода.
Странно все как-то! Подземный ход в лесу можно легко обнаружить. По сути, он является самым слабым местом в обороне и его должен стеречь по меньшей мере взвод амбалов. Однако я проникла в ход, не встретив на своем пути ни одного стражника, да и, похоже, их туда никто не собирался ставить. Кажется, де Линт не имеет ни малейшего представления о ведении обороны. Элард, по-моему, был солидарен со мной, но предпочел промолчать и не нарываться.
— Ладно, Уэрч, иди, займи свой пост, — сказал де Линт. — По моим предположениям, штурм начнется не ранее завтрашнего утра, так что сегодня можете особо не напрягаться.
М-да, дядя явно не суворовец! Штурм должен был начаться через несколько часов!
Элард встал, явно удивленный и разочарованный.
— Я думаю, твоя сестра не должна показываться среди солдат, — резонно заметил де Линт. — Она может посидеть в библиотеке до вечера. Там растоплен камин.
— Благодарю вас, мессир, — поклонился Элард. — Если позволите, я сам отведу ее туда.
— Отведи, отведи, — махнул рукой Джеймс де Линт и повернулся к жарящейся тушке, дав нам понять, что разговор окончен. Мне показалось, что он был слегка раздражен нашим появлением.
Элард шел понурый. Как только мы отошли на приличное расстояние от зала, я дернула его за рукав и зашептала:
— Что бы там ни говорил твой де Линт, я точно знаю, что штурм начнется сегодня, причем уже очень скоро!
Элард резко остановился:
— Знаешь? Но откуда?
— Не могу объяснить, — замялась я, — но ты должен мне верить!
Элард пристально посмотрел на меня:
— Ты какая-то странная, но, если честно, мне и самому кажется, что штурм вот-вот начнется. Пойду, расскажу все моим друзьям, а ты сиди в библиотеке и никуда не выходи! Если что-то случится — лезь в окно, там невысоко.
Я вспомнила размер окон и очень усомнилась в том, что я смогу просунуть туда даже голову. Однако я надеялась, что в критической ситуации Ула все-таки придет мне на помощь. Надежда эта, правда, была очень слабой, если учесть необъяснимую любовь Улы к отчетам и совещаниям.
В библиотеке было очень тепло. Объяснялось это тем, что комнатка была маленькой и мощный камин прогревал ее всю. На полках в беспорядке лежали рукописные книги. Переплеты некоторых были отделаны драгоценными камнями. Я сообразила, сколько может одна такая инкунабула стоить в моем времени, и присвистнула. У меня даже появилось естественное желание притырить одну штучку, чтобы выгодно ее загнать, если я все же попаду домой хотя бы в здравом уме.
— Даже и не думай! — раздался голосок Улы, и мой Помощник красиво нарисовался в углу. — Ты не сможешь протащить книжку с собой!
— Ты что, мои мысли читаешь? — спросила я.
— Нет, я заметил жадный блеск в глазах.
— Это отблеск пламени камина, — попыталась отвертеться я и перешла в наступление. — Кстати, полагаю, мне не стоит спрашивать, где это ты шлялся всю ночь?
Ула промурлыкал: