— Идут, хозяин.
Нурутдин посмотрел на бинокль туда, куда указывал пехлеван — заметил. И в самом деле, заметил. Дым над горами, не дым даже — а дымок, когда работают десятки дизелей, да на дурной солярке — это заметно даже с такого расстояния. Вот и хорошо…
— Передай по цепи! Всем приготовиться! Замаскироваться!
Санобар взял камешек, ловко кинул его в сторону ближайшего к нему бойца. О том, что шурави теперь научились слушать частоты, на которых обычно работают рации муджахеддинов и таким образом узнавать о готовящейся засаде — духи уже знали…
Нурутдин осторожно поднял голову, когда первые машины уже показались из-за поворота, они шли с довольно большой для этих скоростью и, что самое странное — в колонне не было ни танков для сопровождения, ни боевых машин пехоты, ни бронетранспортеров — обычные машины. Хотя… обычными их назвать было сложно. Угловатые, со спрямленными листами кабины, с малой площадью остекления, с какими то решетками на кабине — они шли ходко и даже одним своим видом выражали угрозу.
— Пропускаем… — решил Нурутдин-хан — не стрелять!
Поздно. На этот случай существовал свой способ предупреждения, но — поздно! Со склона к одной из машин потянулась стальная стрела, лопнула яркой вспышкой на обрешетке кабины. Следом стартовали еще несколько — били грамотно, голова, середина, хвост колонны, главное остановить, потом уже добивать. Со склона хлестнули автоматы…
Головная машина, которая должна была остановиться от гранатометного выстрела[23] — гранатомет мог сжечь танк, не то, что кабину грузовика шурави — продолжала идти…
С нескольких машин слетел тент — и в сторону бандитов глянули стволы скорострельных пушек и крупнокалиберных пулеметов. Мгновение — никто не успел и опомниться, как скорострельные установки с ходу открыли шквальный огонь по склонам, буквально заливая их огнем. При этом — колонна шла, ее так и не удалось остановить.
Ни про управление боем, ни про дальнейшие попытки остановить колонну речи уже не было — Нурутдин-хан даже не пытался рассмотреть колону, как он это обычно делал — стоящие машины шурави, такие грозные в поле и такие беспомощные здесь, в афганских горах, дым, желто-черные клубы огня от разрывов гранат, мечущиеся, горящие, пытающиеся вести бой фигурки людей — шурави. Ничего этого не было — а была лишь свинцовая метель, пожирающая склон.
Когда колонна прошла — Нурутдин — хан так и лежал, закрыв голову руками.
— Вставайте, амер — подтолкнул его пехлеван.
Бандитский главарь медленно поднялся. Склон был буквально перепахан.
— Кара Аллаха…
— Надо уходить, амер. Шурави вышлют вертолеты…
— Кара Аллаха… — Нурутдин-хан остановившимися глазами смотрел на дорогу, на склон, где то тут, то там — рваными кучами тряпья лежали те, кто еще час назад составляли его отряд. Кое-где поднимались — но это был уже не отряд. Это было сломленные и испуганные люди — чтобы их снова не послали в бой, они будут готовы на все, убить его, предать Джихад, переметнуться на сторону коммунистов. Все что угодно — только не под ливень свинца, пожирающего склон…
— Кара Аллаха…
Пехлеван, не обращая внимания, потащил своего амера за собой. Где-то — то ли далеко, то ли совсем рядом, горы обманчивы, любят играть со звуком — рокотали лопастями вертолеты.
