— А кого еще ты видишь вокруг себя? Он как раз самый подходящий и есть. Или, может, ты на красавчика Константина засматриваешься? Так он уже почти женат. Или тебе понравился кто-нибудь из этих разбойников-латинян?
Девушка насупилась, недоумевая, почему мать упомянула Константина. Неужели Зоя, лучшая подруга, проговорилась? Ведь только ей Марина призналась в своих тайных чувствах к молодому купцу. Впрочем, сейчас это уже не очень-то волновало Марину. Гораздо больше ее насторожило предположение матери о латинянах.
— Не нужны мне ни Константин, ни латиняне! — выпалила она резко. — Я, может… Я, может, вообще в монастырь уйду, как Рузанна!
Сказав так, Марина сама испугалась собственных слов и, оторвавшись от матери, быстро зашагала вперед. Догнав дочь, Таисия схватила ее за рукав и растерянно пробормотала:
— Ну, что ты, Маринка, не надо такого говорить, не надо!.. Я не стану тебя торопить, время покажет, как будет лучше.
Марина поняла, что мать смутили не столько слова о монастыре, сколько о Рузанне. Уже почти девять лет минуло с тех пор, как дочь Андроника жила далеко от дома, в женской православной обители, которая приютилась в лесистых горах где-то между монастырями Сурб-Хач и Святого Стефана Сурожского. Упоминание о Рузанне, как и о погибшем в морской пучине Григоре, было в доме Андроника Таги под негласным запретом.
Марина тоже избегала мыслей о сводной сестре, потому что они будили в ней какое-то тягостное чувство, похожее на смутные угрызения совести.
Но вечером она снова невольно вспомнила о Рузанне, когда, поднявшись по внутренней лестнице на второй этаж, прошла мимо комнаты, которую когда-то занимала дочь Андроника. Перед мысленным взором Марины промелькнули события той уже далекой весны, когда нарушился привычный порядок купеческого дома.
Войдя в свою спальню, девушка распахнула окно и, опершись на подоконник, засмотрелась вдаль. Окно выходило в сторону моря, а дом Андроника стоял на некотором возвышении, и потому за крышами и деревьями Марине была видна морская равнина, сейчас подернутая вечерней дымкой. Колокол на башне Христа уже пробил девять часов, и город постепенно погрузился в тишину и сумрак. Прохладный ветерок доносил запах моря и освежал лицо Марины, пылавшее внутренним огнем из-за неприятных воспоминаний…
Она тогда была маленькой девочкой, почти ничего не знавшей о жизни и во всем полагавшейся на мать — свою единственную опору в тревожном мире, своего обожаемого ангела и наставника. До семи лет Марина боялась спать одна, и мать баюкала ее, укладывая с собой. Но потом Андроник положил этому конец, заявив, что девочке следует приучаться спать отдельно, а Таисия не должна ее баловать. Вскоре родился Георгий, он был беспокойным ребенком, и у матери уже не оставалось времени возиться с Мариной.
Первое время девочка плакала, засыпая в своей спальне, и ее приходила успокаивать Ждана, а иногда — Рузанна, бывшая на восемь лет старше сводной сестры. Рузанна говорила, что надо быть сильной и смелой, чтобы выжить в суровом мире и отогнать от себя злых духов. И постепенно Марина привыкла к строгим порядкам купеческого дома, перестала бояться и уже спокойно засыпала одна.
В ту весну из далекого путешествия вернулся Григор. Впоследствии, подрастая, Марина узнала историю своего сводного брата, бывшего незаконным сыном Андроника.
Случилось так, что во время осады Кафы татарами, заразившими город чумой, Андроник находился вдали от родного дома — в своей знаменитой поездке к древним городам Ближнего Востока. Когда он смог наконец вернуться на родину, то с ужасом узнал, что его жена и двое детей умерли от чумы. Погоревав, Андроник нашел утешение в объятиях красивой гречанки, приехавшей в Кафу из Херсонеса, откуда тянулась за ней прилипчивая слава гетеры. Скоро возлюбленная родила Андронику сына, названного Григором, но жениться на ней купец не мог, поскольку все родичи были против, да и священники осуждали такой брак. Возможно, Андроник в конце концов переступил бы через их недовольство и запреты, но тут гречанка внезапно исчезла из города. Одни говорили, что ее похитили татары, другие — что она сама сбежала с кем-то из бывших любовников. Как бы там ни было, но мать Григора так и не объявилась в Кафе, оставив мальчика отцу, и Андроник очень привязался к сыну, признал его своим законным наследником. Жизнь шла своим чередом, и, погрустив какое-то время, купец женился на молодой армянке Наринэ — девушке из добропорядочной семьи. Ни Наринэ, ни ее родне не нравилось, что в доме Андроника живет незаконнорожденный сын, и, не желая огорчать жену, купец поселил мальчика в своем загородном доме. Впрочем, привязанность его к сыну отнюдь не стала меньше, и он по-прежнему воспитывал Григора как своего наследника, хотя надеялся дождаться и других детей. Однако Наринэ оказалась слаба здоровьем и произвела на свет только Рузанну, двое других детей родились мертвыми, а вскоре и сама Наринэ умерла. Андроник уже почти смирился с мыслью, что его единственным сыном и преемником в делах купеческого дома останется Григор, который рос на удивление смышленым и резвым ребенком. Все изменила поездка Андроника в Киев, где он и познакомился с Таисией. После женитьбы и рождения Георгия у купца появился второй наследник, хотя и старшего сына Андроник не собирался ни в чем обделять. Григор уже мог самостоятельно вести торговые дела, и если отец предпочитал сухопутные путешествия, то сын любил море и корабли. Проводя жизнь в плаваниях, Григор редко бывал дома и, казалось, вовсе не был обеспокоен женитьбой отца.
Но в ту весну старший сын Андроника задержался в доме дольше обычного. Григор был веселым красивым юношей двадцати двух лет, и домочадцы поговаривали, что расчетливый Андроник хочет женить его на девушке из богатой семьи. А для шестнадцатилетней Рузанны отец уже подыскал жениха — немолодого, но весьма состоятельного вдовца. Впрочем, в доме никаких разговоров о свадьбе пока не велось, все было тихо, спокойно, и маленькая Марина не видела вокруг ничего примечательного.
Но все изменилось в тот поздний майский вечер, когда теплый воздух, казалось, сгущался в предчувствии ночной грозы, а голоса птиц звенели каким-то тревожным ликованием.
Марина долго не могла уснуть, но не решалась позвать Ждану, чтобы вновь не выглядеть маленькой трусихой, к которой вернулись давно забытые ночные страхи. Вообще-то, страха как раз не было; просто девочке хотелось, чтобы кто-то рядом с ней посидел и рассказал на ночь сказку — одну из тех историй о богатырях и царевнах, которые она особенно любила.
Наконец, поворочавшись с боку на бок, она решилась заглянуть к Рузанне, комната которой была недалеко, надо было только немного пройти по коридору. К тому же юную Рузанну Марина стеснялась меньше, чем старших.
