Ровена приподнялась на цыпочках за их спинами, но ей все равно ничего не удалось увидеть. Тогда она протиснулась под рукой Марли, но лишь ударилась о ставень, когда Марли резко повернулась.
— Смотри, какая у него свита! Он, наверное, ведет с собой половину Англии.
Гарет вздохнул.
— Этот негодник задался целью облагородить наше житье-бытье. Он не может простить мне, что я отпустил всех рыцарей моего отца. Сэр Блэйн не делает тайны из своего презрения к нашей сельской жизни.
Ровена опустилась на колени, надеясь хоть что-либо увидеть. Гарет взглянул на нее сверху, подняв одну бровь, когда она пролезла между ним и его сестрой и наконец устроилась у окна. Она, сама не замечая этого, прижалась щекой к его руке, полностью поглощенная действом, развернувшимся на холмах перед Карлеоном.
Из Ардендона к ним тянулась целая праздничная процессия. Осенний пейзаж оживился всплесками пурпурного и малинового цветов, Колесницы и паланкины придавали серому дню великолепие веселого праздника. Затем следовали всадники на гарцующих лошадях, накрытых желтыми и изумрудными атласными покрывалами, расшитыми золотом. Ровена вздохнула в благоговейном восторге, воображая неслышимые с такого расстояния звуки: шум трепещущихся вымпелов, укрепленных на паланкинах, фырканье великолепных жеребцов, дышащих паром в холодном воздухе, пьянящий смех дам.
— Один хороший удар, — умоляла Марли. — Это все, что я хочу дать ему.
— Нет, — отвечал Гарет.
— Я отпущу его, едва он начнет хныкать. Клянусь.
— Нет, — повторил Гарет.
Надутая губа Марли показалась сквозь привычную уже путаницу волос, свисавших на лицо. Гарет погрозил ей пальцем.
— Я запрещаю. Блэйн не в таком восторге от тебя, как я. Он с радостью использует любой повод, чтобы проткнуть свое копье сквозь твое черное маленькое сердце.
Марли презрительно фыркнула.
— Блэйн все время стремится проткнуть меня тем или иным способом, с тех пор как я пренебрегла его сватовством.
— Ну, отказ он тебе, может быть, еще и простил бы. Но то, что ты сбила его с лошади на виду у его отца, — никогда. В то время сэр Брайан сделал его рыцарем, и он был очень гордым малым.
— Рыцарь или не рыцарь — он всегда был слишком глуп для меня.
Ровена трепетала, возбужденная развернувшимся перед нею зрелищем. Гарет взглянул сверху на золотистую головку, покоящуюся в забывчивости на его руке, лежавшей на подоконнике. Взор ее затуманился. Вся она отдалась картине празднично расцвеченных лугов, наблюдая за процессией, мечтательно приоткрыв губы. Гарет сжал зубы при мысли о том, что было бы, если бы Ровена так же посмотрела на него, и тут же вздохнул о несбыточности этого.
Ровена почувствовала почти неуловимое напряжение его мускулов. Жесткие завитки волос на руке Гарета кололи ее нежную щеку. Она подвинулась, неожиданно ощутив давление его тела. Подняла глаза. Гарет коснулся пальцами ее щеки. Трепет вновь пробежал по ее телу, но уже совсем другого рода. Смущение затопило ее жаркой волной.
Марли криво ухмыльнулась, глядя на эту сцену. Гарет смутился и по-отечески нежно похлопал Ровену по щеке.
— Я поеду в деревню, распоряжусь, чтобы прислали побольше слуг. Если мы даем ужин сегодня, то это должен быть роскошный ужин. Насколько я знаю Блэйна, он надеется, что снега задержат их у нас на всю зиму, которую они проведут, наслаждаясь нашей говядиной и нашим элем.
— И нашими служанками, — добавила Марли вслед уходящему Гарету. Она смотрела на Ровену, явно о чем-то размышляя.
Ровена по-прежнему глядела в окно, положив подбородок на руки и совсем забыв о великолепии процессии Блэйна. Теперь она наблюдала, как Гарет седлает своего Фолио. Жеребец танцевал от нетерпения, и Гарет, послав им рукой веселое приветствие, расправил плечи и, пустив коня в легкий галоп, помчался к воротам замка.
— У тебя не получается ненавидеть его так, как ты хотела бы, правда?