Колонна прошла — с одним убитым и одним раненым. Банда Нурутдин-хана, потеряв в засаде тридцать шесть человек, уже не сможет восстановиться никогда. Все произошло так, как и боялся опытный бандглаварь — его убили во время следующего ночного привала, Санобара тоже убили. Остатки бандитов, деморализованные, разбежались…
Москва, Кремль Вечер 30 декабря 1987 года Экстренное заседание Политбюро ЦК КПСС
Если послушать лиц "сильно демократической" национальности, тех самых, у которых мама русская, а папа — юрист, то получается, что человеческая жизнь в СССР ничего не стоила. Это утверждение, кстати, было одним из основных мессаджей, которые вбивали в голову советским людям предатели и враги народа. Ваша жизнь ничего не стоит, вы для государства — ничто! Как назло (а может и не как назло) рвануло в Чернобыле, потонул теплоход Адмирал Нахимов… все эти катастрофы создавали у людей ощущение беспомощности, хрупкости разрушающегося на глазах мира, вызывали неврозы и фобии. Каждый из этих случаев обрастал слухами — причем ни Второе ни Пятое управление КГБ СССР не сделали ничего для того, чтобы эти слухи пресечь. Наоборот, засекречивая, замалчивая случившееся, не делая из этого простых и понятных выводов — делали только хуже. Один погибший слухами превращался в десяток, в сотню, в тысячу, распространялись самые дикие слухи — что нас травят, что в овощах нитраты и их нельзя есть, что от экологии вымирают чуть ли не целыми городами. Истерия после Чернобыля привела к остановке строительства атомных станций и деградации всей атомной отрасли — а ведь фирм, способных полным циклом производить гражданские атомные реакторы в мире было — на пальцах одной руки пересчитать! Да что там говорить… Мальчик в овраге нашел пулемет — больше в деревне никто не живет — никогда такого не слышали? А ведь этих частушек — в свое время было море, все они были сделаны по единому шаблону и явно не детьми, били, прежде всего, по детям, которые с хохотом рассказывали их друг другу на школьных переменах. А ведь самые мудрые педагоги уже били тревогу — в частушках этих закладывалась поведенческая модель — наплевательское отношение к чужой жизни, смерть как предмет шутки, мимолетная жестокость, недоверие к власти. Вот и думай — то ли детей неразумных, ремнем по мягкому месту, то ли серьезно выявлять авторов этой идеологической диверсии…
О том, что произошло у посольства СССР в Кабуле в Москве стало известно через десять минут, более-менее полная информация (пусть предварительная) появилась через полчаса. Еще через полчаса — из Кабула в Москву вылетел маршал Соколов, член Политбюро ЦК КПСС. Еще через час — генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Соломенцев приказал собирать экстренное заседание Политбюро ЦК КПСС. Ему ответили, что многие члены Политбюро уже отдыхают, а кто и уехал — и получили в ответ такой поток мата, что весь остаток дня по чинным коридорам ЦК взмыленные чиновники бегали вприпрыжку.
Вот как советские чиновники, жестокие, бесчувственные и бессердечные — отреагировали на случившееся в Кабуле!
Генерал-майор госбезопасности Гейдар Алиев опоздал на заседание Политбюро ЦК КПСС на полчаса. Но каждую минуты этой половины часа он потратил с максимальной пользой, и теперь был готов не только защищаться, но и атаковать. Он прекрасно понимал, что первый вопрос, который возникнет на Политбюро — кто виноват, и виноватым, прежде всего, будет он. Но лучшая защита — это нападение и ПГУ, а точнее следовавшие с ним генерал госбезопасности Бояров и полковник госбезопасности Караваев дали ему оружие для того, чтобы нападать.
— Партбилеты с собой взяли? — осведомился Алиев
Контрразведчики синхронно похлопали по карманам — в здание ЦК пропуском был только партбилет, никакой другой документ там не признавался.
Больше Алиев не произнес ни слова, и не попытался даже дать каких-то рекомендаций, как вести себя. Караваев должен был присутствовать на заседании Политбюро первый раз, нервничал — но виду не показывал. Впрочем — может и не пригласят.
Машина — черный бронированный ЗИЛ с Волгой сопровождения — проехала в Боровицкие ворота, покатила по чисто выметенным асфальтовым дорожкам. Внутри Кремля все было освещено, на антрацитно-черный асфальт из темной выси небес падали редкие, задумчивые снежинки.
Пропуск им выписали сразу, было сразу видно, что Председатель Президиума Верховного Совета пользуется в здании авторитетом. На третий этаж поднялись не на лифте, а пешком — как обычно, здание казалось вымершим — пустые, застеленные красными ковровыми дорожками коридоры, торжественная тишина. Можно было бы сказать — слышно, как муха пролетит — да кто ее сюда пустит, муху то…
Перед кабинетом Генерального секретаря Алиев притормозил, дал указания
— Сидите спокойно, пока не позовут. Говорите правду, как есть. Не приукрашивайте.
— Есть! — ответил Караваев, хотя его ответа никто не ждал.
Алиев завел ГБшников в приемную, сам исчез за дверью, где проходило заседание Политбюро.
Собрались не только узким составом — но даже без кворума. Соломенцев, Громыко, Алиев, Соколов. Соломенцев и Громыко — старая гвардия, давно спелись против Алиева, он это знал. Соколов держался нейтрально, грызни не любил, много времени проводил в Кабуле — значит, вызывали, прилетел спецрейсом. Примерный аналог Совета национальной безопасности при Рейгане, только еще более узкий состав. Можно сказать — силовой комитет Политбюро.
