натянулась. Спина и плечи словно окаменели от напряжения. Что с ним такое? Непонятно… А может, так проявлялась его… ярость?
Пол подо мной предательски заскрипел, и Ригель резко обернулся, метнув в мою сторону острый взгляд. Я вздрогнула и попятилась. В следующий момент дверь захлопнулась, оборвав все мои догадки.
В голове забегали мысли: он увидел, что это была я, или подумал, что кто-то другой? Мне стало тревожно и стыдно одновременно. Я сбежала вниз по лестнице, изо всех сил стараясь не поддаваться панике. Главное — помнить, что Ригель меня не волнует, мне все равно… — Ника, — позвала меня Анна, — ты мне не поможешь?
Она держала корзину с выстиранными вещами. Отбросив тревожные мысли, я немедленно подошла к ней, чувствуя волнение, как всегда, когда она ко мне обращалась.
— Конечно!
— Ой, спасибо! Пойду загружать вторую порцию, а ты пока разложи все по местам, ладно? Знаешь, что куда положить?
Я взяла у нее корзину с ароматным бельем, заверив, что смогу найти правильные ящики и знаю, куда положить ее кружевные салфетки. Дом был не слишком велик, и я уже изучила его вдоль и поперек, в том числе благодаря тому, что помогала Анне с уборкой. Развешивая свою одежду в шкафу, я почувствовала стыд из-за того, что Анна видела, какая она старая и поношенная. В корзине осталась всего пара рубашек с коротким рукавом, мужских. Я пыталась понять, куда их отнести. Хм, на Нормане таких полинялых рубашек я не видела, нет, это явно не его вещи. Я посмотрела на дверь комнаты Ригеля. После того, что произошло всего полчаса назад, появляться в «опасной зоне» не хотелось. Где гарантия, что он меня не узнал, да и вход туда мне воспрещен —Ригель ясно дал мне это понять.
Но, с другой стороны, я выполняла просьбу Анны. При таком отношении ко мне разве я могла ее подвести и не выполнить маленькое задание? Я сама просила ее поручать мне хотя бы простую работу по дому. И что теперь — нарушить слово и вернуться к ней с этими рубашками? Я долго колебалась, но все-таки подошла к страшной двери. Нервно сглотнула, подняла руку и, зажмурившись, легонько постучала. Ответа не последовало. Может, стоило посильнее постучать? Мысль о том, что, возможно, Ригеля нет в комнате, подбодрила меня и придала смелости. Ригель запретил мне входить в его комнату, и, конечно, лучше его слушаться, но, может, всетаки воспользоваться его отсутствием и положить ему на кровать эти рубашки?
Я нажала на ручку двери… И ахнула, когда она ушла из-под моих пальцев. Дверь открылась, и все мои надежды рухнули.
Казалось, его черные глаза в эту секунду насылали на меня черное проклятие. Ригель стоял прямо передо мной. У меня задрожали ноги. Как мог семнадцатилетний парень уметь так испепеляюще смотреть на людей?
— Можно узнать, что ты здесь делаешь? — медленно спросил Ригель ледяным тоном. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Я опустила глаза на корзину с рубашками, и он тоже на нее посмотрел.
— Это… — промямлила я, — это твои, я просто хотела их положить…
— Что-что? — раздраженно прорычал Ригель. — Значит, фразу «Не входи в мою комнату» ты не понимаешь?
Я почувствовала, как сгибаюсь под его гневным взглядом.
— Меня попросила Анна. — Я чувствовала необходимость убедить Ригеля и себя, что в его комнату меня вело не любопытство, а только чувство долга. Слишком поздно я поняла, что эти слова были лживыми на вкус. — Она попросила разложить по местам постиранные вещи. Я просто выполняю ее просьбу…
— Выполни теперь мою просьбу, — Ригель взял корзину из моих рук, колючим взглядом пригвождая меня к полу. — Уйди отсюда, Ника.
Когда он разговаривал со мной сквозь зубы, то всегда называл меня Никой, а не бабочкой. Как будто мое имя — финальный аккорд, усиливающий значение его неприятных слов. Я сжала пальцы, почувствовав легкое натяжение пластырей. Ригель начал закрывать дверь перед моим носом.
— Это элементарная вежливость, — укоризненно сказала я, тщетно пытаясь отстоять свою правоту. — Как ты не понимаешь?
В глазах Ригеля промелькнула тень, и, едва шевеля губами, он пробормотал: — Вежливость?
Я напряглась, видя, что Ригель открыл дверь. Он шагнул вперед, высокий и устрашающий, и уперся рукой в косяк.
— Мне не нужна твоя… вежливость, — угрожающим тоном медленно произнес он. — Я хочу, чтобы ты убралась отсюда.
Его вкрадчивый голос действовал на меня ошеломляюще, будто проникая в мою кровь. Я отскочила от Ригеля и испугалась собственной реакции. Впервые в жизни мне захотелось почувствовать злость, или презрение, или обиду в ответ на его поведение, но сердце больно сжалось от гораздо более глубокого мучительного чувства.
Потом он закрыл дверь, и я осталась одна в полной тишине. Прикусив губу и сжав кулаки, я пыталась избавиться от болезненного ощущения. Ну почему мне так больно, если только что между нами произошло самое обычное столкновение в череде похожих стычек? И надо быть полной дурой, чтобы подумать, что что-то изменилось.
Сколько я помнила, Ригель всегда меня кусал. Не хотел, чтобы я к нему прикасалась, приближалась или пыталась его понять. Вроде бы ему ничего от меня не было нужно, и в то же время он умудрялся мучить меня. Он преследовал меня как кошмар. Иногда мне казалось, что он хочет меня уничтожить, а иногда всячески демонстрировал, что не может находиться со мной в одном помещении.
Строптивый, загадочный, подозрительный — настоящий волк.
Его очарование сродни очарованию ночи, его глаза мерцали далеким холодным светом, как звезда, чье имя он носил. Я должна перестать тешить себя надеждой, что все изменится. Я вернулась к Анне, чтобы сказать, что все сделала. С трудом получалось говорить нормальным голосом. Она одарила меня красивой улыбкой и спросила, не хочется ли мне чаю, и я кивнула.
Мы сели поболтать, устроившись на диване с горячим напитком.
Я спросила о магазине, и Анна рассказала о своем помощнике Карле, хорошем парне, которому она очень доверяет. Я слушала, стараясь не упустить ни одной подробности, и грелась в теплом свете ее улыбки. Голос у Анны был ласковый и мягкий, как шелк. От ее светлых волос и нежного лица исходило свечение, которое, наверное, видела только я.
Мне Анна казалась сказочной героиней, но она, конечно, об этом не знала. Иногда я смотрела на нее и узнавала в ней черты мамы, ее ласковые глаза,
