Ровена покачала головой:
— Боюсь, ваша сестра не очень-то любит меня.
Гарет усмехнулся.
— Марли никогда не любила никого, кроме меня. — Увидев удивленный взгляд Ровены, он добавил: — Разве ее нежное отношение ко мне не очевидно?
Они оба засмеялись. Напряжение Ровены рассеялось.
Смех Гарета быстро растаял, оставив лишь горькую улыбку сожаления.
— Марли любит и ненавидит меня с одинаковой страстью. Когда ей исполнилось шесть лет, она обрезала волосы, чтобы походить на меня. Отец не обратил на это никакого внимания. Он лишь потрепал ее по голове и заказал ей новый наряд. Она тут же разрезала его, чтобы сделать воздушного змея, которого запускала с самой высокой башни. — Гарет оставил вспоминания о прошлом и обратился к Ровене:
— Пошли. Я проведу тебя обратно в Карлеон. С этим шлемом под мышкой тебя того гляди примут за попавшегося грабителя. Какого-нибудь обедневшего барона, которого ведут к владельцу замка для справедливого возмездия.
Ровена пошла по тропинке пружинящим шагом, едва не прыгая от избытка радостных сил, вливавшихся в нее с этими первыми днями осени.
— А этот господин замка — он великодушный человек?
— Напротив! — воскликнул Гарет. — Я слышал, что он подобен волку в человеческом обличье, которому все равно, что повесить, что зажарить вороватого барона.
— А если вороватой окажется баронесса?
Голос Гарета понизился до хриплого рычания:
— Ну, тогда он просто проглотит ее целиком!
— Как раз это и говорила мне Марли… — Она обернулась, успев заметить направление взгляда Гарета. Рыцарь не сводил глаз с ее ног. Боже, она совсем забыла о своих нескромно подобранных юбках. Ну и вид! Вот уж впрямь пойманная шлюшка.
Щеки ее загорелись. Она поспешно ухватилась пальцами за крепкий узел завязанной юбки в надежде легко распустить его,
— Подожди. — Рука Гарета коснулась ее руки. Ровена остановилась. Он встал перед ней на одно колено, умелыми пальцами распутывая узел. — Мы за секунду приведем вас в порядок. Вы у нас будете настоящей леди.
Если его открытая улыбка была попыткой успокоить ее, то, увы, попытка не удалась. Ровена стояла, вся сжавшись, вздрагивая при каждом прикосновении его пальцев. Щеки ее пылали. Она смотрела на его склоненную голову и вдруг заметила два седых волоска среди черной шевелюры.
— Сколько вам лет? — тихо спросила она.
— Сколько, вам кажется? — Он поднял голову, опершись локтем о колено.
— Я думаю, что вы старше Большого Фредди.
Улыбка Гарета добавила морщинок вокруг его глаз.
— Сколько же лет Большому Фредди?
Ровена перестала краснеть, сосредоточенно нахмурившись. Гарет терпеливо ждал, пока она считала на пальцах. Наконец она растерянно сказала:
— Он старше всех нас.
Гарет закончил возиться с узлом. Юбки живописным каскадом распались вокруг его рук.
— Боюсь, я слишком стар. Мне тридцать три.
Ровена легко запорхала по тропинке вперед. Гарет глядел ей вслед, уткнув подбородок в кулак. Солнце, льющееся сквозь ветви древнего дуба, придавало ее волнистым волосам цвет неотшлифованного золота. Ровена перепрыгивала с одной стороны дорожки на другую, протягивала руку, чтобы погладить грубую кору орехового дерева, сорвать крошечный, в прожилках, листик. Потом она повернулась лицом к Гарету, застенчиво разглаживая раздувающуюся юбку.
Ее слова долетели до него на крыльях прохладного ветерка.
— Тридцать три года, сэр Гарет. Это ужасно много!
Он опустил глаза, прежде чем она успела разглядеть их выражение.
— Иногда, Ровена, я и впрямь чувствую себя стариком.
Она подождала, когда он поднимется, и полетела дальше, почти танцуя от неудержимого веселья, столь же неподвластного сгущающимся теням, как и последние лучи солнца, согревающие непокрытую голову Гарета.