Ровена обернулась. Отодвинув прядь волос, Марли позволила ей увидеть улыбку устрашающей сладости. Она протянула Ровене свою грязную ладонь:
— Пошли, леди Сокровище. Коль уж меня лишили любимой забавы, пожалуй, подберу тебе наряд для праздника. Если ты спустишься к ним в этом глупом тряпье, то поблекнешь среди столь многих дам. Ты ведь не хочешь этого, правда?
Ровена неохотно приняла руку Марли, предпочитая скорее удар ее кулака, чем эту нежданную доброту.
Дверь, к которой они подошли, зловеще заскрипела, поворачиваясь на железных петлях. Ровена сжала руку Марли и осторожно выглянула из-за плеча своей более высокой спутницы. Марли пошла вперед, в сумрак открывшейся комнаты. Ее обычно энергичные, громкие шаги стали намного глуше.
В покоях вовсе не царила полная тьма, как показалось вначале. Послеполуденное солнце освещало снаружи бархатные полотнища, закрывающие окна. Просачивающееся сквозь ткань солнце создавало в покоях голубой полумрак, в котором можно было различить прикрытую полотном мебель. Тонкая смесь аромата розмарина и запаха плесени щекотала ноздри. Рука Марли выскользнула из ее руки, и Ровена сжала себе нос, не решаясь чихнуть.
— Здесь все как всегда, — прошептала Марли.
Подсвечники были окутаны паутиной. В центре спальни стояла большая кровать, накрытая лишь одной полотняной простыней, под которой угадывалось нечто бесформенное. Ровене вдруг показалось, что это нечто может подняться и поплыть прямо к ним. Страх сковал ее.
Марли потрясла головой, как бы отгоняя воспоминания, и прошла к дубовому шкафу в углу.
— Клянусь, мы найдем здесь подходящий наряд для тебя.
Ее уверенные слова ободряли, хотя тон их был непочтителен. Ровена вздрогнула, когда дверь шкафа грохнулась о стену. Пока Марли рылась в шкафу, Ровена пробралась к кровати. Она осторожно тронула пальцем то, что скрывалось под простыней. Ткань взорвалась бешеным писком, и она отдернула руку.
— Мыши, — отозвалась Марли, не оборачивать. — Конечно, они заведутся. Кошки сюда не приходят. Остерегайся крыс.
Ровена огляделась с беспокойством. Огромные размеры спальни только усиливали его. Она присела на уголок кровати, потрогав носком ноги темное пятно на каменном полу рядом с кроватью.
Из-под кровати послышалось слабое царапанье когтей по камню. Ровена быстро подобрала ноги. Марли не обращала на нее внимания; она уже полностью забралась в шкаф. Виднелись лишь подметки ее ботинок. Из шкафа доносился ее приглушенный голос;
— Я пряталась здесь, когда была маленькой. Шкаф проходит сквозь стену. Тут вдесятером уместишься.
Ровена наклонилась над простыней и все-таки робко приподняла край. В жутком потустороннем свете покоев с трудом различались очертания колыбели. Она провела рукой по ее прекрасной резной поверхности. На пальце остался толстый слой пыли.
Ровена испуганно опустила простыню. Марли наконец показалась из шкафа, свистнув от удовольствия и развернув какое-то платье переливчато-синего цвета, отделанное горностаем. В неестественном свете смятый бархат, казалось, парил над полом, обретя самостоятельную жизнь.
— Как тебе, нравится? Прекрасно подойдет тебе, правда? Синее, под цвет твоих глаз.
Густая синь совсем не была схожа с цветом глаз Ровены, но она ничего не сказала об этом.
— Очень красиво. Но я не смею носить чью-то одежду без разрешения владельца.
Марли фыркнула.
— Леди, которая могла бы возражать против этого, давно уже нет на свете. Моя мачеха умерла почти двадцать лет назад. У тебя есть мое разрешение. Это — все, что тебе нужно.
Она нагрузила одеждой руки Ровены, затем вновь нырнула в шкаф, чтобы вытащить оттуда большой плат[4] и пояс. Марли все время бормотала про себя, очевидно, подражая мачехе:
— «Стой прямо, Марли. Причешись, Марли. Не горбись, как обезьяна, Марли». Глупая сучка думала, что сможет сделать из мена настоящую леди.
— Действительно, глупая, — тихо сказала Ровена. Над нею проплыла вуаль, опустившись прямо ей на голову. Ровена отодвинула нежную газовую ткань с лица. — Она была красивая?
