верила.
И вдруг на бумагу капнула прозрачная жидкость. Лера подняла глаза. Лидия Александровна плакала. Молча, беззвучно. Её губы скривились от внутренней боли, а из глаз текли слёзы, скатывались по щекам, и срывались с точёных скул на бумагу. Лере вдруг стало жаль её. Как бы она ни воспитывала сына, то, что он делал с ней потом, было слишком жестоким. Кого винить в этой ситуации, и на чьей стороне правда, девушка судить не бралась. Однако очевидно было одно: женщина с непростой судьбой плакала над фотографиями сына, которого потеряла. Может, дежурная больницы была права, и в жизни действительно всякое бывает?
— Почему вы убедили Анну… Филипповну настаивать на обвинении?
Она молчала.
— Вы боялись?
Она кивнула.
— Вы всё ещё любите своего сына.
Усилием воли мать сдержала слёзы и рыдание, которое должно было вырваться из её открывшегося рта. С трудом она выдавила из себя одно единственное слово.
— Нет.
Это было ложью.
Тем временем в комнату вошла Анна.
— Звонил патологоанатом. Есть результаты анализа.
— Они сказали результат? — оторвалась Лидия Александровна от фотоальбома.
— Да. Девяноста девять и девять в периоде. Это он.
— Что значит "Он"?
— Труп принадлежит Александру.
Лидия Александровна осела на своём стуле. Из её груди долго и медленно вышел вздох облегчения.
— Ну, вот и всё, произнесла она, — значит, ваш пациент не имеет к моему сыну никакого отношения. Может какой-нибудь из его друзей сошёл с ума и вообразил себе, что это он. Так или иначе, надеюсь, то, о чём мы говорили, не выйдет за пределы этой комнаты.
— Даю вам слово. Но… зачем всё-таки была эта эксгумация? Вы ведь могли приехать в центр и опознать нашего больного лично…
— Аня посоветовала поступить так. У неё юридическое образование. Но теперь это вас не касается, — женщина как будто восстанавливала себя из разбитого состояния, — это больше не ваша забота, так?
— Да, — согласилась Лера, — придётся передать Владимиру Захаровичу, что у нас, скорее всего, случай шизофрении. Простите, что отняла ваше время…
— Ничего страшного. Мы ведь с вами интеллигентные люди. Встретились, пообщались, решили вопрос… Надеюсь, вы понимаете, что его детали конфиденциальны?
— Да, разумеется. Мне пора. Ещё раз спасибо вам…
Выходя в прихожую, Лера задела открывающуюся наружу дверь, и та слегка стукнулась об комод. Дверца открылась, и на пол вывалился целый ворох тряпья: платья, свитера, юбки, джинсы, ещё какие-то элементы одежды, все пыльные, потускневшие, и явно давно не ношенные. Смятые, спутанные между собой, с какими-то принтами и вышивками, изображающими птиц, цветы, котят, надписи на английском. Что-то вышитое бисером, что-то с наклеенными стразами, что-то с фальшивой вышивкой. Всё такое разное, яркое и бесполезное, это тряпьё выкатилось из переполненного комода от легчайшего толчка, будто чудовище из своей берлоги в мир разваливающейся искусственной пестроты. Девушка постаралась сделать вид, что ничего не заметила, и попробовала открыть дверь, однако та не поддавалась.
— Я помогу, — Лидия Александровна подскочила к двери и, закрывая своим телом от Леры мусор, произвела сложную манипуляцию обеими руками с замками на двери, от чего та, наконец, открылась, выпуская гостью на лестничную клетку.
Лера поспешила покинуть подъезд, с удовольствием закрыла за собой железную дверь и вдохнула холодный вечерний воздух. Да, они интеллигентные люди. И как эти интеллигентные люди могут жить в таком прекрасном месте такой ужасной жизнью? Девушке не хотелось сейчас ничего анализировать с точки зрения психологии, думать о результатах разговора и тестов, о фотографиях, и вообще думать. Ей просто хотелось отдышаться. От сильнейшего гнева, и вместе с тем от сильнейшего сострадания. Мать искренне мучилась. Потому что её мучил сын, и мучила мать, и ещё она мучила сама себя. Сколько же боли в её жизни! И она воспроизводит эту боль, и получает её в ответ. Как сделать так, чтоб этого не было, чтоб люди жили счастливо, а дети не вырастали драконами? Нет, в экспертизу Лера не верила. Что там уже можно понять через два года в гробу с червями? Или эта Анна соврала ей? Да, пожалуй, более холодного человека, чем супруга Александра, Лера ещё не видела. Женщина, сделанная изо льда, для которой ничего не стоит, поняв, что дело пахнет возвращением тирана, соврать матери о смерти сына. Но может это и ложь во благо? Несчастной женщине будет легче, если для неё её сын умрёт, а цикл, повторяющийся из поколения в поколение, продолжится.
Глава четвёртая, об играх и сильных мужчинах
Вдруг внезапное ощущение опасности оторвало девушку от тяжёлых размышлений и дыхательной гимнастики. В вечернем воздухе её ноздри уловили какой-то непонятный запах спирта и тухлятины. Прямо перед ней, в сорока метрах, стоял худощавый, высокий мужчина в длинном чёрном пальто, с длинными тёмно-серыми волосами, струящимися на плечи и грудь из-под чёрной ковбойской шляпы. Мужчина смотрел в упор прямо на неё, прямо ей в глаза, и уголками рта улыбался. На стоянке, где раньше разгружали мебель, теперь был припаркован чёрный BMW, рядом с которым стоял огромный, метра два ростом, мощный человек в чёрном деловом костюме, и тоже в упор смотрел на Леру. А с другой стороны к ней направлялся высокий плотный мужчина в военной форме, на ремне которого виднелась кобура.
Лера ощутила так часто накатывавшее на неё в последнее время чувство страха. Льдинка вновь обдала холодом изнутри её грудь. Однако на этот раз неприятное чувство, зародившись