Шло время. Марли и Гарет, казалось, забыли о ней. Ровена окунулась в жизнь, неведомую ей ранее. Теперь она могла отдыхать, предаваясь полному ничегонеделанью. Но это плохо ей удавалось. Выходя на прогулку в лес, она возвращалась вся перепачканная, сияя белозубой улыбкой. Данла старалась не видеть, как эта странная леди бросает очередного ободранного зайца у очага. Гарет с удивлением поднимал бровь, получая свежее мясо в дни, когда он не охотился, и бормотал что-то о множестве браконьеров в его лесах. Данла лишь улыбалась и кивала, притворяясь не только глухой, но и слепой, а прислуживавшие девушки тихонько посмеивались между собой. Ровена подшучивала над Гридмором, то и дело таскаясь за ним по пятам, а он был слишком слеп или слишком вежлив, чтобы обижаться на нее.
Она мало знала о жизни знати. Отец промотал состояние своей жены задолго до рождения Ровены. Но странности Карлеона удивляли Ровену. В таком поместье должны были находиться рыцари и оруженосцы, пажи и слуги, исполняющие приказы Гарета. Вместо этого, он одевался сам, сам облачался в доспехи и обходился несколькими десятками слуг в замке, для обслуживания которого требовалось не меньше сотни человек.
Все больше ощущая одиночество, Ровена вновь и вновь мысленно возвращалась в Ревелвуд. Однажды вечером она сидела у огня, обхватив колени и думая о том, как Маленький Фредди наслаждался бы бланманже, которое Данла приготовила сегодня на ужин. Рис и молоко, которые не доел за обедом Гарет, могли бы прокормить этого мальчика целую неделю. Злые слезы жгли ее глаза. Она была никем в Карлеоне, всего лишь лишним ртом, который прислуге приходилось кормить. Обитатели замка обращали на нее так мало внимания, что на могла бы убежать, и ее не хватились бы несколько дней.
Она подняла голову, не трудясь скрыть бунтарский блеск в глазах. В дверях стоял сэр Гарет, небрежно прислонившись к косяку. Его глаза холодно изучали се, вызывая у Ровены страшное ощущение, что он может читать ее мысли. Он только что возвратился с полевых работ. Его безукоризненный плащ был небрежно переброшен через плечо. Он остался лишь в тунике и бриджах, запыленный, вспотевший, как крестьянин. Чувствовалось, что утомление работой приносит ему наслаждение. Его глаза сверкали, Ровена наклонила голову, мучительно пытаясь совместить образ рыцаря, который угрожал убить всех в е семье, и образ смеющегося человека, который прошлым вечером подбрасывал вверх выдержанные в меде изюминки, а она ловила их языком. Она думала, что является для него всего лишь забавным существом, причем, по мнению Марли, не очень умным.
Ей хотелось бы встряхнуть его, потребовать ответа на вопросы, которые она никогда не осмелится задать, сорвать маску, под которой скрывается этот человек.
Однако ответы могли бы оказаться страшнее вопросов, а человек без маски куда более опасным. Ровена поднялась и проскользнула мимо Гарета, не сказав ни слова. Она лишь ответила высокомерным кивком на пожелание доброй ночи. Ровена обещала отцу остаться здесь на год, и она останется. Темные глаза Гарета сверлили ее спину, когда она поднималась по винтовой лестнице.
Осень подходила к концу, день становился все короче; и каждый час все стремительнее приближал Ровену к наступлению ночи, когда она сворачивалась в своей меховой постели на полу у подножия кровати Гарета. Она знала теперь, что меха эти не были случайно сброшены с постели Гарета, но положены здесь в самую первую ночь для ее удобства. Ровена ждала, что он предложит ей переселиться в спальню Марли или спать в большом зале, но он не делал этого. Однако теперь она не приходила в спальню позже Гарета, как в первую ночь. До его прихода она всегда была уже уютно укутана и погружалась в свои мечты. Иногда он не приходил вовсе. Однажды его не было целую неделю не только в спальне, но и вообще в Карлеоне.
Однажды ночью Ровена внезапно проснулась чувствуя в сердце тяжесть необъяснимого томления. Она зарылась щекой поглубже в мягкий мех, но желаемое успокоение не приходило.
Тогда она отбросила меха в сторону и тихо прошла к окну. При ее прикосновении ставни, скрипнув, открылись, и в спальню устремился бледный свет луны. Повеявший бриз охватил ее прохладой. Ровена вздрогнула, зная, что ветер, несший прохладу в Карлеон, вскоре задует жестоким холодом в Ревелвуде. Серебряный глянец лунного света на камне напомнил ей цвет волос Маленького Фредди. Она со вздохом прижалась щекой к стене.